расскажи мне, насколько я лучше твоей классной руководительницы!
— Настолько, что и сравнивать нечего. — Данилов привлек Елену к себе и прошептал ей на ухо:
— Ты — вне категорий и сравнений…
В маленьком кабинете заведующего отделением было только одно украшение — небольшой плакат, на котором красным по белому было написано:
«Три дела, однажды начавши, трудно кончить: а) вкушать хорошую пищу; б) беседовать с возвратившимся из похода другом и в) чесать, где чешется».
— Нравится? А то все или сторукого анестезиолога вешают, или заповеди анестезиологов. Однообразно и скучно.
Заведующий Роман Константинович Максимушкин был примечательно некрасив — узкое, вытянутое лицо, маленький птичий нос, обширная лысина, сильно оттопыренные уши. Вдобавок он носил массивные черные очки, бывшие в моде с полвека тому назад. Но из-под толстых стекол глядели на Данилова веселые голубые глаза, причем глядели так приветливо, что сразу же вызывали расположение к их обладателю. А еще Роман Константинович очень смешно, совсем по-детски, морщил лоб.
Встретил он Данилова приветливо. Правда, Данилов не счел нужным обольщаться на этот счет — приветливость могла просто быть следствием знакомства Максимушкина с Еленой. Радушие в рамках приличий, не более того.
Данилов сжато рассказал о себе — учеба, интернатура, работа — и подумал, что сейчас собеседник начнет допытываться, по каким причинам он покидает нынешнее место работы, но ошибся — причины ухода из диспансера совершенно не интересовали Романа Константиновича. Нельзя было исключить и того, что он получил кое-какую информацию от Елены. Во всяком случае, отсутствие такого неизбежного, казалось бы, допроса с пристрастием Данилову понравилось. Вместо «допроса» Роман Константинович изложил свои требования:
— Первым делом нам нужны состоявшиеся специалисты, профессионалы. На то, чтобы учить, нет ни времени, ни желания. Не из вредности, а ситуация такая, рабочая. Да и никудышный из меня наставник, если уж говорить начистоту. Второе — трезвость как норма рабочей жизни. На работе у нас употреблять не принято. Чего и сколько вы пьете дома, меня совершенно не касается, но на работу надо приходить без «выхлопа». Знаете «золотое правило» американских летчиков? Ни капли в рот за двенадцать часов до рейса. Очень мудрое правило. Если у вас с алкоголем, скажем так, непростые отношения, то вы нам не подходите.
— Отношения с алкоголем у меня простые — я его игнорирую, — сказал Данилов, поняв, что от него ожидают ответа по теме. — Когда-то радовало, потом перестало, вот и не употребляю.
— Кодировались?
— Нет, просто не употребляю, и все тут.
— Третье — у нас не приживаются вымогатели и любители делать бизнес в рабочее время и на рабочем месте. Все эти намеки насчет того, что за дополнительное вознаграждение вы бы, конечно, постарались, и толпы якобы родственников, желающих у нас обследоваться… Лучше не пробовать — сразу же расстанемся, и не факт, что расставание будет безболезненным. Могут и уголовное дело завести, у нас с этим просто, как-никак профиль обязывает. Не подумайте, что я вас запугиваю, но многие наши коллеги все никак не могут осознать, что времена изменились и отношение к «денежным премиям от населения» нынче другое.
— Это же сколько наглости надо иметь, чтобы заниматься вымогательством в милицейском госпитале? — Данилов с трудом мог представить нечто подобное.
— Не так уж и много. Реанимационная специфика такова, что не всякий человек, даже будучи сотрудником, обратится в ОБЭП, когда с него вымогают деньги в реанимации. В реанимации ведь не лежат просто так, точнее — лежат не просто так. Не заплатишь врачу-вымогателю или подведешь его под статью, а твой близкий человек тем временем умрет… Вот и платят. Потом, конечно, правда всплывает. И рано или поздно доходит до меня или же до кого-то из нашего руководства. По одному-двум слухам мы не дергаемся, мало ли кто что скажет, но где-то после десятка идентичных слухов начинаем задумываться и делать выводы. Если выводы не в пользу сотрудника, то мы с ним расстаемся. Ну, а любители протаскивать через госпиталь свою частную клиентуру видны сразу, чуть ли не с первых дней работы. С ними разговор тоже бывает коротким, а прощание быстрым. Нет, все мы люди и все болеем, если что-то надо матери, жене или, упаси бог, ребенку, то администрация всегда пойдет навстречу. Но если количество больных «родственников» переходит разумные пределы, тут уж извините.
Роман Константинович развел руками и наморщил лоб.
— Дальше запугивать не стану, — сказал он. — Для первого раза хватит. Пора и о хорошем упомянуть. Премии у нас практически ежемесячные, если к вам нет вопросов, то пятьдесят процентов от оклада вам в некотором роде гарантировано. Подработка до полутора ставок — не вопрос. Коллектив у нас неплохой, в семье, как говорится, не без урода, но в целом атмосфера комфортная, рабочая. В какой-то мере это и моя заслуга, я как-никак третий год уже заведую отделением, хотя по возрасту мне положено еще лет пять во врачах ходить. Некоторые, знаете ли, считают, что раньше сорока лет становиться заведующим просто неприлично. Извините, отвлекся. Если у вас есть вопросы — задавайте.
— Вопросов нет.
— Все ясно или передумали? — Роман Константинович снял очки, прикрыл глаза и потер пальцами переносицу.
— Все ясно.
— Тогда пишите заявление. — Роман Константинович вернул очки на место. — На имя начальника госпиталя полковника внутренней службы Аполлонова Станислава Марковича…
— Редкая фамилия, — Данилов на секунду призадумался — с двумя «п» или же с двумя «л» ее писать?
— Когда-то семинаристы шутили на тему появления фамилий так: «По церквам, по цветам, по камням, по скотам, и яко восхощет его преосвященство». Вы историей не увлекаетесь?
— Не очень, — признался Данилов. — А у вас это обязательно?
— Нет, — улыбнулся Роман Константинович. — Обязательно надо помнить всего две даты — День медицинского работника и День российской милиции.
— У вас должно быть выгодно работать, — пошутил Данилов, — больше профессиональных праздников — чаще премии.
Приложение
ВТОРАЯ ДРЕВНЕЙШАЯ
Слово «дерматовенерология», обозначающее науку о болезнях кожи и болезнях, передающихся половым путем, образовано от греческих слов «derma» — кожа и «logos» — наука, между которыми вклинилось римское имя богини любви Венеры — Venus. Казалось бы — начали по-гречески, закончили по- гречески, так зачем же в середину вставлять римское имя? Назвали бы уж «дерматоафродитологией» в честь Афродиты, греческой богини. Все дело в том, что название придумали римляне, а слова «derma» и «logos» перекочевали из древнегреческого в латынь, практически не изменившись.
Не надо думать, что дерматовенерология появилась только в Древнем Риме. Еще задолго до рождения Ромула с Ремом и вскормившей их волчицы люди знали довольно много о кожных и венерических болезнях.
В Китае более четырех с половиной тысяч лет назад во времена просвещенного императора- объединителя Хуанг Ти (того самого, что ввел в обиход первый зодиакальный календарь, придумал первый компас и еще немало хорошего сделал для блага своих подданных и всего человечества) уже знали о проказе, чесотке, парше, ихтиозе и кое-каких венерических болезнях. Сифилис тогда, кажется, еще не
