— Вечер — днем? Что ты говоришь.
— Ничего не поделаешь, вся эта неделя у меня так и проходила: завтрак в обед, обед — в ужин, обычный пикник превратился в киднепинг, а поездка домой — в гонки с преследованием…
— Красиво жить не запретишь.
— До завтра, — сказала я им обоим и добавила: — День и время свадьбы сообщите мне на мобильник.
Ольга закрыла за мной дверь с несколько виноватым выражением лица. Что поделаешь, все не могут быть счастливы одновременно.
Однако все мы эгоисты. Одни явные, другие тайные. Но это и правильно. Если мы не станем о себе заботиться, то исчезнем как индивидуумы.
Говорят, некоторые с эгоизмом успешно борются. Начинают жить для других. Но и это тоже своего рода эгоизм, ибо человек осознает, что в таком качестве он не похож на остальных, и понимание своей избранности его греет…
Вот в какие дебри я залезла под настроение.
Никакой торт мама купить мне не поручала, но сегодня воскресенье, я приехала ночью. Кстати, ничего ни маме, ни папе не купила — вот ведь в магазине у Бойко я купила одежду для себя и для Ольги, а о родителях и не вспомнила. Теперь я собиралась исправить это упущение.
Кроме того, я решила сделать еще кое-что: зайти в фирму по продаже недвижимости, что работает без выходных, и заказать, чтобы они подобрали для меня квартиру. Трехкомнатную.
Ольга удивится. Она внесла деньги на двухкомнатную, а я — на трех. Но она теперь не одна. Наверное, и Алексей с чем-нибудь придет. Отчего-то я была уверена, что он не такой нищий, как Коля Дольский. Впрочем, о чем это я. Совершенно точно, Ольга приняла бы его любого…
Увы, в нашем городе рядовые журналисты много не получают и живут, как большинство граждан, у той самой красной черты. Я ни за что бы не стала предпочитать Коле, например, банкира Леву, только потому что тот много получает. Мои рассуждения всего лишь констатация факта… Я и не знаю, чем занимается Ушастый. И возможно, те десять лет, что он прожил вдали от Ольги, искривили его характер так же, как и ее…
— Ларочка, тебе звонил из Ивлева какой-то Михайловский, — сказала мама.
— И что сказал? — пробормотала я, стараясь унять охватившую меня дрожь.
— Спросил, как ты доехала. Я сказала, что ты была измучена, не стала нам с папой ничего рассказывать и даже ужинать отказалась. Легла спать, а сегодня в десять часов только проснулась. Говорю ему, наверное, к Ольге поехала. Это ее лучшая подруга…
— Чего это ты так разоткровенничалась с незнакомым человеком?
— Мне-то он, может, и незнаком, но не тебе, иначе откуда он знает такие подробности, а ко мне обратился по имени-отчеству?.. Кстати, очень воспитанный молодой человек. Кто он?
— Так, один майор. Работник угрозыска, — отозвалась я, вся еще во власти нахлынувших на меня чувств: интересно, Федор догадался, что я уехала не по своей воле?
— Погоди, — всполошилась мама, — ты хочешь сказать, что тебе пришлось иметь дело с милицией?
«И с бандитами!» — могла бы сказать я. Но промолчать — будет еще хуже. Страсть к домысливанию у меня как раз от мамы. Если я сейчас объясню ей все понятнее и проще, может, и обойдется.
— Я всего лишь подвезла по пути в Костромино его дочь, — объяснила я и подумала, что уж об этом- то я вполне могу рассказать маме. Она с удовольствием послушает. Да и папа тоже. — В краях, где жила тетя Липа, со мной и в самом деле кое-что произошло, — сказала я своим родителям — к тому времени из спальни вышел и папа, — но сначала вы меряете обновки, которые я вам принесла, потом мы обедаем, потому что я уже проголодалась, а затем я буду вам рассказывать. Но при одном условии.
— Каком? — в один голос спросили мои родители. — Телевизор на это время должен быть выключен!
И усмехнулась про себя: папа усиленно соображал, какие передачи он может пропустить и стоит ли этого мой рассказ.
— Если вы заняты, могу и не рассказывать.
— Нет-нет! — опять в один голос вскричали они и, переглянувшись, расхохотались.
Родителям я тоже угодила. В смысле одежды. Моему папе, как и маме, пятьдесят два года. Оба удивительно моложавы. Наверное, от того, что они много лет живут в счастливом браке и не мотают друг другу нервы, не пьют без нужды и охотно выезжают на природу. В последнее время к своим друзьям, которые купили участок в предгорье, возле небольшой речушки, и где прямо за сетчатой оградой их владения растет огромная груша-дичка, а чуть подальше — целая кизиловая роща.
Я отчего-то подумала, как понравилось бы это место Лере. И как бы хорошо она могла отдохнуть там нынешним летом. С виду она девочка здоровая, но такая бледненькая…
Ах да, так вот, я купила папе белые джинсы. Конечно, фирменные. Сам себе он их никогда не купит, потому что считает глупостью выбрасывать такие деньги на тряпки. Но зато каким молодцом он в них смотрелся! Как и мама в своем кружевном летнем платье. Очень модном. Но скажи я ей, сколько оно стоит, мама тотчас подскочит и будет ходить в нем по комнате, расставив руки, словно платье хрустальное и может разбиться от слишком свободного с ним обращения.
Может, я слишком примитивно представляю себе папу с мамой? В любом случае о подлинной стоимости моих подарков они не узнают. Пусть спят спокойно. Мама хочет поменять холодильник и не представляет, что это ее платье стоит, как раз его половину…
— Мы ждем, — напомнила мама.
Только что наше семейство допило чай, каждый съел по куску торта, и теперь мои родители терпеливо ждали, когда еще одна Шахерезада начнет свой рассказ.
Вчера на вопрос мамы, как дела, я успела лишь ответить: «Все в порядке».
А утром, едва проснулась, попила кофе и опять на вопросительный взгляд матери ничего не ответила. Вернее, пробурчала:
— Я только узнаю у Лельки, что нового в фирме, и домой. А уж тогда в тихой семейной обстановке я расскажу вам с папой все, что со мной в этом Костромино случилось.
— Значит, все-таки случилось, — упавшим голосом проговорила мама.
— Но я ведь жива-здорова, правда же? Значит, ничего страшного не произошло. Подробности письмом!
Свинство, конечно, что родители у меня всегда на втором месте. Да еще шуточки мои дурацкие.
Но теперь… теперь я смотрела на них повлажневшими от чувств глазами. Как хорош мой папа в белых джинсах. Какая красивая мама в белом платье.
— Как я вас люблю! — сказала я. На что мама ответила:
— Мы тебя тоже, доченька, очень любим.
А папа проворчал:
— Ты давай зубы нам не заговаривай.
— С чего начать: с хорошего или с плохого?
— С тобой случилось и что-то плохое? — опять испугалась мама.
— Со мной — ничего, не волнуйся. А вот с тетей Липой…
— Ее убили, — предположил папа.
— Ты прав, — кивнула я.
— Какой ужас! — Мама схватилась за горло, словно ей вдруг стало трудно дышать. — Я как чувствовала, что не надо тебя отпускать одну в такую глухомань! Недаром мне накануне сон приснился…
— Погоди, мать, со своими снами, — остановил ее папа. — Пусть уж Лариса рассказывает.
Теперь я испугалась за маму — она так нервничает, даже задним числом, что, пожалуй, не стоит рассказывать про то, как я вынуждена была уехать из Ивлева и что было в салоне моей машины. Как и про то, кто именно купил у меня дом… И по какой цене… И про магазин… И про то, что мне сделал предложение
