нравится? Ремонт? Ну, ремонт дело преходящее — был, и нет его…
Героиня фильма тем временем успела уехать из Нью-Йорка в глухую американскую провинцию, не иначе как на родину, и сейчас изливала душу цветущей девице породы «кровь с молоком», не то младшей сестре, не то школьной подруге. Девица лучилась счастьем, имела несколько килограммов лишнего веса и время от времени ласково трепала по головенкам подбегавших к ней ребятишек, то есть олицетворяла собой простое человеческое счастье, исконно-посконное, без всяких там городских и карьерных заморочек.
— Как ты можешь смотреть эту нудятину? — вслух удивился Данилов. — Ведь все и так ясно! Где-то с полчаса она будет пытаться привыкнуть к сельской жизни, но так и не сможет этого сделать и рванет обратно в Нью-Йорк. А по дороге или же прямо на пороге своей квартиры встретит этого лощеного хмыря, который водил ее по ресторанам…
— Он же умер от лейкемии! — Елена оторвалась от экрана и обернулась к Данилову.
— Ошибки быть не может? Дура-медсестра позвонила не по тому телефону…
— Так похороны же показали!
— Похороны я проспал, — признался Данилов. — Значит, встретит другого, еще лучше прежнего… Тот, который помер, был адвокатом?
— Брокером.
— Один черт. Значит, новый будет простым парнем — каким-нибудь дальнобойщиком или сантехником. Он подарит ей море душевного тепла и всего остального, что ей требуется, тоже… Короче, все будет хорошо.
— Спи дальше, — разрешила Елена, — а я, с твоего позволения, досмотрю до конца.
— Я не сплю, а думаю над твоим последним вопросом, — поправил Данилов. — Впрочем, уже могу ответить. На сегодняшний день в госпитале мне не нравится только то, что к нему нужно привыкать. Надоело, знаешь ли, привыкать к новым местам, хотя в этом месте, если, конечно, моя интуиция не врет, я могу задержаться надолго. Во всяком случае, мне там нравится и вроде как никто изначально не имеет на меня зуба.
— Осталось только постараться, чтобы ни у кого этот зуб не появился, — уколола Елена. — А то ведь ты умеешь провоцировать негативное отношение к себе, что называется, на ровном месте.
— В моей жизни был всего один начальник, у которого я провоцировал негативное отношение к себе, да и то не совсем осознанно. В итоге… — Данилов сделал маленькую паузу и закончил фразу: —…мне пришлось на нем, то есть на ней, жениться, чтобы загладить свою вину.
— Ах, вот как! — возмутилась Елена. — Значит, я вышла замуж за раскаявшегося провокатора? Вот так новость! Слушай, а зачем ты меня провоцировал?
— Сам не знаю. Возможно, хотел убедиться в том, что я тебе небезразличен.
— Убедился?
— Почти да.
— Вот тебе за «почти»! — Елена локтем ткнула Данилова в бок. — Вот тебе за провокации! — Данилов ожидал еще одного толчка, но вместо этого его лягнули ногой. — За что бы тебе еще вломить?
— По логике вещей третьим номером должна идти твоя загубленная жизнь, — опрометчиво подсказал Данилов.
— Да, именно так! — Елена села, схватила подушку и с размаху приложила ею по голове Данилова. — Получай за мою загубленную жизнь!
— Вот это — настоящие чувства! — одобрил Данилов, отбирая подушку, чтобы избежать повторного удара. — Какая экспрессия, какой темперамент! Совсем не то, что в этом унылом кино.
— С тобой невозможно смотреть серьезные фильмы! — Елена взяла с тумбочки пульт и нажала кнопку ускоренной перемотки назад.
— Ставь сначала, — посоветовал Данилов, возвращая Еленину подушку на место, — под него так славно спится.
Самое главное впечатление от работы в госпитале Данилов озвучивать не стал, уж очень неожиданным и непривычным оно оказалось. Впервые в жизни ему не нравились все коллеги по работе. Все три врача первого реанимационного отделения. Причем не просто не нравились, а вызывали раздражение чуть ли не с первой минуты знакомства.
Неприятные личности попадаются везде, в любом учреждении, взять хоть доктора Бондаря с шестьдесят второй подстанции Скорой помощи, хоть физиотерапевта Лагонину из одиннадцатого кожно- венерологического диспансера. В семье, как говорится, не без урода. Но когда к «уродам» тянет отнести весь врачебный коллектив отделения, то это настораживает, если не заставляет задуматься — уж не слишком придирчиво начал ты относиться к людям?
Глава вторая
ДОКТОР КОЧЕРЫЖКИН — СЛАВИК-БАБНИК
Доктор Кочерыжкин был первым из коллег, с которым познакомился Данилов. Первое дежурство, первое впечатление…
Правила хорошего врачебного тона рекомендуют приходить на дежурство, тем более на первое, заранее, чтобы к началу смены успеть переодеться и осмотреться. Короче говоря — подготовиться к работе. Данилов явился за полчаса, переоделся в раздевалке для сотрудников и поднялся в свое отделение.
Пятеро пациентов, подключенных к мониторам, мирно спали. На сестринском посту никого не было. Данилов прошел до двери ординаторской и обнаружил, что она заперта.
Медсестра, дежурящая в одиночку, еще может выйти из реанимации по каким-либо неотложным делам — отнести в лабораторию срочный анализ или сбегать в другое отделение за каким-либо препаратом. Единственный дежурный врач реанимационного отделения не имеет права отлучаться ни при каких обстоятельствах. Больные, находящиеся в реанимации, не должны ни на секунду оставаться без врачебного наблюдения. Мало ли что с кем может случиться? Поэтому запертая дверь ординаторской вызывала по меньшей мере недоумение.
Данилов покрутил круглую ручку — вдруг не до конца провернул? — но дверь так и не открылась. Зато за ней послышался шорох, перешедший в невнятное двухголосое бормотание. Один голос был высоким, явно женским, а другой — мужским, басистым, густым.
Бормотание стихло, но открыть дверь никто не подумал. Данилов вежливо постучал и сразу же услышал визгливое:
— Наташ, хватит ломиться, сейчас выйду!
— Это не Наташа, — негромко, чтобы не потревожить покой спящих пациентов, ответил Данилов.
— А кто? — спросил тот же голос.
— Владимир Александрович, — так же негромко ответил Данилов.
— Владимир Александрович? — удивленно переспросил густой бас. — Одну секундочку, Владимир Александрович, буквально одну секундочку…
Одна секундочка растянулась не меньше чем на полторы минуты, Данилов уже начал томиться ожиданием, когда, наконец, послышался звук поворачиваемого в замке ключа и дверь открылась. Пахнуло спертым воздухом, табаком и приторными женскими духами из тех, про которые говорят: «дешево, но въедливо».
— Это не Владимир Александрович, — протянула женщина, открывшая дверь.
Колпак на растрепанных волосах, надетая наизнанку рубашка хирургической пижамы и томная поволока во взгляде явственно свидетельствовали о том, что женщина довольно весело и приятно провела если не всю ночь, то, во всяком случае, лучшую ее часть. Даму можно было бы назвать миловидной, если бы не портил впечатления хрящеватый нос, хищно загибающийся книзу подобно орлиному клюву.
— Владимир Александрович, — ответил Данилов, угадывая в женщине дежурную медсестру. — Могу пропуск показать.
