Жемчужины, приклеенные к системам воздухоочистки, блестят перламутром.
О, Великая Мать Аматэрасу, сегодня!
Ёсида подзывает сыновей.
— Сфагны сплетают ветви, поддерживая друг друга. Так и среди родственников заведено. Сегодня многое решится, и я не смогу вам помочь. Но вы должны быть вместе, пусть даже вас разделяют тысячи дней трясины! Ясно вам?!
— Да, отец.
— Да.
Неторопливо сфокусировав фотоэлементы, Ёсида смотрит в глаза сыновей, столь совершенные, что хрусталикам еще долго ждать замены. Медлить нельзя, на пределе восприятия сенсоров старик чувствует, как дрожит Топь в предвкушении битвы.
— Одевайтесь.
Мальчишки исполняют приказ отца. Сначала набедренные повязки и рубахи. Дважды обхватывают талии пояса. Белые повязки-хатимаки — символ презрения к смерти — исчезают под рогатыми шлемами.
Икки готов. Мура не отстает от брата. Лица мальчиков — две звезды, отраженные в Топи, две капли воды на запястье старика Ёсиды.
Икки моргает под броней маски. Мура тоже не знает, зачем понадобился этот маскарад.
Майор опечален. Он обучил мальчишек тактике боя и маскировке. С помощью вирт-учебников и симуляторов объяснил, как управлять файтером и подземной лодкой. Гипнозом и отупляющей зубрежкой влил в мальчишек науку, необходимую для выживания. Но он так и не смог рассказать им о главном — об искусстве убивать!.. При демобилизации этот пункт бусидо начисто выжгли из мозга Ёсиды. Метнув сюрикэн или притронувшись к фамильной катане, старик платил за удовольствие болью в сердце и пеной изо рта. Утопив вербовщиков-амфибий, Ёсида три дня едва дышал… Что ж, годы и лишения научат ребятишек лучше, чем ветеран.
Жаль, они не воспринимают доспехи всерьез, считая их причудой отца. У них нет сенсоров, способных различать колебания высших сфер и вылавливать информацию (новости с фронтов, к примеру) из ряби на поверхности Топи, из полета чомг и кваканья лягушек. Зато Ёсида в этом спец.
Братья топчутся на месте:
— Отец, нам бы настроить наших рю, а?
Мальчишки разобрали тацу и сделали из запчастей двух жутких энергомонстров, которых они называли маленькими драконами-рю.
— Хаяку! Быстрее! — взрывается криком Ёсида. — Проверить оружие! Вы должны принять бой! Слышите, должны! О, вы подарите мне счастливый день, если выстоите в схватке!
Пока дети суетятся, майор сканирует листок сфагна. Мертвые водоносные клетки. Между ними — живые. У сфагна нет корней, сфагн никогда не умирает, он просто тянется вверх, пока нижняя часть его разлагается, спрессовываясь в торф. Ёсида — нижняя часть. Икки и Мура — верхняя.
Вместе — вечность.
Порыв ветра сотрясает стены дома. Пятая луна рассекает туман серебристой дорожкой, по которой идут две стройные фигуры.
Женщины.
Икки и Мура замирают, будто залитые в смолу скорпионы.
Ёсида слышит, как стучат их сердца, их дыхание — грохот барабанов. Парней охватывает волнение, ибо, кроме отца, они не знают иных людей. Если к острову подплывала баржа торговцев, малышам запрещалось выходить из дому. Ёсида заставлял их нырять в Топь на время переговоров и, что бы ни случилось, не всплывать. Утонуть, но не всплывать! И уж тем более братья никогда не видели женщин.
Две фигуры на лунной дорожке. Две прекрасные девушки.
Ёсида — буси по рождению. Он знает: любви достоин лишь товарищ по оружию, а женщина предназначена для домашнего хозяйства и рождения сыновей. У Ёсиды есть фантомы, есть инкубатор — отставному майору не нужна кита-но ката[6]. Ёсида спит головой на запад, лицом к северу, и никто и никогда не возлежал с ним рядом лицом к югу.
Девушки останавливаются у киботанкетки. Они звонко смеются, поправляя роскошные черные волосы, спадающие водопадами нефти до изгибов колен. Любви достойны только юноши, но… Ёсида вынужден признать: красотки смущают его.
Они — ведьмы. Имена их — Угуису-химэ и Кагуя-химэ.
Они явились, чтобы сразиться с Икки и погубить малыша Муру!
— Когда приходит время смерти, размышлять о цветках сакуры глупо! Вы должны принять бой, мальчики мои! Это враги! Убейте!
Слово Ёсиды — закон для мальчишек. Убить так убить, отец плохого не прикажет. Икки кидается к «Плазме».
Залп! Залп!
Еще! Еще!..
Платформу трясет, майору кажется, что дом вот-вот рухнет в Топь.
Девушки хохочут. Изгибаясь, будто в танце, они прыгают с кочки на кочку. Энергетические капсулы, расцветая маками взрывов, пластают торф там, где только что были красавицы. «Ха-Го» подбрасывает в воздух, в пламени мелькает красно-белый круг.
Бесполезно. Термоголовки капсул игнорируют женскую плоть. Изо льда девицы, что ли?! Мимо. Мимо. Опять мимо!..
А значит…
Пора обнажить мечи!
Сыновья понимают Ёсиду без слов. Майор любуется затянутыми в доспехи фигурами, скользящими над сфагновыми мхами. Топь колышется, взволнованная антигравными струями.
Девушки ждут. Девушки смеются.
Говорят, кто не ошибается, тот опасен. Пришлые ведьмы очень опасны. А еще говорят, самурай ковыряет во рту зубочисткой, даже если ничего не ел. У Ёсиды как раз закончились зубочистки.
Икки и Мура приближаются к незваным гостьям. Сталь покидает ножны.
Столкновение.
Отблески металла.
Тюдан-но-камаэ. Плечи расслаблены. Взмах мечом — из-под левого кулака видна прелестная девичья головка. Спина ровная, как побег бамбука, не наклоняться! Правая стопа вперед, руки выпрямляются, лезвие-вспышка разит улыбку гостьи. Дожать кистями! Взмах и удар — одно движение, один миг!..
Казалось бы, схватка окончена, ведьма мертва. Но нет! Мэн-суриагэ-мэн — красотка отступает с левой ноги, длинные волосы ее разделяются на две пряди. Одна прядь спешит навстречу мечу, отбивая лезвие вправо, вторая хлещет Муру по кабуто — юный воин оглушен.
Противница Икки легко отражает его атаку, отбивая волосами меч влево и вверх. И тут же — мощный удар стопой в грудь воина. И откуда в хрупкой фигурке столько силы?! Икки опрокидывается на очес.
Что происходит, а?!
Икки тут же вскакивает.
