костру всякую дрянь и нечисть.
В Хорезме многие живут в курганчах. Четырехугольные свои усадьбы-крепостцы издавна каждая дехканская семья строила с зубцами на глинобитных стенах, с бойницами, с крепкими карагачевыми воротами. Пустыня всегда угрожала. Мирные люди берегли себя и своих детей. Курганчи разбросаны среди полей. В селении нет площади или большого помещения, и негде поэтому устроить той - пиршество для всех колхозников сразу за одним дастарханом. Народ и сегодня собрался по курганчам. Ничего, что не все вместе радуются пшенице и джугаре, просу и кукурузе, тыквам и репчатому луку, моркови и рису, полученным по трудодням. Ничего, что в одной курганче готовят плов, в другой бараний шашлык, а в третьей что-то вкусное из конины. Ничего, что в стенах одной курганчи при огне костра борются знаменитые палваны, а в другой поет свои древние песни знаменитый джирау с Аму, а в третьей под тамбур, сурнай и уральскую гармошку лихо отплясывают кавказскую лезгинку... Курганчи не так уж далеки друг от друга. Труда не составляет и даже весело за ночь походить от одной курганчи к другой и посидеть за разными дастарханами. Кому что интересно.
Весело трещит сухая колючка в кострах, завлекательно бьют барабанщики в свои глиняные, обтянутые воловьей кожей барабаны, увлекательны сказы бахшей о могучих героях, вкусные кушанья готовят хозяйки курганчей. Разве кто помнит такое веселье в ауле Геоклен? Все сыты, согреты, все рады, все веселятся и хотят, чтобы все веселились. Пусть знают, что такое колхоз! И кому в голову придет вспоминать сейчас, что рядом пустыня и что над верхушками барханов мечутся тени... А может, это не чьи-то тени, а только кружится под весенним, еще таким неприветливым ветром песок? Нет-нет, какие там тени? Какие тревоги? Да и кто посмеет мешать такому веселью? Давайте скорее пойдем в курганчу к председателю, старому капитану Непесу. Разве вы не слышите взрывов хохота, колеблющих столбы дыма костров? Говорят, у Непеса-капитана собрались злоязычные острословы со всего Хорезма и устроили такое "аския-гурунг" - состязание в остроумии, от которого не поздоровится самому бородатому аллаху. От соли и перца шуток даже верблюдицы стыдливо закрывают лапами уши, а шершавая шкура на их глупых мордах краснеет...
"Хохотом тушить пламя!.." Так говорят в Хорезме. Наверно, батыры еще в допотопные времена, разные рустамы, сулейманы-пророки да равшаны и взаправду хохотали так, что огонь в очагах потухал. Хохот в непесовской курганче стоял такой, что многих шуток никто и не слышал, но сотня здоровенных глоток после каждого слова изрыгала такое доброе рычание, что и взаправду языки пламени испуганно прижимались к углям и обдавали лица гостей снопами искр. Да и как не похохотать, когда все только что поели досыта вареной баранины с прозрачным сладким салом и запили ее из огромных деревянных мисок пузырящимся айраном.
Хохотал пуще всех сам председатель колхоза капитан Непес, хоть и ему самому изрядно доставалось от ядовитых старичков - аскиячи. Капитан Непес, да и все колхозники знали, что у него довольно-таки нелестное прозвище Сом, намек на его оставленное совсем недавно занятие капитана-речника, и что острословы не преминут сделать его предметом для шуток.
- Слыхали, - пропищал гурленский аскиячи, особенно желчный старикашка, - в Аму-Дарье все сомы повывелись...
- Известно, повывелись начисто, - подхватил страховидный бородач по прозвищу Язык Перец из Ташауза. - Только куда они подевались?
- Я знаю, - поспешил вмешаться третий остряк из Хивы, которого почему-то все называли Аскиячи Молодой, хоть лет ему было под семьдесят, усатых сомов теперь в председатели колхозов повыбирали.
Все недвусмысленно посмотрели на капитана Непеса и, хотя шутка выглядела совсем уж немудреной, оглушительно захохотали. Здесь бы капитану Непесу не растеряться и самому погаерничать, чтобы отвести от себя острие шуток, но он замешкался на мгновение и уже желчный гурленец завладел положением.
- А знаете, почему прожорливого сома назначают в председатели? Не знаете?
- Знаю! - заорал Язык Перец. - Усатый сом разинет пасть - и вся рыбешка... хлоп!
И, разинув по-сомьи рот, швырнул в него горстку кишмиша с жареным горохом и захлопнул. Снова капитан Непес оказался битым, и все захохотали.
Он совсем растерялся и побагровел. Для председателя состязание поворачивалось не очень приятно. На что намекают старцы? И опять медлительность подвела. Но тут за него вступился толстяк Менгли:
- Хорошо, что сом выбрался на берег, - хихикнул он, сдвинув свою лохматую папаху на нос.
Все повернули головы и уставились на лукавую физиономию старого дехканина, на которой, кажется, каждая рябинка смеялась.
- Быть прожорливым тоже не всегда плохо, - важно сказал Менгли. - Я знаю одного сома: открыл он пасть и... две тысячи пудов хлеба и две сотни верблюдов хлоп - у него в желудке.
Хохот снова чуть не затушил костра.
Хивинский остряк поспешил подкинуть в аскию свою остроту:
- Ну еще хлеб для желудка ничего, подходяще, а вот с верблюдов как бы в нужник не начать бегать. Велики больно... Да и шкура-то у них жесткая...
Когда смех утих, капитан Непес наконец сумел вставить словечко:
- Сколько аркан крепкую шкуру не трет, не перетрет. А колхозный желудок и верблюдов переварит без вреда для здоровья.
Многие еще не понимали, в чем дело и почему с сома перешел разговор на верблюдов, но все от души хохотали. Всем понравилось, что их любимец председатель капитан Непес наконец сумел отшутиться.
Но, увы, тут же сам Непес все испортил:
- Наши желудки крепкие, у нас запор. Что нам, сомам, две тысячи пудов зерна и двести верблюдов? Вот от такой новости у Старика начнется понос...
Он с торжеством обвел глазами багровые от жара костра и сытной пищи лица и осекся... Никто не смеялся. Холодом пахнуло на курганчу, на гостей. Костер вдруг притух, и клубы дыма погнало по двору.
- Э, председатель, зачем помянул ты Старика? Поберегись, капитан! сдавленно пискнул желчный гурленец. Слова его и взаправду брызнули желчью. Многие в глубине души согласились, что Джунаида Старика поминать в шутливой беседе не следовало бы. Еще беду накличешь.
Даже у Языка Перца вся его страховидность слиняла, и он робко пробормотал:
- Ну, председатель, ты караван задержал, остановил. Ну хлеб у калтаманов отобрал, ну прогнал их, бандюков, в пески. Ну а зачем еще острием слов Старика колоть? Нехорошо. Ты хоть и капитан и борода у тебя седая, а нехорошо.
Капитан Непес закипятился:
- Напугались, старье? Эх вы, байские прихвостни! Боитесь? Так не лезьте не в свое дело. Старик ваш - обманщик. Враг. Кто дал на коране клятву туркменскому съезду Советов в покорности и в любви к советской власти? Кто клятву поломал? Только лживый человек клятву нарушает.
- Эх, похвалу дурак любит, - заявил хивинский аскиячи. - А ты, председатель, дурак, я вижу.
- Зачем на Джунаида наговаривать? Старик разве плохой? Мусульманин правоверный он, дехканство уважает, жалеет, обещал после свержения советской власти освободить от налогов, управлять народом по шариату.
- Это я дурак? Побольше бы вам таких дураков, - рассердился капитан Непес. - Советская власть сказала мне, дураку, спасибо. Советская власть подарила все две тысячи пудов хлеба нашему колхозу, двести верблюдов нам отдала. Советская власть сказала нам: "Молодцы!"
- Ты не имел права отнимать у калтаманов хлеб и вьючную скотину. За хлеб и скот они деньги платили, - сказал хивинский аскиячи. - Хлеб и скот принадлежат не нам. Хлеб и скот принадлежат теперь калтаманам. Грех!
- Ты хоть и стар, а байский хвост, - резко отрезал председатель.
Гости поддержали капитана Непеса. Все кричали на хивинца: "Блюдолиз! Байский прихвостень!" Одни искренне и убежденно, другие просто чтобы покричать и посмеяться.
Но аскиячи ничуть не обиделся:
- Ты, капитан Непес, хитрец, родился на семь дней раньше самого дьявола... Все знают. Вон какие пароходы одному движению твоей руки повинуются. Только зачем помянул ты Старика? Вот приедет он из Персии с тысячью калтаманов - по-другому заговоришь.
- Для тысячи ворон одного камня хватит, - отрезал капитан Непес. - У меня тридцать лет в животе калтаманская пуля катается, и плевать я хочу на вашего Старика.
- А Старика не надо трогать. У Старика есть здесь и Овез Гельды, и Шалтай Батыр, и...
Непес поклонился всем туловищем к хивинскому аскиячи:
- Больно хорошо ты знаешь, где Овез Гельды, где Шалтай Батыр. Муха садится на тухлое мясо. Говори, что ты еще знаешь? Ржавчина души на твоем лице!
Но хивинец ничуть не напугался. Пробормотав что-то вроде "Лев откликается на голос грома, а не на лай шакала", он встал и ушел ковыляющей походкой.
- Напрасно вы, - пробормотал Язык Перец, - змея кусает иногда, а злодей на каждом шагу.
- Вы о ком?
- О том... - И, пошевелив своими страховидными бровями, Язык Перец подхватил под руку желчного гурленца и поспешил к воротам.
Сконфуженно капитан Непес смотрел вслед старым аскиячи. Гости неодобрительно молчали. Кто-то из-за костра даже проворчал:
- Нехорошо. Почтенные гости... Опять же весельчаки. Надо бы вернуть. Что с них спросишь? Кривизна сучка исчезнет только в огне.
Но капитан Непес вскочил и гневно крикнул:
- От глупости нет лекарств! Пусть идут на все четыре ветра. Такое дело мы, колхозники, совершили, а они смеются. Если их не поправить, что получится? И овца укусит пастуха, не имеющего палки. Победили мы самого страшного Овеза Гельды, кровавого помощника Джунаида, а они смеются. Отняли мы хлеб и
