Китай. Искусство есть палочками

Я остановилась у первого храма. Яркие здания с высокими крышами, расписанные золотой и красной краской, отличались от буддийских храмов в других частях Китая. Местные Будды, сияющие золотом, с огромными выпуклыми лбами, были совершенно не похожи на кругленьких Будд севера. Я обошла храм, быстренько пробежалась по сувенирным лавкам, а затем присела в тени большого дерева выпить колы. Мимо меня прошел монах в длинном оранжевом одеянии.

Два следующих храма оказались более древними и потрепанными. У ворот одного молодой монах болтал с кем-то по сотовому телефону, а рядом с входом во второй несколько монахов играли в карты и радовались при этом как дети. Я прошла внутрь и посмотрела на выцветшие фрески на стенах, рассказывающие о нелегком пути к просветлению в эпоху до появления мобильников.

На следующий день рано утром мы уехали в джунгли. Лицзюань, так звали гида, забрала меня из отеля. Ей было около двадцати пяти лет, она изучала английский и работала официанткой. Школу пришлось бросить в пятнадцать, когда серьезно заболел отец, нужно было кормить семью. А потом, когда черная полоса прошла, Лицзюань даже умудрилась один год поучиться в Пекине. На экскурсию в джунгли она прихватила с собой своего родственника, парнишку, которого называла Хао Лю, что в переводе обозначает «шестой», поскольку он был шестым сыном в семье. В Китае родители часто зовут отпрысков не по именам, а по порядковым номерам.

— А как же в школе? — спросила я у мальчика. — Ну ладно, Шестым быть еще ничего, Шестых не так много, а вот если ты Первый или Второй? Учитель вызывает Второго, а таких в классе человек пятнадцать.

Мальчишка хихикнул и сказал, что у них есть нормальные имена, так что Шестым его зовут только дома.

В джунглях и прочих отдаленных частях Китая политика китайского правительства по ограничению рождаемости не всегда работает. Закон лояльно относится к этническим меньшинствам, особенно к тем парам, где первый ребенок — девочка, поскольку в семье нужен мальчик, чтобы помогать возделывать землю. Зачастую супруги не ограничиваются двумя детьми, и тогда их штрафуют на крупную сумму, а если семья не может заплатить штраф, то власти сносят дом и вынуждают плодовитых родителей покинуть деревню. Поскольку домики здесь выглядят как конструктор, то их легко восстановить, и в итоге провинившаяся семья и дальше живет припеваючи. Но согласитесь, что в любом случае шесть сыновей — это уже перебор.

Шестой был тихим робким мальчиком. Возможно, его били все братья по очереди, начиная с Первого и заканчивая Пятым. Он выглядел младше своих двенадцати лет и казался довольно хилым. В Цзинхун Шестой перебрался всего два месяца назад, до этого их семья жила в деревне. Он по-детски непосредственно радовался перспективе отправиться в поход в джунгли, поскольку видел, что иностранцы возвращались оттуда в восторге.

Мы с Лицзюань и Шестым сели на автобус, который и довез нас до первого пункта назначения под названием Мань Фэй Лун. Остальные пассажиры автобуса возвращались к себе в деревню из города. Один парень вез мешок с живыми цыплятами, из которого доносилось жалобное попискивание. Какая-то тучная тетка тащила большой куль с кормом для свиней, на котором сидел и, что называется, в три горла жрал ярко-розовый поросенок, причем хвост его, вопреки всем законам гравитации, стоял торчком, напоминая итальянские макароны фузилли в виде пружинки. Соседка этой женщины везла маленький детский велосипед. Каждые несколько минут она смотрела на свое приобретение и улыбалась, по-видимому, предвкушая, как обрадуется сын или дочка такому роскошному подарку, а мы всё ехали и ехали через бесконечные заливные поля, банановые рощи и плантации гевей, из сока которых производили натуральный каучук. Деревца росли аккуратными рядами. На коре были сделаны небольшие надрезы, а внизу привязаны маленькие чашечки, чтобы собрать буквально по капле драгоценный сок.

В Мань Фэй Лун мы посетили пагоду, строительство которой датируется 1204 годом. Здесь со стройным золотым Буддой соседствовала статуя богини народности дай, с длинными развевающимися локонами. По легенде, ее волосы спускались до самой земли, и так богиня кормила людей. Рядом стояли павлин, символизирующий женскую красоту, и слон — воплощение мужественности и силы.

Мы пообедали в этом крошечном городке. Мимо то и дело проезжали монахи на мопедах и велосипедах. Поскольку руки помыть было негде, я достала свой дезинфицирующий гель и предложила его Лицзюань и Шестому. Лицзюань из вежливости взяла капельку и протерла ладони, а Шестой пришел в ужас.

— Что это? — тихонько спросил он у Лицзюань.

— Хочешь руки помыть?

Шестой яростно затряс головой. По-видимому, сама мысль об этом привела мальчугана в ужас. Мы попробовали блюдо местной кухни — жареного цыпленка и свинину, по вкусу напоминающую колбасный фарш, а потом отправились на рынок, чтобы купить съестного в дорогу. Деревенька, где мы собирались остановиться на ночлег, очень бедная, так что лучше позаботиться об ужине заранее.

Лицзюань выбрала торговца, который со скучающим видом крутил в руках грязный ножик. Лично мне этот тип совершенно не понравился. Перед ним на деревянном прилавке лежала туша свиньи, почти целиком состоявшая из жира с тонкими прослойками мяса.

— Ты любишь свинину? — весело спросила Лицзюань и улыбнулась.

Что? Да этой свинье надо для начала провести липосакцию, но я решила не вступать в конфронтацию и поэтому просто кивнула. Лицзюань начала торговаться. Забавно, что диалог между ней и торговцем почти слово в слово повторял те диалоги, которые мы заучивали в Лондоне на занятиях. Мне тогда показалось, что так не бывает и это явное преувеличение, и только теперь я поняла, что это ключ к выживанию в сельской местности. Беседа продавца с покупателем строилась примерно следующим образом.

Лицзюань (незаинтересованным тоном). Почем свининка?

Торговец. Восемь юаней за цзинь[13].

Лицзюань (громко охая). Восемь юаней? Слишком дорого!

Торговец. Восемь юаней — это дешево. На прошлой неделе я продавал по десять юаней за цзинь. (При этом он смотрит потенциальной покупательнице прямо в глаза в надежде, что та поверит.)

Лицзюань. Я не могу себе этого позволить! У меня престарелые родители, пятнадцать голодных детей и целая орава кур, которых тоже надо кормить. Если я отдам восемь юаней, то не хватит денег на зерно, и мы все умрем от голода. Давайте за шесть, а?

Торговец. Шесть? За эту вот прекрасную свинку?

Ну, раз у вас нет денег, могу продать вам свиные ножки, из них получится наваристый бульон. (При этом он воинственно потрясает ножом: то ли собирается отчикатъ для нас свиные ножки, то ли просто оскорбился за свою свинью, я так и не поняла.)

Лицзюань. Ладно. Может, сойдемся на семи?

Торговец (сквозь зубы, чтобы мы поняли, как нелегко ему далось решение). Так уж и быть…

Автобус до Дунфана, откуда начинался наш поход, отправлялся в два часа, но когда Лицзюань провела рекогносцировку на местности, оказалось, что он уедет не раньше четырех. Дорога займет около трех часов, а это означало, что в Дунфан мы доберемся уже затемно, а оттуда нам придется еще два часа идти через джунгли до деревни, где намечен привал. Усомнившись, а так ли хорошо Лицзюань знает дорогу, чтобы тащить меня ночью через джунгли, я нашла альтернативное решение — такси.

Лицзюань провела переговоры и сбила цену до восьмидесяти юаней. Автобус все равно обошелся бы нам в тридцать юаней на троих, поэтому я с радостью заплатила разницу, и мы поехали по колдобинам и ухабам. В какой-то момент Шестой буквально катапультировался с сиденья и ударился головой о потолок машины, вскрикнув от боли, но зато в итоге мы добрались до Дунфана без пятнадцати четыре — автобус-то еще даже не отъехал — и углубились в джунгли.

— Смотри по сторонам! — велела мне Лицзюань. — Местные сказали, что тут полно медведей, и