Когда Андрей вошел в комнату, Дима повернулся к нему лицом. Их глаза встретились. Сысоев тут же уловил страх в глазах друга. Бывшего друга. Человеку безгрешному бояться нечего.
– Каждый должен ответить за свои грехи, но не каждому дано покаяться перед этим, – сказал Дима и замахнулся.
– Что?
Ответом был свист кочерги, рассекающей воздух, и удар. Бордовый рубец на скуле и через все ухо начал кровоточить. Андрей все еще стоял на ногах, глаза непонимающе смотрели на происходящее. Страх пропал, осталось только недоумение. Дима замахнулся еще раз, и Андрей упал к его ногам.
Ухо горело, будто его жарили на раскаленной сковороде. Андрей попытался открыть глаза, но запах вокруг заставил его повременить. Пахло смертью. Однажды ему пришлось побывать на бойне. Запах был оттуда. Он все-таки решился и открыл один глаз. Тут же второй. Он лежал лицом в пол.
– Привет, – услышал он голос Димы где-то за спиной.
Андрей напрягся, приготовившись получить по затылку металлическим прутом или что там было у него в руках. Но удара не последовало.
– Вставай, дружище. Я тебя хочу кое с кем познакомить.
Ласковый тон друга привел Андрея в замешательство. Но он начал подниматься. Голова болела даже больше, чем ухо. Он дотронулся рукой до раны. Кровь уже свернулась, волосы прилипли к щеке. Андрей сел и посмотрел прямо перед собой. Размытая фигура (он сразу подумал, что это Дима) стояла в двух метрах от него.
– Знакомься, Сашка Ничего-не-слышу. – Сысоев ткнул кочергой куда-то в угол, справа от Андрея.
Куликов повернулся. Голова поворачивалась на шее медленно, будто вместо мышц у него цепи, а вместо позвонков шестеренки. И все это требовало ремонта и смазки. Наконец цепи натянулись и шестеренки зафиксировали голову в вывернутом на 90 градусов положении. Он увидел троих мужчин. Точнее, изуродованные трупы троих мужчин. Они сидели, привалившись спинами к стене. Их руки были прибиты к головам. Андрея замутило, его едва не вырвало. Он сразу понял, что они изображают.
– Да ты их, наверное, знаешь. – В голосе Димы слышалась детская восторженность. – А вот этого, – он подошел к «трем обезьянам» и ткнул кочергой в среднюю, – Семена Ничего-не-вижу, не помнишь? Дядя Сема у нас еще и по совместительству Крестный отец этой деревни.
Андрей хотел мотнуть головой, но шею заклинило.
– Помнишь? Вижу, помнишь. А это недоразумение в форме? Что, и его помнишь? Андрюша, с тобой приятно иметь дело. Это у нас господин полицейский, или Петя Ничего-не-скажу.
– Дима, – хриплым голосом позвал Андрей. Шея пришла в норму, и он наконец-то смог повернуть голову в исходное положение, чтобы оценить собственные шансы на спасение.
– Да, мой друг?
Неподдельная заинтересованность немного сбила Андрея с толку. Дима бесшумно подошел к нему и присел, опершись о кочергу.
– Ты хочешь сознаться? – спросил Сысоев и склонил голову, будто прислушиваясь к тихим шорохам.
– Дима, что произошло? Что с тобой здесь произошло? В чем я должен сознаться?! – На последнем слове голос дрогнул, и фраза получилась жалкой.
Дмитрий посмотрел в глаза Куликову. На лице ни тени улыбки. На лице ни тени рассудка, черт бы его побрал. Андрею стало страшно, и он отвел взгляд.
– Ты и правда не знаешь?
– Нет! – выкрикнул Андрей и вжал голову в плечи, ожидая удара.
Диму передернуло, будто он влез рукой в разложившиеся останки крысы.
– Ты знаешь, за что я убил Лену?
Знал ли он? Знал, но говорить об этом человеку с кочергой в руке и со сдвигом в мозгах, по меньшей мере, небезопасно. Андрей мотнул головой.
– Она предала меня. – Дима ударил кочергой о пол. – Я ненавижу предателей! Все! Все вы ничтожны! Этот! – Он показал на первый труп с прибитыми руками к голове, закрывавшими уши. – Предал жену. Избил, изнасиловал и убил. Этот! – У второго руки были прибиты в области глаз. – Предал сестру. Избил, изнасиловал и убил. Предал племянницу… Позволил избить, изнасиловать и убить. А этот предал закон! – Руки третьего держались у рта каким-то чудом. Гвозди вылезли, и ладони вот-вот могли упасть на колени, открыв рот. Только человек в форме вряд ли уже что-либо скажет. – Тот, кто должен служить и защищать, служил и защищал только вот этих двоих упырей. Такой вот цепной мент.
Сысоев произнес:
– Какова твоя роль в этом заговоре? Я долго думал, но не мог понять, кто этот четвертый, из-за кого весь сыр-бор. Пока не нашел вот это. – Он полез в карман окровавленных джинсов и выудил золотой браслет. – Узнаешь?
Андрей узнал его. Этот браслет когда-то принадлежал ему. «Кошечке от ее котика». Это были его излюбленные ласковые словечки, используемые на все случаи жизни.
– Да, – коротко ответил Андрей.
– Еще бы, ты же даже надпись там сделал со своими безликими кошечками, чтобы Светка не поймала тебя.
– Что?! – взревел Андрей.
Куликов понял. Вот в чем его обвиняли! Дима уже растасовал колоду своих воспоминаний так, что четыре туза оказались сверху. Только почему-то все одной масти. Трефовые.
– Что ты хочешь сказать этим? Что это тот самый браслет, который ты подарил Вере?! – Андрей злорадствовал, позабыв об угрозе, исходящей от сумасшедшего.
Дмитрий улыбнулся и мотнул рукой с выставленным указательным пальцем перед носом Куликова.
– Не надо. Я знал, что ты будешь отпираться. Это механизм самосохранения. Все-таки мы животные, мать его. Звери, черт бы нас побрал! Изворотливые твари, способные только предавать. Ты слышал такое: предавший один раз – предатель на всю жизнь?
– Вспомни! Тот день, когда мы познакомились с Верой. Вспомни, ублюдок! – выкрикнул Андрей, брызжа слюной.
Дима напрягся. Кулак сжал кочергу так, что костяшки пальцев побелели.
– Перестань, – одернул его Андрей. – Такое ощущение, что ты женщин видишь раз в год, когда спускаешься в долину за солью.
– Ты же знаешь, с моей женой так и получается. Я чувствую себя, как на кошаре среди немых овец. Я могу говорить с ней сколько угодно, а вот она посмотрит на меня своими пуговками-глазами, и мне не только секса – разговаривать с ней неохота.
– Что, все так плохо?
– Мне кажется, она гуляет.
– Ну, друг мой, твои казалки к делу не пришьешь. Тут, как говорится, не пойман – не вор.
– Не буду я ее ловить. Сам факт предательства меня раздражает донельзя, а если я ее еще и поймаю… Предавший однажды – предатель на всю жизнь. Хорошо, если эта жизнь окажется короткой.
– Да ну, брось ты нагнетать. Тебе бы ужасы писать, а не космические саги.
– Каждому свое, – ответил Дима и снова посмотрел на официантку.
Она заметила его взгляд и застенчиво улыбнулась.
– Вы уже что-то выбрали?
– Да, вас, – просто ответил Сысоев.
– Ну, я вам скажу, что выбор неплохой. – Девушка кокетничала.
Вообще Андрею показалось, что она вела себя как шлюха, если начистоту.
