— Чем могу служить, мисс Харт?
От звука его голоса она задрожала.
— Вы знаете меня? — тихо спросила она.
Его губы — о, как часто она целовала их во сне — насмешливо дрогнули.
— Я видел мисс Харт, когда она была представлена сэром Фезерстонхафом леди Галифакс как будущая хозяйка Верхнего парка. Я слыхал о Гебе Вестине доктора Грэхема и о натурщице Ромни. Я читал письмо и видел шиллинг, который мисс Харт послала леди Галифакс.
Его слова падали на нее как удары молота. Она поднялась, возмущенная:
— И вы считаете меня теперь дурной и злой женщиной, не правда ли?
Помолчав минуту, он коротко хохотнул:
— А вам хотелось бы и меня подвести под пистолет сэра Фезерстонхафа? Позвольте мне не вмешиваться в дела, которые мне абсолютно безразличны.
Она тоже рассмеялась, горько и язвительно:
— Очень осмотрительно! И все-таки я хочу, чтобы вы справедливо судили обо мне. Мой путь приведет меня в ваш круг…
Он резко прервал ее:
— Круг сэра Фезерстонхафа — не мой круг!
На его высокомерие она ответила открытой насмешкой:
— Вы правы, сэр Гревилл, в кругу сэра Гарри принято отвечать за свои поступки. Там не прячутся за чужими именами, как, например, мистер Овертон!
Он удивленно отступил на шаг.
— Овертон? — пробормотал он смущенно. — Так я все-таки не ошибся? Вы..?
Бросив взгляд на Смита, она прервала его.
— Во всяком случае, я, думается, имею право на то, чтобы обо мне не судили поверхностно. Я взываю к вашей чести и прошу дать мне непременно возможность оправдаться перед вами. Сколько до следующей станции, Смит?
— Полчаса, миледи!
— Сэр Гревилл, я требую у вас эти полчаса. Войдите в карету! А вы, Смит, велите слуге остаться с раненым. Сами сядьте рядом с кучером, и поехали!
Сэр Гревилл молча повиновался…
Она сидела против него, и свет фонарей падал на его лицо, тогда как Эмма оставалась в тени. У нее было ощущение триумфа, потому что удалось заставить его выполнить ее волю. И вместе с тем — ненависть. К нему, к Джейн Миддлтон, к сэру Гарри, к самой себе. За то, что теперь, когда она впервые одна с этим человеком, она не может вести себя с ним по-другому. Она не испытывала страха перед Гревиллом. Ее ненависть давала ей силы. Эту женщину, которую он любил, она покажет ему в истинном свете. А потом, насмеявшись над ним, уедет.
Эмма собиралась говорить с ним кратко и холодно. Но как только она погрузилась в воспоминания, открылись все старые раны ее души. И она вспомнила о нищете, в которой жила. Ее голос дрожал от тайной боли, сердце обливалось кровью.
— Я призываю вас рассудить меня и Джейн Миддлтон! — закончила она, вперив в него пламенный взгляд. — Что сделала я такого, что ей можно растоптать меня? Может быть, мне следует принимать ее оскорбления за милость? Униженно, не моргнув глазом?
Он слушал молча. Но теперь, оживившись поднял голову:
— Униженно? Но вы не выглядели униженной, мисс Харт. И вы отомстили леди Галифакс. И не она была причиной того, что могла сегодня оказаться вдовой!
Она гневно вскочила:
— Дуэль? Я не хотела ее. Я даже ничего не знала о ней!
— А ваше письмо? Оно было для леди Джейн как удар кинжалом в сердце!
— Удар кинжалом? Да, так оно и должно было быть! Наконец-то она почувствовала, каково это — терпеть издевательства и не иметь возможности сопротивляться!
Захохотав, она откинулась на подушки экипажа. От судорожного смеха она задохнулась, кровь бросилась ей в лицо.
Изумленный Гревилл гневно глядел на нее:
— И вы еще радуетесь? Вы нисколько не раскаиваетесь?
Она засмеялась еще громче и язвительней.
— А она раскаивалась, когда толкала меня в грязь? Неужели у необразованной девушки из народа должны быть более тонкие чувства, чем у благовоспитанной леди?
Гревилл смущенно кивнул.
— Старая история! Ваша мать допустила ошибку, послав вас в школу для благородных девиц. Леди Джейн никогда не дала бы вовлечь себя в столь необдуманный поступок, если бы вы не вышли за границы своего сословия.
Эмма, лишившись дара речи, глядела на него:
— И это все, чем вы можете ответить на мое обвинение? И вы еще оправдываете ее? Ну да, вы… — Она до дрожи боялась произнести слово, которое было у нее уже на губах. И все же произнесла, еле дыша, страстно, как будто ее толкнула на это чужая рука:
— Ну да, вы любите леди Галифакс! Вы обожаете ее!
Слово вылетело. Ведь именно этого хотела она с тех пор, как Смит сообщил ей, кто стоит у опрокинутой коляски. Для того она и заставила Гревилла принять ее помощь. Для того и посадила его напротив себя. Она следовала своему внутреннему зову. И все только для того, чтобы бросить в лицо Гревиллу эти слова. Это обвинение, брошенное с опаской и надеждой, обвинение, таившее в себе боязливый вопрос.
Сэр Гревилл вскочил со своего сиденья.
— Ну что вы говорите! — воскликнул он возмущенно. — Мне любить леди Джейн? Кто выдумал эту чепуху?
— Я слышала такие разговоры. А что, разве это не правда?
Он невольно поднял руку, как бы для клятвы.
— Это ложь! Наглая клевета!
Глубокий вздох освободил ее грудь. Она верила ему. Но продолжала свои вопросы. Ей так хотелось слышать это еще и еще! Она пожала плечами как бы в сомнении:
— Ну да, отрицать — ведь это долг кавалера.
— Мисс Харт! Вы слишком много себе позволяете! — вскипел он, и глаза его блеснули угрозой. Потом он, казалось, одумался. — Если бы вы пообещали мне хранить молчание… мне неприятно…
Она улыбнулась.
— Даю вам слово, сэр Гревилл!
— Ну так вот — мое общение с леди Галифакс объясняется тем, что я добиваюсь руки ее сестры Генриетты. Я просил леди Джейн прозондировать это у ее отца. За этим я и приехал сейчас к лорду Галифаксу.
Он добивался руки другой…
Она почувствовала, что кровь отлила от ее лица, и укрылась в темноте кареты.
— И что вам ответила леди Джейн? — беззвучно спросила она спустя некоторое время. — Она подала вам надежду?
Он горько рассмеялся.
— Надежду? Мне следует доказать, что я владею состоянием соответствующим моему сословию. Соответствующим сословию! Лорд Миддлтон богат, и дочери его избалованы. Мое место в департаменте иностранных дел едва позволяет мне вести скромную жизнь холостяка. Я — младший сын, у меня нет состояния, зато есть долги. Мой дядя, сэр Уильям Гамильтон, хоть и очень богат, но женат и еще не так стар, чтобы не иметь наследников. Поэтому этот план не осуществился.
— И это вас огорчает, не так ли? — спросила она, пытаясь шутить, не спуская глаз с его губ. — А красива Генриетта Миддлтон? Вы ее любите?
