— Можно потрогать?
— Конечно.
И сразу раздалось несколько голосов:
— И мне, и мне.
Я отдала руку на растерзание. Фотоаппарат и кинокамера тоже были тщательно обследованы. Высокий парень в клетчатой рубашке принес циновку и расстелил ее посередине селения рядом с брошенными деревянными ступами, где несколько минут до этого женщины рушили падди[1].
— Садитесь, — сказал парень, — сейчас я расскажу вам, какая у нас беда.
Все ринулись на циновку, и мне не осталось места.
— Двигайтесь, двигайтесь, — засуетились женщины. — Пусть гость сядет в середину.
— Рассказывай, рассказывай, Канникерен, — оживились все.
— Вчера ночью на наши поля забрел дикий слон. Вытоптал рис и сожрал наш урожай. Что мы должны теперь делать?
Я не знала, что теперь делать. Все вздыхали и смотрели на меня.
— А у вас слоны есть? — спросил кто-то.
— Нет.
— Охо, охо, — снова зашумели все. — У них даже слонов нет. Откуда человек может знать, что теперь делать?
— Ну, а вы что делаете, чтобы охранять поля от диких слонов? — вышла я из затруднительного положения.
— Мы ночью бьем в барабаны и зажигаем огонь. Слоны пугаются и уходят.
— А что же случилось вчера ночью, почему слон не испугался?
— Пусть скажет тот, кто виноват.
Но виновника среди присутствующих не оказалось. Он благоразумно скрылся.
— Ему стыдно перед гостем, — объяснили мне. — Ведь он уснул, и наш барабан замолк.
Потом я заметила, что поля маннанов обнесены высокой бамбуковой изгородью. Это тоже от слонов. Однако животные нередко ломают изгородь.
Подошла высокая женщина. За ее спиной висел довольно упитанный малыш, привязанный к матери полосой ткани.
— Теперь пойдем ко мне в гости, — сказала она тоном, не терпящим возражений.
Я поднялась, и мы всем селением двинулись в гости к Лакшми — так звали женщину. Хижина Лакшми, как и все другие хижины в селении, была построена из бамбуковых жердей. Крыша и стены были оплетены пальмовыми листьями. Высота хижины составляла метра три. Окон не было, свет проникал через три открытых дверных проема. Стоял специфический запах дыма и еще чего-то мне незнакомого. Жерди на потолке закоптились, и с них свисали пропыленные лохмотья сажи. По правую и левую сторону от основного помещения были отгорожены небольшие каморки; стенки в перегородках, отделявших эти каморки, не доходили до потолка. В одной из каморок хранились циновки и домашняя утварь. Мебели не было. Под крышей висели глиняные горшки и бамбуковые сосуды. На земляном полу у тлеющего костра лежало несколько циновок — это была спальня. На противоположной стороне находился другой очаг. Здесь на трех вертикальных камнях стоял глиняный горшок, в нем варился рис. Недалеко от этого был подвешен тростниковый мат, на котором обычно сушат рис, а под ним разводят огонь.
? А в другой маленькой комнате у вас кто-нибудь живет? — спросила я Лакшми.
? Да, Танга и Раджу. Танга — моя дочь, — пояснила она, — а Раджу ее муж.
— Это я Танга. — В дверном проеме появилась тоненькая девушка лет шестнадцати.
? А где Раджу?
? Он спрятался, — засмеялась девушка. — Он стесняется. Раджу! — позвала она.
Однако в каморке по-прежнему не было движения. Раджу затаился.
— Пойдем к нему, — подтолкнула меня Лакшми.
Я заглянула в каморку. В углу, съежившись на циновке, сидел парень. Увидев меня, он прикрыл лицо ладонью, как стесняющаяся деревенская девушка.
— У вас все мужчины такие застенчивые? — спросила я.
— Большинство, — хихикнула Танга. — С ними очень трудно.
— Что же, они застенчивы как девушки?
— Как кто? — не поняла Танга.
— Почему как девушки? — вмешалась Лакшми. — Он застенчив как все молодые парни.
Теперь перестала понимать я. Только потом, когда я обнаружила, сколь сильны еще в родовой организации маннанов элементы матриархальных отношений, мне многое стало ясно. Эти отношения влияют на все стороны жизни племени. Застенчивый Раджу живет в доме матери своей жены. Обычай такого рода довольно распространен среди маннанов, очень многие мужчины в Маннанкоди живут в семьях своих жен. Девушка, выходя замуж, продолжает принадлежать к роду своей матери. Брачная церемония, как правило, происходит в доме невесты. Расходы по устройству свадьбы родители невесты поровну делят с родителями жениха. Жених же обязательно должен подарить невесте новое сари. Самая важная часть брачной церемонии — завязывание тали[2] на шее невесты. Этот обряд выполняет родственница жениха, в большинстве случаев — его сестра.
Старики племени хорошо помнят те времена, когда муж в обязательном порядке должен был жить в семье жены. Теперь времена меняются, и в племени появляются новые обычаи. Хотя старая традиция — селиться в семье жены — еще сильна, но уже появились случаи, когда мужчина требует, чтобы жена жила в его семье. Противоречия, возникающие на этой почве, приводят к частым разводам. Идет своеобразная борьба между матерями за дочерей и мужьями за жен. Нередко женщина, согласившаяся жить у мужа, уходит снова в семью матери. Поводом к этому служит то, что маннаны иногда на некоторое время покидают свои селения и трудятся в качестве поденщиков на соседних плантациях. Жены, воспитанные на матриархальных традициях, пользуются «благоприятным моментом», переселяются вновь в свои семьи и не хотят оттуда возвращаться, настаивая, чтобы мужья жили с ними там. А мужья не хотят. Они, владельцы небольшого заработка, начинают чувствовать себя материально независимыми и стараются занять в своей семье господствующее положение.
В племенах, где еще сильны элементы материнского рода, разводы допускаются свободно (как правило, они бывают сложны и трудны в обществе с устоявшимися патриархальными традициями). В племени маннанов разведенная женщина легко может вновь выйти замуж, правда не раньше чем через год-два.
Маннаны занимаются собирательством и земледелием. Из джунглей они приносят мед, кардамон, целебные коренья. Все это они сдают в Лесной департамент и получают за это гроши. В далекие времена собирательство было основным занятием племени, теперь все большую роль начинает играть земледелие. Когда-то маннаны практиковали подсечное земледелие. Они жили в джунглях, где было много свободной земли. Если земля истощалась, они выжигали новые участки джунглей и обрабатывали там свои поля. Но постепенно местные феодальные правители стали вытеснять маннанов с насиженных земель. Несколько сот лет тому назад правитель Мадурай согнал племя с плодородных земель долин, и маннаны постепенно откочевали в горы Кералы. Но здесь они тоже не избежали тяжелой участи. Крупные помещики и раджи, которым принадлежала земля горных джунглей, быстро «сориентировались» и оказали маннанам высочайшее «покровительство». За это «покровительство» племя заплатило дорогой ценой. Превращенные в полурабов-полукрепостных, маннаны умирали от болезней и недоедания в холодных горах. От некогда большого племени сейчас в Керале осталось около пятисот человек. «Покровители» и «защитники» бесцеремонно вмешивались в дела племени. Неугодные вожди и старейшины были смещены. Вместо них были назначены новые, в лояльности которых можно было не сомневаться.
Эта искусственно созданная верхушка стояла от остальных соплеменников несколько особняком. Раджа Пунджата сам назначил первого главу племени. Им стал Вараджилкишу Маннан из Теллраймалаи. Серебряный меч и серебряный браслет были подарены ему как символ власти. Вараджилкишу стали величать королем. Появились также новые старейшины, или каникараны. Королю и им было дано право распоряжаться земельным фондом племени. И они, конечно, себя не обошли.
