— Тогда пошли встречать богомольцев.
— Каких еще богомольцев?
— Сейчас сам увидишь.
Увидел, мля… лучше бы и не смотрел. Не понимаю — у всех цивилизация закончилась три года назад, а в районе Павлова по Оке вполне оживленное судоходство. Вчера вечером моторки туда-сюда сновали, а сегодня целый корабль идет. По речным меркам, конечно, корабль. А так спускающийся сверху толкач «РТ- 300» галоша галошей, только в увеличенных масштабах. Цифры там — это мощность двух дизелей в лошадиных силах, как у не слишком крупного автомобиля. Но галоша простая, как велосипед, и надежная, как лом. Для экипажа достаточно четверых, чтобы вахты поделить, но если приспичит, то и в одиночку можно управиться. Что, в принципе, и приходилось когда-то делать.
Сразу после школы и до армии я на таком же отходил полторы навигации рулевым-мотористом. И как самый молодой по возрасту и званию, часто оказывался единственным трезвым человеком на судне. И если баржа со щебенкой могла и подождать, то за задержку груза арбузов из Камышина могли настучать по голове. И по печени тоже. Ничего, доводил без проблем, только в шлюзах метался как угорелый между рубкой и швартовыми кнехтами. Зато научился причаливать без панически-матерных криков высокой принимающей стороны.
— Откуда он взялся? — Андрей откинул крышку принесенного из лодки ящика и изучающе разглядывал гранатомет.
Понятно откуда, и как же я раньше не сообразил. Резиденция Негодина до Нашествия располагалась не в самом Павлово — в деревушке на другой стороне Оки в трех километрах выше по течению. То ли Щукариха, то ли Шмакодявкино какое… не помню, да и неважно сейчас. А важно то, что Михаил Сергеевич и сейчас живет там постоянно, приезжая в собственную «столицу» как на работу. Интересно, на кораблике есть синяя мигалка или она уже не актуальна?
— Андрюш, давай-ка наверх забирайся. И пулемет прихвати.
— Зачем? — удивился сын и похлопал по ящику: — Неужели этого не хватит?
— Давай не будем торопиться. Хорошо? Прикроешь меня в случае чего.
— А-а-а…
— Мысль одна в голову пришла.
Через десять минут, удостоверившись, что из подвешенного на перила второго этажа спасательного круга выглядывает пулеметный ствол, я встречал дорогих гостей. Не знаю, как здесь это принято делать, но для верности помахал рукой и растянул рот в улыбке. Коротко рявкнула сирена, меня увидели, и на палубе толкача появились двое в оранжевых надувных жилетах. Черт, нужно было тоже надеть, вон он, на гвоздике висит. Ладно, поздно уже, и так сойдет.
«РТ-300» сделал полукруг, разворачиваясь носом вверх по течению, и приближался к дебаркадеру левым бортом. В рубке торчал кто-то в белой фуражке, видимо, капитан. Так, а где остальные? В трюмных каютах, насколько помню, можно еще человек десять без тесноты разместить. Если потесниться, то и взвод влезет. Но не будут же они там сидеть? Или будут? В принципе не должны, вряд ли кому охота шляться по трапам туда-сюда — три километра рейс недальний. Значит, если кто там и есть, сидит в кают-компании. И, как назло, на ее окошках занавески.
До чего же неуютно стоять, зная, что, возможно, находишься под прицелом десятка стволов. Стремно, я бы сказал.
— Эй, на палубе! — Один из бородачей в жилете бросил швартов. — Принимай!
Подхватываю толстый канат в полете и набрасываю петлю на кнехт. Что еще? Хлебом-солью встречать не нужно?
— Новенький? — В глазах нет подозрения, только превосходство устроившегося на теплом местечке над неудачником.
— Из разведки перевели по ранению. — Хм… есть же у них хоть какая-нибудь разведка?
В ответ оба заржали, от избытка чувств хлопая себя по ляжкам, будто собираясь пуститься в пляс. И чего такого смешного?
— Спецназ ГРУ, ага! — продолжали веселиться бородачи. — Сотник-то где, в передовой дозор ушел?
Молчу. Толкач застыл у дебаркадера, но дизеля еще продолжали работать на холостых оборотах. Лязгнул перекинутый на палубу алюминиевый трап. Одновременно с этим распахнулась дверь надстройки…
— Смирно! — Голос капитана из колокольчика репродуктора смог бы поднять и мертвых. Но не поднял.
Появившийся в дверном проеме невысокий седоволосый тип, с седыми же усами, недоуменно покрутил головой, видимо, ожидал более радостной и представительной встречи. Два автоматчика охраны, шагнувшие следом, застыли с каменными лицами. Батюшки, да это же сам Михал Сергеич к нам пожаловал!
— Где все? — Негодин еще раз оглянулся, наливаясь дурной кровью. — Где все, я спрашиваю?
Ну и чего ему на это ответить? Разве что тоже спросить, остались ли еще люди на судне? Не поймет…
— Один! Везде один! В час испытаний, посланных свыше, только я один думаю о будущем! Думаю о настоящем! А остальное быдло спит! Меня, великого человека, ответственного за возрождение цивилизации и культуры, встречает всего один воин! Погоди… — Негодин перестал орать и заговорил нормальным голосом, слегка гнусавя в окончаниях слов: — Я один, и ты один — это знак. Это символ! Символ избранности!
Что за херню он несет? Охранники воротят морды в стороны, видимо, выслушивают подобное каждый день, но так и не смогли привыкнуть.
— Я благодарю тебя, воин! Ты подтвердил! Да, подтвердил!
Бля, да ведь он под кайфом. Скорее всего на кокаине, но дорожка еще не растянута на весь стол, так, на половину только. Видел в свое время таких, утверждавших, что могут соскочить в любой момент. Теперь кое-что проясняется — марионетка, кукла на троне, за ниточки которой дергал покойный сотник. Вот кого бы поспрашивать вдумчиво и с пристрастием. Поторопились мы, однако.
— Подойди сюда, воин!
Я что, похож на дурака? Даже если и так, то внутри все равно умнее, чем выгляжу снаружи. Особенно в этой дурацкой кольчуге.
— Андрей!!!
Короткая пулеметная очередь со второго этажа прошлась по рубке, кроша боковые стекла. Моя задержалась на полсекунды, пока поднимал висевший стволом вниз на плече автомат, и перечеркнула стоявшую передо мной троицу. Бронежилетов на них не было. Следующими — швартовую команду.
— Ух, мать! — Сверху грохнуло, это сын прыгнул с перил ограждения прямо на балкончик мостика и, свесившись через леера, добавил бородачам.
— Рикошеты, балбес!
— Так осторожно же, пап!
— Спускайся. — Я шагнул на трап и прикрикнул на одного из охранников Негодина, который еще оставался в сознании и лежал, привалившись к шлюпбалке. — Руки!
— Я…
— Руки, говорю! За голову!
Распахнулась дверь надстройки, и тяжелый приклад пулемета превратил затылок пленника в кровавое месиво.
— Ты…
Вместо ответа сын молча прошелся по палубе, стреляя лежащим в голову. Потом, с трудом удерживая дрожащими руками оружие, повернулся ко мне:
— Пошли чего покажу.
Идти оказалось недолго, всего два шага по коридорчику и сразу налево, в кают-компанию.
— Это…
