— Предупреждаю сразу! Разговаривать вам нельзя! Врач запретил! А теперь сделайте мне знак глазами, — вы слышите меня?
Я на мгновение закрыл глаза.
— Вот видите, какая удача! Врач очень боялся за ваш слух. У вас сильное сотрясение мозга, и вы очень долго пробыли без сознания… Еще перелом ноги… Нога у вас в гипсе…
Деловитость и строгость милой незнакомки были прелестны.
— Меня зовут Варей, — продолжала она почему-то шепотом. — Вы у нас в доме! В селе есть больница, но я сказала, что буду ходить за вами лучше, чем в больнице… Отец никак не хочет вас отпускать, пока не поправитесь… И еще мне будет помогать моя сестренка, Машенька. Она школьница, а я в Москве учусь… Нам сказали, что зовут вас Никитой Алексеевичем, что фамилия ваша Дубровин. Командир части приезжал на машине забрать вас в госпиталь, но вы… — Варя на секунду запнулась, перед тем как произнести трудное слово. — Врач сказал, что вы нетранспортабельны…
Мне хотелось узнать, в какой я деревне. Варя угадала мой вопрос.
— Это большое село, здесь центр колхоза «Заветы Ильича», Мой отец — председатель колхоза, Иван Иванович Хренов… Маму зовут Марья Ефимовна.
Обстановка была обрисована исчерпывающе. В то же утро я перезнакомился молча со всем семейством. Пока я был оставлен на попечение сестричек. Вскоре приехала ко мне мать. Тогда она работала в Центральном Комитете партии.
До революции в селе было имение барона фон Дервиза, обрусевшего немца, выходца из Восточной Пруссии, крупного капиталиста и ученого человека. Он по доброй воле и желанию своему передал большевистскому правительству все свое состояние, вплоть до вкладов в иностранные банки, и стал учителем…
Его замок, сооруженный в конце прошлого века, вычурный и тяжелый. В двадцатых годах там разместили колонию для беспризорных, а позже открыли санаторий для детей, больных костным туберкулезом.
Надобно сказать еще несколько слов о младшенькой, о Марьюшке. Мать моя забрала ее учиться в Москву, чтобы не тосковала по сестре, а быть может, и потому, что очень она пришлась ей по сердцу своим характером.
…Пришел ответ на мой запрос по поводу реляций барона. Из Центра мне посоветовали передать фон Рамфоринху, что переговоры о прекращении войны возможны, лишь когда ни одного солдата не останется на советской земле, когда правительство Гитлера будет отстранено и Германия обязуется восстановить разрушенное.
Барону не сиделось в Берлине, он приехал на фронт в канун наступления.
Я ему изложил ответ Центра, внутренне ликуя над ним и надо всеми, кто стоял за его спиной.
— Недурно! — сказал он. — Условие первое — ни одного солдата на советской земле. Это разумно. Германия восстанавливает причиненный ущерб. Это меня не касается. Назовем это репарациями. Их выплачивать будет немецкий народ, но ни я, ни мои коллеги… А вот третий пункт, относительно Гитлера и его партии, — это сложнее. И мне с моими друзьями нелегко вырвать власть у него из рук… Но что вместо Гитлера? Что и кто?
Если мы устраним Гитлера и наци, то на их место придут или коммунисты, или социалисты… А этого ни я, ни мои друзья допустить не можем… Это посягательство на наши интересы… Наци несут не только завоевательные функции — они и охраняют нас от рабочего движения… Можете это передать и…
Барон замолк. Взглянул на меня своими бесцветными глазками и чуть заметно усмехнулся.
— А впрочем, не надо торопиться… Я чуть было не сказал, что вы свободны от обязательств, мною на вас возложенных. А это бы означало, что вам в танковой группе делать нечего… Но не надо торопиться!
Полоса для главного удара была определена лишь в несколько километров.
На рассвете ударила артиллерия. На позиции Красной Армии обрушился огонь в несколько сот стволов на один километр прорыва. Затем весь воздушный флот группы армий «Центр», усиленный за счет групп армий «Юг» и «Север», завис над позициями на восточном берегу Десны. Двинулись танки.
Танки первого эшелона рвались на минных полях, проваливались в рвы, за ними двинулся второй эшелон, и линия обороны была проткнута как раскаленным шилом. В какой-то мере это была для барона оплата по векселю.
В узкий коридор устремились моторизованные войска, танки растеклись по тылам Красной Армии. Они рвались вперед, сокрушая и сжигая все на своем пути. Их фланги прикрывали эсэсовские части.
Три танковых корпуса, защищенные армейскими корпусами и эсэсовскими частями, устремились по направлению к Орлу, оседлав шоссейную дорогу.
Впереди гремели бомбовые удары, над танковыми колоннами висели истребители.
Генерал и его опергруппа двинулись за наступающими опять по бронированному коридору, как это было в Ромнах.
Стрелу на карте генерал начертил значительно жирнее, чем это получилось в бою. Сунулись на Путивль, и танковый корпус целиком вынужден был повернуть обратно, сузив полосу прорыва. Под Штеповкой были начисто уничтожены два немецких пехотных полка.
В первый день танки прошли километров сорок в глубину, заняли Севск.
Барон собирался уезжать, когда ему кто-то сказал, что впереди «населенный пункт с немецким имением». Разведка установила, что имение это принадлежало барону фон Дервизу. Барон выразил желание осмотреть бывшую баронскую усадьбу. Оказывается, он слышал о немецком бароне, отдавшем свое состояние большевикам.
— Если он жив, мне любопытно было бы с ним встретиться, — сказал Рамфоринх. — Я вас попрошу быть у нас переводчиком, если он забыл свой родной язык в этом глухом и диком углу. Мне трудно понять психологию моего соотечественника…
…Следуя за опергруппой генерала, мы с бароном выехали в село ранним утром.
На въезде в село, на пригорке, с давних пор стояла ветряная мельница. Скорее всего, недосуг было ее разбирать.
На всхолмье, у ветряка, генерала поджидали командир корпуса и командир дивизии.
Село тянулось вдоль берега неширокой речушки и уходило на другой берег в гору. На горе поднимался своими шпилями из дубовой рощи замок Дервиза, виднелись арочные ворота в готическом стиле, жилые дома. Фермы стояли раньше вдоль берега. Не осталось ни одной животноводческой и хозяйственной постройки.
— Здесь выполнен приказ Сталина! — доложил командир дивизии. — Взорваны плотина и электростанция, сожжены все общественные постройки, в селе не осталось ни одного жителя. Замок пуст. В залах только детские кровати…
— А жаль, что не везде вот так же выполнен приказ Сталина! — с иронией произнес барон. — Долго им пришлось бы возрождать пустыню…
Генерал скосил глаза на барона, но увидел на его губах ироническую усмешку и промолчал. Потом он мне как-то заметил:
— Если бы был везде выполнен приказ Сталина, мы оказались бы в выжженной пустыне…
У ветряка вся эта живописная группа пережила неприятные минуты. В воздухе вдруг появилось несколько советских самолетов. Они обрушили удар на танковую колонну, движущуюся по дороге. Баров имел возможность увидеть, как немецкие танкисты шарахаются от советских самолетов.
Генералу, барону и его штабу пришлось залечь в мокрые от дождя траншеи и окопчики. По рации из командирского танка были вызваны истребители. Над селом разгорелся воздушный бой.
Три советских истребителя схватились с восьмеркой «мессершмиттов».
Я лежал в окопчике рядом с бароном. Он следил за боем.
Три советских истребителя устроили умопомрачительную карусель для восьмерки «мессершмиттов». Через несколько секунд вспыхнули два немецких самолета, черные точки летчиков отделились от машин, раскрылись над ними парашюты.
