перетасовал карты и снял. Затем вернул колоду лорду Балтимору. Тот также перетасовал, дал сэру Уотфорду снять и положил первую карту рубашкой вверх на стол. Неторопливо совершалась торжественная церемония, в которой однако, чувствовалась растущая напряженность и тревога.
— Красное или черное? — спросил лорд. — Что выбирает Асмодей?
— Красное — цвет Люцифера, будь они оба прокляты! Асмодей выбирает черное.
Быстрым движением сэр Уотфорд открыл карту. Красное. Бубновая десятка. С яростным криком он швырнул лорду Балтимору вексель.
— Продолжим игру?
Лорд Балтимор спокойно присоединил вексель к банку.
— В банке сто восемьдесят тысяч фунтов[14]. Игра продолжается.
— Ва-банк!
Никто уже не заключал пари. Происходило нечто чудовищное, неслыханное; всех охватило оцепенение.
Еще одна новая колода. Снова тасуют и сдают. Снова на столе карта, рубашкой вверх.
— Черное! — сказал Асмодей.
— Красное! — отозвался Люцифер.
Очередь открыть карту перешла к лорду Балтимору. Рисуясь, он хладнокровно взял со стола нож и направил его острием к карте. На какое-то мгновение его рука застыла в воздухе, хотя и не дрогнула. Затем сталь медленно вошла в карту и перевернула ее.
Черное. Туз пик.
Раздался общий крик. С пронзительным торжествующим смехом сэр Уотфорд резко подался вперед и устремил злобно сверкающий взгляд на лицо своего противника.
— Побежден! Побежден! Сорван красный банк. Ты еще не удивлен, Люцифер?
Лорд Балтимор не выказал ни малейшего волнения.
— Счастье своенравно, — сказал он холодно, — я давно уже постиг это.
Он хотел подняться, но сэр Уотфорд остановил его:
— Останься, если ты человек чести. Игра не кончена. Эго наше последнее сражение. Я любил женщину — ты отнял ее. Я был первым в Лондоне прожигателем жизни — ты превзошел меня. Я основал Клуб Адского огня — тебя избрали его президентом. Что бы я ни создавая, ты приходил и разрушал это. И пока мы дышим, мы враги. Так слушай же! Эта банкноты, векселя, золото — все это я ставлю против твоего трона. Люцифер. Выпадет красное — все твое, выпадет черное — мое. Трус тот, кто отступит!
Лорд Балтимор сел.
— Игра продолжается.
Напряжение присутствующих сменилось громким хохотом. Гениальную фантазию сэра Уотфорда встретили, как самые рискованные прыжки цирковых клоунов, рукоплесканиями и дикими выкриками.
На этот раз карту предстояло открыть Асмодею. Он протянул руку, но внезапно остановился.
— У меня несчастливая рука, — пробормотал он и, как бы выискивая что-то, осмотрел ряды зрителей. Его взгляд с удивлением остановился на Эмме. — Что делает тут это невинное дитя. Покажи-ка мне свою руку, маленький ангел. Клянусь Аполлоном, это рука Венеры, и линия жизни глубока и сильна. Это судьба. Тебе вверяю я свое счастье. Подойди! Открой ее!
Он схватил руку Эммы, чтобы получше разглядеть ее, затем указал ей на карту. И как бы уступая неодолимому принуждению, Эмма схватила карту и открыла ее.
Черное. Король треф.
Обезумев от радости, сэр Уотфорд поднял руки.
— Я знал, что придет день, и я отомщу. Вот он, этот день. Долой с трона, Люцифер! Снимай корону! Все теперь мое, мое!
Он сорвал с головы лорда Балтимора украшенную рогами корону дьявола и надел ее на себя. И внезапно, разразившись диким смехом, погрузил руки в груду банкнот и золотых монет стал разбрасывать их, совать в руки Эммы, сыпать на головы толпы.
— Нет больше Люцифера! Он был самозванцем и лжецом. Не говорил ли он, что счастье в золоте, и потому играл, присваивал, копил? Но это неправда, все зло от желтого божества. Прочь, я не хочу больше этого видеть! Набивай себе карманы, Люцифер, жри, давись, пока не лопнет утроба!
Он швырял ему золото полными пригоршнями непрерывно повторяя при этом вопрос, который не давал покоя его бедному больному мозгу:
— Ты удивлен? Ты наконец удивлен, ненавистный человек?
Лорд Балтимор смерил его взглядом, как бы желая обнаружить последнюю тайную слабость противника.
— Я не удивлен, — сказал он медленно своим резким голосом, подчеркивая каждое слово, — я полон сострадания к тебе, Асмодей. Ты безумен.
Ответом ему был короткий пронзительный смех. Внезапно сэр Уотфорд успокоился.
— Я знал, что ты так скажешь. У тебя ничтожный мозг, ты не в состоянии следовать моим мыслям. И все вы тут полоумные и глупцы. Вам понято лишь то, что можно увидеть. Ну так вот, смотрите. Я буду держать тронную речь. Поди сюда, маленький невинный ангел, возведи меня на адский трон Люцифера.
Он схватил Эмму за руку и поднялся с ней к трону. Охваченная странным оцепенением, Эмма не противилась. Какое-то мгновение сэр Уотфорд сидел на троне Люцифера. Его бескровные губы сложились в гримасу, как будто он сам смеялся над собой. Его руки что-то искали в складках широкого домино; затем он выпрямился и подошел к краю подиума. Теперь, когда он заговорил, голос его был абсолютно спокоен. В нем уже не было ничего резкого, он звучал тихо и мягко, как голос человека, погруженного в глубокое раздумье. Сэр Уотфорд не отвечал на выкрики толпы. Всякий раз он ждал, когда наступит тишина, и тогда продолжал свою речь.
— Вот вам тронная речь Асмодея. В короле народ хочет видеть высшее воплощение своей сути. Ваша суть проста. Я — самый простой из вас. Поэтому я ваш король. Жить и дать жить другим — так гласит закон. Люцифер издал второй закон: ничему не удивляться. Этот закон ложный. Кто ничему не удивляется, ничем и не интересуется. Тот же, кто ни к чему не проявляет интереса, не живет по-настоящему. Поэтому я отвергаю ложный закон и вместо него провозглашаю другой: интересоваться всем, стараться все постичь. Я хочу править любознательным народом и быть королем сенсаций.
Еще мальчиком я интересовался своими родителями, я их изучал. Они ненавидели и обманывали друг друга. Это было моей первой сенсацией. Юношей я интересовался дружбой и любовью. Я узнал их в тот день, когда лорд Балтимор увел мою жену, — это моя вторая сенсация. С тех пор я всегда удовлетворял свое любопытство и сполна насладился сенсациями. Лишь одна остается мне, последняя и самая большая: что предстоит нам по ту сторону жизни? Загадка всех загадок. Любознательный народ стремится решить ее. Но миссия короля — быть впереди и тут. Да разорвет он покров, за которым таится эта загадка. И пусть это будет моей миссией, моей последней сенсацией. Что будет потом? Я хочу ответа на этот вопрос. Я хочу знать, знать, знать!
Трижды повторяя это слово, он раздвинул складки своего домино и медленно, очень медленно поднес правую руку к виску.
Застывшие лица толпы были неподвижны. Царила мертвая тишина. Слышно было только потрескивание горящих факелов и легкое шипение воды, когда в нее падали горячие капли смолы.
Затем прогремел выстрел[15].
Под многоголосый вопль, в диком беге неслась Эмма, увлекаемая обезумевшей от ужаса толпой, — маленькая волна в пучине прибоя. Кто-то схватил ее, стараясь удержать. Перед ней возникло уродливое лицо сэра Джона, его губы пытались произнести какие-то невнятные слова. Она вырвалась, оставив в его руках свое домино. Он с проклятиями мчался за ней, стараясь ее поймать.
Повеяло ночной прохладой. В темноте простиралось обширное поле, вдали виднелась светлая полоса. Задыхаясь, она бросилась к полю, навстречу слабому мерцанию. Наконец она очутилась на берегу. К нему приближался корабль. Скрипел руль, крупная фигура шкипера поднималась над рекой.
У Эммы вырвался долгий пронзительный крик, полный смертельного ужаса. Ей ответил чей-то голос,
