Т а д ж и к с к а я п о с л о в и ц а
Человека на виселицу ведут, а жена ему
наказывает: на обратном пути купи мне
розовую юбку.
П е р с и д с к а я п о с л о в и ц а
Поэт Бедиль добродушно посмеивался над людскими слабостями.
Тот бородою чванится, а тот
Усы другим на зависть заведет.
Любитель поэзии Зуфар вспомнил двустишие Бедиля, созерцая с удовольствием блеск начищенных сапог. Сапоги были слабостью молодого штурмана. Бог его знает, какое количество ваксы изводил Зуфар на свои сапоги. Они выглядели почти новыми. Но сколько ни украшай шелковой кисточкой веник, веником он и останется. Сколько ни умащивал Зуфар головки и голенища своих сапог самой первоклассной ваксой "Гуталин Беха" (запасы ее на ургенчском складе сохранились еще с дореволюционных времен и казались неисчерпаемыми), ни стопроцентная чернота ее, ни блеск не скрывали мозаики трещин на коже и коварных заплаток. Сапоги следовало выкинуть. Несмотря на весь свой шик, они, попросту говоря, вконец износились.
Зуфар не любил, когда кто-нибудь многозначительно покачивал головой, глянув на его сапоги. Какое кому дело до его сапог. И когда вдруг сегодня о сапогах заговорила его бабушка Шахр Бану, Зуфар тоже недовольно поджал губы. Но, во-первых, она бабушка, а во-вторых, что она сказала, тут же наполнило его душу ликованием. Он вскочил с кошмы и сделал нечто вроде антраша, не подумав даже, как это не к лицу штурману речного флота и в некотором роде главе семьи.
Бабушка Шахр Бану его поразила. Она положила ему в руку пачку денег и, по обыкновению решительно, сказала:
- Завтра базар. Купи себе сапоги. Здесь хватит на сапоги.
Обычно серьезные глаза ее улыбались.
- Матушка! - воскликнул Зуфар и нежно обнял старушку. Называл он ее матушкой, хоть Шахр Бану приходилась ему бабкой по отцу. Но она вырастила и воспитала его. Она заменила ему с малых лет мать.
Какая бабушка понятливая! Какая умница! Он так любил ее.
- Но, - спохватился вдруг Зуфар, - вы давно хотели козу? Давайте лучше козу купим.
В голосе его звучало сомнение и разочарование.
Шахр Бану только вздохнула. Да, коза... Козье молоко было пределом мечтаний старушки. Какое удовольствие пить густое, теплое молоко! От козьего молока тело наливается силой и бодростью. Попьешь козьего молока зимним вечером - и не чувствуешь холода, даже кости не ноют под тощим одеялом.
- Нет, - решила Шахр Бану. - Твои сапоги прохудились. Из них вода течет. Сапоги у тебя еще твоего дедушки. В расцвете молодости не вкусил он жизненных благ, кроме этих сапог. Отличные хромовые сапоги! Таких сапог тогда простые люди не носили. Только беки и баи носили. Простые люди ходили босые. Но я дала серебра твоему деду и сказала: "Завтра базар. Купи себе сапоги. Здесь хватит".
Она ткнула пальцем в деньги, лежавшие на ладони Зуфара.
- Здесь хватит на хорошие хромовые сапоги. Хром крепкий. Сапогам деда шестьдесят два года, а все еще ты их носишь.
Она присела на корточки и тряпочкой вытерла сапоги. Бабушка помнила своего мужа. Она нежно любила его, и в суровых глазах ее блеснула слезника.
- Когда твоего отца ханские псы бросили в яму, дед пошел в Хиву во дворец просить за него. Я твердила: не надевай сапог, придерутся. За спиной твоего деда всю жизнь стоял злой рок, но его одолевала гордыня. Он ушел в сапогах и... не вернулся. На глазах хана один стражник-злодей схватил его за правую руку, другой за левую, а ясаул прыгнул на него сзади и сломал ему спину. У твоего деда хватало задиристости и непочтительности. Он надерзил хану. Он сказал, что дехкане те же люди и вправе носить такие сапоги, какие хотят. Хан разъярился от такой вольности и... твой дед скончался в муках оттого, что ему сломали спину...
Бабушка расстроилась. Зуфару так хотелось ее обнять, погладить по волосам. Он еще совсем маленький был, а знал, что бабушка делается добрая, когда гладишь ее по волосам.
Шахр Бану кашлянула и сказала:
- Отправишься завтра в Хазарасп и купишь... И все тут.
Она пошла к двери, прямая и строгая. Старцы в ауле говорят про Шахр Бану, что в молодые годы она была первая красавица и, когда ее привезли из Келата аламанщики иомуды, за нее на базаре давали сто двадцать золотых тиллей.
Сам хивинский хан узнал про красоту Шахр Бану и потребовал ее у аламаншиков в счет пятой доли добычи. Да, из-за Шахр Бану поспорили хивинский хан с первым визирем, в чьем ей быть гареме. Только она оказалась непокорной и своенравной девчонкой и убежала из дворца и из Хивы. Как? Это настоящая сказка. Шахр Бану приютили в простой пастушьей семье. Здесь она полюбила молодого чабана, а чабан полюбил ее. Тоже совсем как в сказке. И наверно, потом, спустя двадцать лет, деда Зуфара казнили в Хиве совсем не из-за сапог, а... просто хан вспомнил про красавицу из Келата, которая дворцу Таш-Хаули предпочла глиняную хижину, и отомстил пастуху.
Сапоги! От радости хотелось прыгать. Но Зуфар вовремя вспомнил, что он глава семейства.
- Извините, матушка, - сказал он почтительно, - но у нас мало денег, совсем мало. Я только третий месяц получаю зарплату... Лучше бы козу...
- Сынок, я сказала.
Нет, явно не он глава семьи, а бабушка. Возражения застряли в горле, и потом... сапоги! Хромовые сапоги! Блестящие, на спиртовой подметке!
Бабушка остановилась у двери:
- Не изводи меня. У нас много денег. За джугару дали хорошо.
- За джугару? - удивился Зуфар. - Сейчас джугару и на базаре не берут...
Лицо бабушки просияло.
- Надо уметь продать. Они требовали ячмень, а я и говорю: ячмень для лошадей. А джугару и лошади и люди едят...
- Какие люди?
- Из песков.
У Зуфара в груди шевельнулась тревога. Чем-то зловещим потянуло от этого упоминания про людей из песков.
Бабушка начинала сердиться:
- Все вы, мужчины, одинаковы! Откуда люди? Какие люди? Пока дело не запутаете, не приведете его в порядок. Я дала тебе денег. Ты пойдешь к сапожнику и купишь сапоги. Хорошие сапоги, красивые сапоги.
Приятная перспектива иметь новые сапоги кого угодно соблазнит, но в Зуфаре сидел зуд упрямства. Он молчал, насупившись. Старуха поняла, что он все еще противится, и расшумелась:
- Ты до кончиков ногтей - мой муженек, твой дед. Тоже во все щели нос совал! Все ему подавай, выкладывай... Спокойно минуты посидеть не мог. Говорю тебе: я не знаю, кто покупал! Доволен? Никогда я не видела их раньше. Понял? Еще что? Денег у них полный мешок. Они сказали: "Живем в песках. Корма истощились. Коням жрать нечего, людям жрать нечего..." Хорошие купцы. Ходили по всем курганчам*, спрашивали хлеб, ячмень, муку, платили большие деньги. Ко всем заходили, в каждую курганчу, у всех покупали. У меня джугару купили. Не торговались, не рядились. Деньги тебе на сапоги выручила. Доволен?
_______________
* К у р г а н ч а - дехканская усадьба в Хорезме.
Сердцу сделалось тесно. Зуфар вскочил и стоял растерянный возле очага. От волнения у него перехватило горло. Но как говорить с бабушкой, чтобы не задеть ее? У него не бабушка, а золото! И за хозяйством смотрит, и в котле у нее всегда что-нибудь варится, и овец сама пасет, и овец стрижет, и колодец может вырыть сама в песках, и каракулевые шкурки выделывает, и на базаре сумеет выгодно продать, и одежду сама сошьет, и... Зуфар нежно любил свою бабушку. Нет, надо с ней бережно, нельзя огорчать... Он еще верил, что его догадка неосновательна, и с надеждой спросил:
- А-а-а, так это из песков... из совхоза? От Ашота? Говорят, они новых овец получили...
- От Ашота? Я знаю всех, кто работает в совхозе. Ни от какого они не от Ашота. Покупали джугару туркмены в высоких папахах, с колодцев. Они сказали сами: "Мы из Каракумов, у нас лошадям жрать нечего, людям нечего жрать. Продайте! Даем хорошую цену".
В ярости Зуфар бил кулаком по раскрытой ладони и ухал. Он никак не мог собраться с мыслями.
- Пустыня, проклятая пустыня! - простонал он. - Опять идет на нас пустыня.
Шахр Бану величественным столпом застыла у двери. Свет от костра прыгал по ее точеному лицу. У нее чесалась рука дать Зуфару подзатыльник. Только слишком уж он вырос, внучек.
- А к соседям они заходили? - спросил совсем небрежно Зуфар.
- Кто?
- Те... в высоких папахах...
- Говорила я тебе, заходили. К Менгли на усадьбу заходили, к Шамурату, к арбакешу Саттару...
- У всех купили?
- У всех. У кого ячмень, у кого муку. Большие деньги платили. Погрузили на арбу Саттара и повезли.
- В пески?
- Нет, сначала к Бабаджану- кули.
- В караван-сарай? Да ведь Бабаджан-кули человек самого каракумского ишана! Ох! Опять пустыня...
Зуфар сел и поспешно натянул сапоги. Он спешил. Вскочил, надел куртку и потянулся было к форменной фуражке, висевшей на колышке, вбитом в стену. Но рука метнулась нерешительно раз, другой и схватила старую чабанскую шапку.
- Я пойду! - проговорил он, стараясь не глядеть на бабушку.
- Куда? Ночь, все спят.
Она распахнула скрипучую дверь, и в комнату холодом пахнуло черное вызвездившее небо.
- Пойду поброжу.
- Эх, - рассердилась бабка, - сколько пыли может поднять один джигит. Понимаю... Бдительность... Ты бы со своими комсомольцами зашел в кооператив да посмотрел, что там вытворяет Парпибай... заведующий... Еще красным купцом называется... Гребенки там в лавке у Парпибая есть... пудра... Нужна мне пудра... Резинки и запонки есть, а ситца нет. И ни одного аршина сатина... Ведер нет. Веревок нет. А я знаю, товар ведь из Ургенча в лавку привозят. А где? Красный купец Парпибай... своим дружкам да родственничкам-баям продает через заднюю
