моих школьных обязанностях.
— А я так тебе доверяла. Вот идиотка! Когда я спрашивала тебя, как прошел день, ты осмеливалась мне отвечать, что все нормально! А я проглатывала твою ложь!
— Я просто не хотела тебя огорчать, мама. Прости, но мне не нравится ходить в школу. Мне трудно концентрироваться на уроках. Занятия я пропускала только потому, что хотела увидеться с моими новыми алжирскими друзьями. Но тебе этого не понять. У тебя есть муж! — возразила я яростно.
Слезы гнева душили меня. Я уже не контролировала свои слова.
— Это по твоей вине я вынуждена была расстаться со своими французскими приятелями и влачить жалкое существование в Алжире. Мне нужна свобода, мне нравится развлекаться. А ты буквально душишь меня своим беспокойством и навязчивым желанием защитить. В первый раз я разговаривала с матерью подобным образом, сама себя не узнавая. Словно какая-то бомба взорвалась у меня внутри.
— Если ты с нами такая несчастная, то, может быть, тебе стоит отыскать своего отца и жить с ним! — разъяренно крикнула мать из последних сил. — Он даст тебе такое воспитание, которого ты заслуживаешь! Раз уж я такая плохая мать и не могу тебя воспитать надлежащим образом.
Она даже не подозревала, какую бурю эмоций вызвали во мне ее слова. Собственная мать предавала меня, говоря, что намеревается отдать этому мерзавцу. Мать желала мне гореть в аду!
— Ах, так! Значит, вот чего ты хочешь. Избавиться от меня, вместо того, чтобы выслушать. Ты даже не хочешь узнать причины, почему я это сделала.
После двухминутной перепалки между нами возникла пропасть. Словно землетрясением разделило на две половины один населенный пункт. На одной стороне обрыва стояла я, на другой — мать. От одного воспоминания об отце меня воротило. Не могу представить, как проведу в обществе этого человека хоть минуту, — до такой степени я желала вычеркнуть его из памяти.
Я расплакалась, готовая на что угодно, только бы не возвращаться к нему.
— Нет, мама, пожалуйста, не надо. Если ты отправишь меня к нему, знай, я убью себя. Я не хочу больше испытывать то, что испытывала на протяжении стольких лет.
В какой бы ярости ни была мать, смысл сказанного дошел до нее. Со своей стороны, я хотела отмотать время на несколько секунд назад, чтобы стереть из ее памяти свои последние слова, но было поздно. Я, которая верила, что этот монстр навсегда исчез из нашей жизни, поняла, что ошибалась. Неужели он опять наложит на меня свои лапы? Нет! Только не это! Я горько расплакалась.
Степень моего отчаяния успокоила мать, а мои слова, наконец, дошли до самого ее сердца. Сквозь пелену слез я видела, как округляются ее глаза. Она поняла, что я говорю искренне, но сразу же захотела узнать больше. Узнать все. Всю правду. Пока у нее были вопросы без ответов. Я рассказала ей обо всем. О его поступках. О своих страхах и отвращении. О своем стыде и чувстве вины. Теперь она узнала обо всех моих кошмарах. И поняла, почему я серьезно воспринимала его угрозы и уступала ему.
Но мать знала и то, что я хотела ее защитить. Преграда, возникшая между нами из-за постыдных воспоминаний, рухнула. Поначалу слова давались мне с трудом, я говорила бессвязно, но постепенно успокоилась. Рассказывая, я не следила за ее реакцией, потому что (уверена в этом до сих пор) боялась ее реакции на мое признание. Посчитает ли она меня виновной? Теперь-то я знаю, что только отец, он единственный несет ответственность за свои действия, ведь он был взрослым. Но тогда я снова превратилась в маленькую девочку, которая нуждалась в материнской поддержке и не хотела потерять того, в чем так нуждалась. Мать шокировала правда, она готова была разорвать того, кто когда-то был ее мужем. Никогда я не была так благодарна ей, как в тот миг, когда она поверила мне. И ни в коей мере она не попыталась оправдать его. Она обвинила себя как мать, которая оказалась настолько невнимательной, что не видела, что творится в доме у нее под носом.
— Бедняжка. Почему ты не рассказала мне обо всем раньше?
— Я думала, что ты не поверишь мне.
— Напротив. Этот человек способен на все! Я всегда знала о его жесткости, но никогда бы не подумала, что он мог…. Я была слишком зациклена на себе самой — ведь я тоже страдала. Но я не имею права оправдываться. Мать должна защищать своих детей! Прости меня, Нора, за то, что ничего не замечала.
И она расплакалась. Ее слова растрогали меня. Ее боль и чувство вины эхом отдавались в моем сердце. Я избавилась от тяжкого бремени, лежавшего на душе, но его большую часть мать добровольно переложила себе на плечи. Она нежно склонила голову мне на колени, и я ласково погладила ее по волосам. Мать понимала, что я тоже прощаю ее.
— В любом случае, все это в прошлом. Теперь он не разлучит нас, — ответила я с легким сердцем.
В тот же вечер я написала стихотворение, в котором описывала его постыдные действия и мои детские переживания. Я высвобождала свою боль, крики, которые сдерживала столько времени, хотя они разрывали меня на части, как пушечные ядра. Я написала о том, как хотела защитить мать и как сильно нуждалась в ней и ее любви.
Рассказать о своих тайнах оказалось недостаточным. О них нужно еще и написать. Я писала сквозь слезы, следы которых заменяли пунктуационные знаки. Закончив, я на цыпочках прошла в комнату матери и положила лист со стихами ей под подушку. Утром она пришла ко мне и крепко обняла. Я поняла, что она любит меня и не ни в чем не обвиняет! Значит, это была не моя вина! Значит, это правда! После того случая наши отношения наладились. Я вернулась в школу, и жизнь пошла своим чередом.
14. Мои любимые братья
Я знала, что Хусейн хотел детей, а мать хотела, чтобы его желание сбылось. Поэтому совсем не удивилась, узнав, что она беременна. И все-таки я огорчилась: ведь младенец затруднит наш отъезд из этой проклятой страны. В лучшем случае, он будет надолго отложен. Я не смогла разделить радость молодоженов. Напротив, сочла нужным поделиться с ними своими сомнениями. Но мать сказала, что планы не поменялись и ребенок не будет препятствием для отъезда. Поверить было трудно. А узнав, что она ждет двойню, я поставила жирный крест на своих надеждах. Тем не менее, когда я думала, что у меня будут сестры или братья-двойняшки, принимала это как знак свыше. Я радовалась тому, что мать и ее новый муж счастливы. Атмосфера в доме изменилась. Предстоящее рождение малышей снова объединило нас. Казалось, ничто больше не сможет помешать нам наслаждаться жизнью.
Мне нравилось класть руку на круглый живот матери и чувствовать, как шевелятся малыши. Они словно общались со мной, обмениваясь энергией. Я не могла дождаться, когда же наконец свершится это чудо, вернее, два чуда — два маленьких существа, которые перевернут мою скучную жизнь и все мои представления о ней.
Я следила, как они развиваются. Накупила книг о беременности, уходе за новорожденными, их воспитании, а также компакт-диск, чтобы узнать последние педагогические веяния. Одежда для новорожденных стоила недешево, но мы с матерью не могли отказаться от покупок маленьких ползунков, белых и желтых. Мы все еще не знали, каким будет пол новорожденных, поэтому не покупали вещей розового цвета. Мне нравились одежки, украшенные кроликами, и я млела при виде маленьких носочков, глядя на которые, трудно вообразить, что они могут налезть на чью-то ногу.
Узнав о моем «прошлом» с отцом, мать стала относиться ко мне совершенно по-другому. Раньше в ее глазах я была беспечной девочкой-подростком, готовой к беспричинному бунтарству. Теперь она понимала, насколько я чувствительна и уязвима, понимала, что я нуждаюсь во внимании. Она не очень-то одобряла моего стремления к свободе, но, по крайней мере, принимала и понимала его, хотя мое отсутствие часто вгоняло ее в меланхолию. Одна ее подруга, педиатр по профессии, посоветовала записать меня и Мелиссу на занятия по гольфу. Мать обсудила новость с нами. Площадка для гольфа, где ее подруга была членом клуба, располагалась в небезопасном районе соседнего городка. Правда, охранялась она очень хорошо, поскольку туда приходили работники МИДа, дипломаты и иностранные граждане. Я хорошо помню свою
