Он подал дочери связку ключей:
— Валерия, пакет!
Да, словоохотливым мужика не назовешь. С дочерью обращается как солдафон: стоять! смирно! пакет!..
Я выглянула в окно: новая «Волга», на которой Михайловские приехали, выглядела на нашей скромной улочке как девица в шикарном вечернем платье посреди толпы бедно одетых старушек.
Лера хлопнула дверцей, пискнула сигнализацией и бегом вернулась в дом.
Она прошла ко мне на кухню, где я ставила на плиту чайник, и стала выкладывать из пакета колбасу, сыр, консервы, коробку шоколадных конфет ассорти, еще какие-то вкусно пахнувшие свертки.
— Зачем же столько? — слегка растерялась я.
— Как зачем? Это наша благодарность. Если бы не ты, кто знает, когда я добралась бы домой. Да и добралась ли вообще? Ты обо мне так заботилась…
— Какие пустяки!
— А папа считает, что таких бескорыстных людей, как ты, на свете не так уж много.
Моя юная попутчица словно работает переводчиком с языка айсбергов на язык нормальных людей.
— Твой папа несколько преувеличивает. Просто он за тебя переживал, но мы-то с тобой знаем, что все это мелочи…
Но Лера со мной не согласилась:
— Это не мелочи. А человек должен уметь быть благодарным…
В продолжение нашего негромкого диалога Михайловский сидел в кресле и, надо думать, разгадывал какое-нибудь запутанное уголовное дело, если у них такие бывают.
— В кухне вроде есть неудобно, — проговорила я, — а в гостиной огромный обеденный стол. И маленький журнальный столик.
— Давай в кухне, — сказала Лера, — здесь у тебя просторно. Да мы с папой и привыкли.
Я никак не считала, будто на теткиной кухне, это — «у меня». Здесь все было не моим. Главное, я не собиралась этим пользоваться, не собиралась здесь жить, да и не было никакой моей заслуги в том, что этот дом все еще оставался теплым и уютным.
Что ж, папа Михайловский вырастил достойную смену.
— Садитесь, ешьте кашу! — командирским тоном сказала и я; как аукнется, так и откликнется.
Визит вежливости? Я не возражаю. Сейчас порежем сыр-колбасу, откроем консервы, что вы привезли. Вот и весь прием. Если на то пошло, то до десяти часов — до того, как местные нотариусы будут готовы выдать мне документы, — еще уйма времени.
Михайловские уплетали кашу. Папа мент не заставил себя уговаривать и теперь наперегонки с дочерью орудовал ложкой.
— Как вкусно, — стонала Валерия, — а у меня так не получается. В смысле, без комков.
Я сидела напротив них. Под юбкой у тряпичной боярышни-грелки заваривался чай.
Михайловский задержался на кухне, хотя я предложила обоим после завтрака пройти в гостиную. Подумала, что он пойдет за нами, и с удивлением и некоторым смущением слушала, как он гремит чашками, моя посуду водой из чайника. Что за странный человек. Я сама не стала этого делать, чтобы не оставлять гостей одних. Но не идти же выгонять его из кухни!
Мы с Лерой вовсю предавались досугу: я смотрела телевизор, а Лера лежала на диване с какой-то книжкой, когда он наконец появился.
— Вас нарочно назвали как Достоевского? — спросила я, хотя наверняка ему не раз об этом говорили.
— Мама увлекалась, — привычно кивнул он.
— Федор Михайлович! Звучит. Как и Валерия. А вы «Спартаком» увлекались?
Он поднял на меня удивленный взгляд:
— А вы откуда знаете?
— Да так, почитываю художественную литературу. Моя кусачесть опять полезла наружу. Странно, такое чувство у меня впервые вызывает объект мужского пола. Причем весьма незаурядный объект. Я бы даже сказала, красивый. Что ж он так трудно расслабляется?
— А на какое время у вас есть алиби? — вдруг спросил Михайловский.
Я недоуменно уставилась на него, на мгновение забыв, что я об этом пошутила.
— Ну, на какой-нибудь ваш «глухарь», или как вы это называете. Что бы вы хотели раскрыть, заподозрив приезжую наследницу?
— Теперь я понимаю, Лариса Сергеевна, — усмехнулся он, — почему вы понравились моей дочери.
— И почему же?
— Вы так же неистово воюете с авторитетами, как подрастающее поколение.
— Под авторитетом вы имеете в виду себя?
— Вы когда собираетесь уезжать? — Он не ответил на мой очередной выпад.
Валерия помалкивала, делая вид, что увлечена чтением.
— Завтра. Сегодня нотариус обещала все оформить. Когда я получу на руки документы, то отыщу где-нибудь агентство по продаже недвижимости. Надеюсь, здесь или в районном центре есть такое? И попрошу их выставить этот дом на продажу. И доверенность оформлю на свою соседку…
— Планы у вас хорошие. — Он немного покашлял. — И вы даже не хотите посмотреть местные достопримечательности?
— А они здесь есть?
Вообще-то я не хотела задерживаться. И Михайловский понял это по моему молчанию.
— Люди издалека, из-за границы едут, чтобы посмотреть Синь-озеро. Вы о нем не слышали? Говорят, наш Большой Шаман — вернее, наш главный бизнесмен и спонсор сирых и убогих — намеревается нажитые неправедным путем деньги вложить в туристический бизнес. И будете вы со временем платить нехилые баксы, чтобы увидеть то, что нынче можете посмотреть бесплатно.
— И когда я могла бы это посмотреть?
— Например, в субботу.
— То есть через два дня? А что я буду делать все это время?! Я здесь никого не знаю. Ходить взад- вперед по центральной улице длиной десять метров?
Лера хихикнула. Папочка же и глазом не моргнул.
— Простите, а чем вы занимаетесь?
— Наша фирма продает компьютеры. Цены самые низкие в области, — привычно проговорила я.
— А наше управление, как я слышал, собирается покупать оргтехнику. Может, вас ожидает выгодный заказ.
Управление внутренних дел никогда не было богатым, и вряд ли этот заказ был бы для нас выгодным, но бизнесмен во мне все же поднял голову: почему бы не попытаться. Как говорится, совместить приятное с полезным…
Он смотрел мне в глаза и видел, как я мучаюсь, и потому, наверное, решил добавить масла в огонь:
— В конце концов, здесь много лет жила ваша тетка. Неужели вам неинтересно посмотреть на те места, где она бывала, познакомиться с теми людьми…
— …которые ее убили, — подсказала я.
Ничего не понимаю, чего вдруг я выпалила то, в чем сама сомневалась, как факт хорошо мне известный. Не иначе от безделья. Или заразилась Лидиной убежденностью.
Михайловский же отреагировал странно: темно-синие глаза его потемнели еще больше, он наконец сфокусировал на мне свой взгляд, хотя до этого лишь скользил по моему лицу почти равнодушно.
— Убили?! А кто это вам сказал?
— Один за другим два человека, которые никогда друг друга не видели, а первая из них покойную тетку даже не знала.
