что в правительстве одни сатрапы. Городом выдано 142 тысячи пропусков, разрешающих не повиноваться правилам. Эти шишки наклеивают карточку на лобовое стекло и ставят машины даже там, где висит знак «стоянка запрещена». В Нижнем Манхэттене более 11 тысяч мест, где можно бесплатно поставить машину. Знаете, сколько из них остается простым водителям? Шестьсот шестьдесят пять. Это не демократия, это какая-то тирания. Мы платим за новый асфальт, бордюрный камень, за ремонт дорог, а нас посылают к черту и не дают припарковаться, а сами паркуются где хотят, бесплатно и еще стоят столько, сколько пожелают.
Шеп прекрасно знал, что найти место для стоянки в Нижнем Манхэттене невозможно, и не думал об этом. Он обменялся взглядами с Кэрол, которая явно чувствовала себя смущенной.
– Это Джексон так неуклюже пытается извиниться за опоздание, – сказала она. – Он настоял на том, чтобы мы купили выпивку в «Асторе» на Лафайет, якобы текила там дешевле, и мы сорок пять минут искали место для парковки. И поскольку это не Нижний Манхэттен, возможности свалить все на мэрию у нас нет.
Естественно, Кэрол предложила помочь, в то время как Джексон разбрызгал сок лайма по столешнице и Шеп принялся все убирать. И конечно, она изъявила желание поздороваться с Глинис. Шеп поспешил на веранду, разбудить жену, чтобы гости при виде Глинис в состоянии полного расслабления не решили, что ей плохо и не стали ее жалеть вместо того, чтобы радостно поприветствовать. Однако он немного опоздал и не успел надеть на нее тюрбан, упавший на пол во время сна. Глинис всегда тщательно следила за тем, как выглядит, была высокого мнения о себе, такой осталась и сейчас.
Кэрол была совершенно измотана заботами о Флике: пневмония, перенесенная ею в августе, никак не хотела сдаваться, и Шеп не осуждал ее за то, что она не навещала Глинис уже более шести недель. Кэрол старалась скрыть эмоции, но он заметил, насколько она была шокирована. Кэрол была уверена, что они собрались отметить положительную динамику в лечении, поэтому ожидала, что подруга выглядит если и не хорошо, то, по крайней мере, похожа на человека.
Из-за множественных просьб Джексона перенести ужин они встретились только в середине сентября. Осень наступила не только в природе. Посмотрев на жену глазами Кэрол, он понял, что и ее лето уже далеко в прошлом. Кожа, некогда коричневатого оттенка, словно после отпуска на море, стала серой и казалась грязной; легкий золотистый оттенок сейчас походил на цвет спитого чая. Из-за нового лекарства для химии, адриамицина (или, как называла его Глинис, «Майк Тайсон», поскольку оно действительно обладало эффектом удара боксера), почти все волосы выпали; алимта не давала такого эффекта, и они было решили, что она попала в число тех счастливчиков, которые не лысеют. Даже в сравнении с глубоким вырезом блузки, проплешины на голове казались более опасным зрелищем для посторонних. Разумеется, волосы опять отрастут.
Кэрол справилась с эмоциями и воскликнула:
– Глинис, какое шикарное платье!
Слава богу, она не сказала: «Глинис, ты похожа на всех чертей!»
Глинис рассеянно огляделась, словно не понимая, что эти люди делают в ее доме. Миска с кукурузным чипсами, видимо, привела ее в чувство.
– Спасибо, Кэрол. Не возражаешь, если я не буду вставать. Ты тоже прелестно выглядишь. Тебе пришлось непросто, но, глядя на тебя, никогда этого не скажешь. Ты всегда такая свежая и – энергичная.
Может, не Шепу об этом говорить, но Кэрол совсем не выглядела прелестно. Конечно, не очень удобно стараться затмить хозяйку, но Кэрол это удалось; она, несомненно, предвидела это и оделась достаточно просто для званого вечера. Но именно этот ход и принес результат. Сложно обвинять женщину за то, что в самом простом наряде она выглядела как нельзя лучше. Простое платье-сарафан выгодно подчеркивало ее стройную фигуру; зауженное под грудью, оно неизменно притягивало взгляды к этой части тела. Несомненно, это было сделано не специально. Легкий летний наряд, скорее всего, был извлечен из самых глубин шкафа – складки были замяты в самых неожиданных местах и давали понять, что он долго провисел на вешалке. Соски откровенно выделялись, обтянутые тонкой тканью сарафана, и от них было сложно отвести взгляд. У Глинис груди уже не было. Столь явный контраст мог испортить настроение любой, даже очень красивой женщине. Никто, кроме Шепа, не заметил, каких усилий стоило Глинис сдерживаться, лишь голос ее стал чуть более тихим.
Вошел Джексон с подносом с кувшином, доверху наполненным «Маргаритой», края стоящих рядом бокалов были слишком щедро обсыпаны солью. Его стремление к чрезмерности нередко становилось причиной ссор между друзьями еще во времена, когда Шеп владел фирмой, а Джексон был простым рабочим, для всех, в том числе для клиентов, было выгодно, что Шеп теперь занимает должность менеджера. Все, что делал Джексон, было через край.
– Шеп говорил, тебе прописан новый коктейль, – сказал он, наливая Глинис полный бокал. – Решил посодействовать.
Глинис сделала вид, что не поняла намек. (Шеп был вынужден с грустью признать, что новое лекарство, вероятно, отрицательным образом сказывается и на чувстве юмора.) Она посмотрела на свой коктейль такими глазами, словно это было явление из прошлой жизни. Глинис следовало, по возможности, отказаться от алкоголя во время приема «Майка Тайсона». Несколько глотков стали необходимым подспорьем для поддержания несколько театральной атмосферы вечера. Им придется отыграть до конца этот спектакль под названием «Еще одна шумная вечеринка с Джексоном и Кэрол», поскольку никто не представлял, что можно предоставить взамен.
– Следите за тем ужасом, что наделала «Катрина»? – спросил Джексон.
Шеп был рад разговору о текущих событиях, с помощью которых можно спокойно пережить аперитив.
– Да, у нас постоянно включен канал Си-эн-эн, – ответила Глинис.
Она могла еще добавить, что с удовольствием следила за продвижением урагана. Она всегда испытывала тайную страсть к разрушительным, мрачным явлениям, но сейчас для нее это было не просто событие. Ей было приятно смотреть на разрушения – огромные дома, из тех, о которых они с мужем даже не могли мечтать, заливало водой до второго этажа. Люди стояли на крышах и махали, глядя в небо, моля о помощи, которая могла и не успеть, теперь они знали, что остались один на один со своей бедой и никому нет до них дела. Шеп, казалось, слышал, как Глинис говорит про себя: «Что ж, добро пожаловать в клуб». Ее не удручало чужое горе. Глинис страдала, и страдания других навевали мысли о справедливости бытия. Ее радовали репортажи об уничтожении целых городов. Будь ее воля, она разрушила бы еще и много других, и обязательно Нью-Йорк, как Кэрри в одноименном фильме. Одним махом Глинис отказалась от сочувствия другим людям, чья жизнь позволяла забыть о роковых событиях в собственной жизни, о чем так часто напоминали ей визитеры-доброжелатели. Вот и сейчас двое друзей сидят около нее, хотя с большим удовольствием предпочли бы скорее удалиться.
– Так страшно смотреть, как жители Нового Орлеана теряют буквально все на глазах, – сказала Кэрол. Ее сочувствие достойно похвалы, но так скучно. – Это немного накладно для нас, но я не могла не отправить чек в Красный Крест.
– Шутишь? – вмешался Джексон.
– Можешь считать, что я выкроила эти деньги из своей зарплаты, – сказала Кэрол. – Я бы перестала себя уважать, если бы ничего не сделала.
– Но мы уже заплатили, чтобы «что-то сделали»! – воскликнул ее муж.
– Откуда ты знаешь? Это и значит быть одной страной. Протянуть в трудный момент руку помощи.
– Значит, правительство нам нужно только для того, чтобы помогать людям в тяжелые времена! – продолжал Джексон, прикончивший уже первый бокал с «Маргаритой». – Для этого существуют налоги. Для новых тротуаров. И ураганов!
– И медицинской страховки, – добавил Шеп. – Для человека, который заявляет, что не доверяет правительству, ты возлагаешь на них чертовски много обязанностей.
– Ничего подобного. Я говорю, что не считаю нужным зарывать еженедельно по три миллиарда долларов в песок на Ближнем Востоке и не собираюсь кормить тунеядцев, которых полно в этой стране. Если из моего кармана постоянно тянут деньги, я имею право хоть на какое-то минимальное обслуживание. Я не хочу, чтобы моя жена занималась работой, которую ненавидит, лишь для того, чтобы мой ребенок мог
