Съедобных кореньев и всего того, что они находили в лесу, хватало на всех. Кадары собирали столько, сколько им надо было самим. Они не обменивали лесные продукты и не продавали их. Они сами делали себе одежду из коры, лыка и листьев. Сами строили свои бамбуковые хижины и ни в чем не нуждались.
А потом настали такие тяжелые времена, что ни боги, ни Малавай и Маланкуратти не могли уже помочь кадарам. В джунглях появились люди из нижней долины. Кадары не знали, кто их создал, но эти люди сказали, что все здесь, в джунглях, принадлежит не кадарам, а неизвестному им махарадже Кочина. Эти люди называли себя лесной охраной и контракторами. Лесная охрана распоряжалась во владениях кадаров, как в своих собственных, а контракторы заявили, что отныне лесные продукты должны поступать в их ведение. Они заставляли кадаров собирать теперь больше, чем они собирали до этого. Они отбирали у них перец, кардамон, мед, ценные сорта тростника. Они отбирали у них даже то, что было необходимо для поддержания существования самих кадаров. Взамен контракторы давали им немного серебряных и медных монет. Сначала кадары не знали, что с ними делать. Но потом пришли торговцы и стали давать за монетки куски ярких тканей, пьянящую арраку и затемняющий сознание опиум. Иногда они давали все это кадарам и без монеток, но тогда надо было расплачиваться кардамоном, съедобными кореньями, медом. Через некоторое время в джунгли пришли рабочие и стали рубить деревья. Они проложили две стальные полосы и по ним неведомо с чьей помощью стали ходить крошечные вагончики, которые увозили то, что было добыто кадарами. Аррака туманила мозги даже самым благоразумным мужчинам, и контракторы их обманывали. В этом мире изобилия все меньше и меньше оставалось места для племени. Людей выгоняли с насиженных земель и на этих землях создавали тиковые плантации. В поисках съедобных кореньев кадарам приходилось проделывать далекий и тяжелый путь. Некогда сильные и энергичные люди стали слабеть от недоедания. Женщины не были в состоянии рожать здоровых детей, дети умирали через два-три дня после появления на свет. В племени появились неизвестные до этого болезни.
Кадары, как и маласары, стали превращаться в бесправных, полунищих поденщиков Лесного департамента, в поденщиков-собирателей. Древний рай предков был безвозвратно и окончательно потерян. Боги утратили свою силу, вожди — мудрость. Новые хозяева, пришедшие из чужой, незнакомой жизни, по-своему распорядились судьбой племени.
МЫ ОТПРАВЛЯЕМСЯ К КАДАРАМ
— Знаете что, — сказал мне Вену Гопал, — двадцать миль пешком до Кудияркотти — это сплошная потеря времени, которого у вас и так немного. Мы попадем в поселок в лучшем случае к вечеру. Давайте попытаемся достать джип.
— Хорошо, — ответила я. — Но пройдет ли джип через тот участок джунглей?
Лесничий задумался.
— Настоящей дороги там нет, — неуверенно начал он, — это просто широкая тропа. Очень неровная, повсюду кустарник, корни деревьев, но проехать можно.
На следующее утро сияющий Вену Гопал пригнал джип главного инженера Пирамбикуламской плотины. Джип вел себя подозрительно с самого начала. Он не хотел заводиться. Оказавшиеся поблизости два парня помогли сдвинуть машину. В моторе что-то заурчало и зарокотало. Джип тронулся с места. Но посреди рабочего поселка он снова стал, и опять мы взывали к помощи и сочувствию местного населения. Асфальтированный участок пути мы проехали более или менее благополучно. Правда, на каждом крутом повороте мы рисковали выпасть из машины и измерить собственными телами округлость земли на склоне, поросшем жестким кустарником. Но это было бы не смертельно.
Мы добрались до строительства Малой дамбы, а там начиналась знаменитая «широкая тропа». Вначале тропы джип внезапно остановился и взбрыкнул задними колесами, а мы сделали, к счастью, не совсем успешную попытку пробить собственными лбами ветровое стекло.
— Давайте поднимем стекло до отказа, — сказал Вену Гопал, потирая ушибленное место, — и тогда, если такое случится, мы проскочим в раму.
Перспектива «проскочить в раму» меня не совсем устраивала, но все-таки это было лучше, чем врезаться в осколки ветрового стекла. Джип, так же внезапно, как и стал, сорвался с места и пьяными зигзагами устремился вперед по тропе. Под его колесами гибли придорожные кусты, деревья со стоном и скрипом цеплялись за кузов машины, ветви «проскакивали в раму» и хлестали по нашим лицам. Вену Гопал вцепился в руль, который упрямо норовил выскользнуть из его рук.
? Ну нет, — приговаривал шофер-любитель, — это не удастся. Мы даже не остановимся. Уж лучше так ехать, чем стоять. Правильно?
— Правильно, — согласилась я. — Всегда лучше ехать, чем стоять.
В это время джип подскочил вверх. Во рту стало больно и неприятно: я прикусила себе язык. Норовистый прыжок не прошел даром и джипу. Мотор заглох, и мы снова остановились. Лесные курочки, вынырнувшие из кустов, с любопытством уставились на нас.
— Давайте я вас сменю, — наконец решилась я.
— Пожалуйста. Я передохну пока. — И Вену Гопал развел пыль по вспотевшему лицу.
Я села за руль, но мотор опять не заводился. Мы начали но очереди нажимать на все кнопки и дергать за все рычаги. Вдруг джип сорвался с места, однако пошел задним ходом.
— Ура, едем! — закричал Вену Гопал. — Только не останавливайтесь! Разворачивайтесь!
Легко сказать, разворачивайтесь. Руль на колдобинах и корнях вырывается из рук. Шея, повернутая назад, начинает нестерпимо болеть. И я вижу, как неумолимо надвигается на нас тамариндовое дерево, стоящее совсем в стороне от тропы. Наконец удается благополучно проскочить дерево, но развернуться негде. Я начинаю подозревать, что мы сейчас задним ходом снова выскочим к Малой дамбе и рухнем в котлован.
— Разворачивайтесь! — снова кричит Вену Гопал. — Давайте прямо по кустам!
Мне удается развернуться. Теперь мы едем вперед, но все тем же задним ходом. В моторе что-то начинает угрожающе выть и стонать.
— Сейчас взорвемся. — Вену Гопал переходит на свистящий шепот.
— Лучше стоять, чем взрываться, — отвечаю я таким же шепотом.
— Да, лучше… — Но Вену Гопал не успевает кончить: непослушный джип на всем ходу врезается в огромную кучу помета, оставленного диким слоном. В нас летят увесистые куски навоза, и мы только беспомощно прикрываем головы руками. И снова стоим.
? Я уже отдохнул, — уныло вздыхает Вену Гопал и старается белоснежным платком стряхнуть слоновий навоз с чистого отутюженного костюма.
Мы с трудом восстанавливаем нормальный ход машины и также зигзагами выезжаем на берег горной реки.
— Теперь, — говорит лесничий, — главное, не застрять в реке.
Он жмет на газ. Джип, подняв фонтан брызг, врывается в реку и там, на самой середине, его мотор безнадежно замолкает. Быстрое течение начинает сносить джип к невысокому порогу. Мы прыгаем в ледяную воду, втаскиваем в реку валяющееся на берегу бревно, укрепляем его камнями и преграждаем джипу путь к порогу. Мокрые, измазанные пылью и навозом, мы садимся на один из камней и с молчаливой тоской смотрим на джип.
В джунглях прохладно, солнечный свет зайчиками прыгает по колышущимся листьям деревьев, поскрипывает прибрежная бамбуковая роща, журчит на камнях река, посвистывая перекликаются птицы. А мы все сидим.
— Хоть бы шофер какой-нибудь попался, — вздыхает Вену Гопал. — Всего пять миль осталось. Можно было бы дойти пешком. Но ведь джип в реке не оставишь. Того и гляди снесет. А джип ведь главного инженера!..
— Так и до вечера можно просидеть…
— Вполне возможно. И даже ночевать, может быть, придется. Дорога глухая, по ней редко кто ездит. Интересно, а спички у вас есть?
Я нахожу спички, но они отсырели. Мы осторожно раскладываем по спиченке на прибрежных камнях.
