Закрывая кавычки постановления-инструкции, следует отметить не только махровое человеконенавистничество, но и глубоко заземленные, игнорирующие какие- либо научные обоснования взгляды тогдашних «корифеев» советской науки. Над текстом, очевидно, работал большой коллектив ученых, с взглядами которых спустя многие десятилетия можно полемизировать, только обладая большим чувством юмора. Но то, что в этом документе, разработанном после событий 1937 г., заложены основы отношения государства к генетике и наследственности, которые впоследствии переросли в законы государственной политики, направленные, по своей сути, на половую дискриминацию, геноцид и террор, сомневаться не приходится. И как она совпадает с теорией дегенерации немецкого психиатра и теолога А. Морреля, согласно которой недостатки личности, передаваясь из поколения в поколение, усиливаются, ухудшая тем самым общий генофонд человечества.
Государство и медицина
Существуют тысячи болезней, но одно здоровье, которым надо наделить все общество.
А. Шопенгауер
Спустя почти полвека со дня выхода инструкций, подписанных Берией, Британское психологическое общество (BPS), играющее ключевую роль в контроле публикаций профессионально разработанных тестов, создало Бюллетень классификационных тестов BPS, который стал основой для обследования пациентов на состояние их психологического здоровья, тем самым узаконив их значение в определении факторов состояния нашей души и в конечном счете нашего физического здоровья. Они не имеют ничего общего с расистскими предписаниями наемных ученых кровавого товарища Берии.
Традиционные методы диагностики – заглядывание в уши и горло, внимательное ощупывание живота и лимфатических желез, прослушивание стетоскопом, измерения кровяного давления – становились недостаточными для освидетельствования состояния здоровья. В современной медицине, базирующейся на высоких технологиях, границы между здоровьем и болезнью определяются не только посредством тонких и требующих больших затрат лабораторных и рентгеновских исследований, которые непрерывно совершенствуются, но и посредством психофизиологических тестов. Эти тесты должны быть максимально просты и доступны каждому, а их результаты – обладать высокой степенью надежности, ибо на их основании выносится жестокий приговор не только настоящему, но и будущему пациентов и их близких. Новые методы исследования позволяют медицине, проявляя заботу о нас, определять наличие заболевания уже на очень ранних стадиях, что дает возможность врачам назначать лечение, а пациенту и его близким – планировать свою жизнь с учетом заболевания.
И все же готова ли медицина защитить нас от болезней, стрессов, генетических изменений и, наконец, вымирания, ведь Б. Шоу недаром заметил: «Не пытайтесь жить вечно, все равно это у вас не получится». Согласно анализу, проведенному ВОЗ по качеству общего комплекса услуг, оказываемых системой здравоохранения, первое место в мире занимает Франция, за которой следуют Австрия, Голландия, Швейцария и Германия. При этом в Европе только 40% людей довольны медицинским обслуживанием.
Если в 1960 г. расходы на здравоохранение в пересчете на одного человека составляли Ђ 77, то в 2006 г. они выросли до практически Ђ 3500. При ближайшем рассмотрении возникают два основополагающих вопроса: что дает нам сегодняшняя медицина и действительно ли мы платим за нее соразмерную цену? Естественно, человеческая жизнь и здоровье, с точки зрения этики, бесценны, и мы должны делать все, что возможно. Но нужно ли тратить такое количество денег, как сейчас, чтобы спасти человеческие жизни и помочь больным людям? И спасают ли деньги, выделенные для нашей системы здравоохранения, всех, кого можно спасти? Помогаем ли мы всем больным, насколько это возможно? Если мы задумаемся над расходами в различных странах и над соответствующими важнейшими цифрами статистики, то невольно возникнет подозрение, что на страданиях миллионов людей выстроен хороший бизнес, причем морально неоправданный. Несмотря на то что на поддержание нашего здоровья год за годом уходят миллиарды евро, мы не становимся здоровее, и людей, спасенных от болезней, не становится больше.
В современной медицине, базирующейся на высоких технологиях, границы между здоровьем и болезнью определяются не только посредством тонких и требующих больших затрат лабораторных и рентгеновских исследований
В индустриально развитых странах на здравоохранение выделяются ежегодно примерно три биллиона евро! Фармацевтический институт исследования рынка IMS Heath оценил рост мирового рынка фармацевтики в 3,5%, несмотря на экономический кризис 2009 г. Это соответствует $550 000 000 000. Такой степени роста достигала вся остальная экономика Европы в самые лучшие годы.
Ђ 650 000 000 – таков каждодневный оборот системы здравоохранения Германии, уже давно завоевавшей ведущее место в экономике страны, что значительно превышает суммарные поступления денег от производителей автомобилей и энергоресурсов. Каждый десятый евро бюджета страны своим происхождением обязан врачам, клиникам, аптекам и фармакологическим концернам. Весь этот разросшийся медицинский спрут кормит огромную армию персонала, общей численностью почти четыре миллиона человек – от сердечных хирургов университетских клиник до педикюрш. Начиная с семидесятых годов, сумма обязательного медицинского страхования возросла почти вдвое, в то время как врачи выписывают горы медикаментов, из которых четыре тысячи тонн оказываются на свалке.
Чем же нас балует здравоохранение взамен? Относительно этого существует неясность. Уже много лет органы здравоохранения протестуют против контроля над новыми методами терапии, новыми продуктами. Те, кто требуют большей ясности, прозрачности и желают поставить под сомнение значимость новых продуктов и методик, сразу подвергаются общественному порицанию. Их даже называют «антигуманистами». Но сами приверженцы «гуманизма» являются инициаторами многих экономических концепций, в которых пациент является только средством оптимизации расходов и доходов. Сюда относится прежде всего сокращение пребывания пациентов в клиниках посредством ускоренной терапии, в стремлении как можно быстрее отправить их домой. Так возникает парадокс, при котором количество пациентов, поступающих в больницы, увеличивается, а время их пребывания там укорачивается. С другой стороны, сами фармацевтические концерны тоже стремятся оптимизировать свои доходы, что ведет к слиянию различных мелких и средних производителей и их монополизации.
Система здравоохранения все больше превращается в театр абсурда, когда все меньшее количество персонала обслуживает все большее количество пациентов во все более короткие промежутки времени. Хотя, согласно американской статистике, врачи, работающие более шестнадцати часов без сна, совершают больше ошибок, чем при нормальном восьмичасовом рабочем дне. Статистики утверждают, что при рабочей неделе в семьдесят два и более часов здоровье самих врачей подвергается повышенным рискам. Некоторых разбивают инфаркты или инсульты прямо у операционного стола, большинство специалистов среднего возраста, работающих в ночные смены, теряют семьи, а врачи старше пятидесяти лет часто подвержены хроническим заболеваниям – гипертонии, мигреням и болезням позвоночника. Само собой, подобные нагрузки негативно сказываются и на пациентах. Согласно исследованиям, проведенным в Австрии, на примере одной больницы была установлена корреляция между повторными операциями, которым подвергаются пациенты, и количеством непрерывных рабочих часов у врачей. Результаты были показательны: в течение первых 13 часов работы количество случаев повторных операций из-за осложнений поднималось на 2,5%. А после 24 часов непрерывной работы их число достигало уже более 10%, причем половина из них относились к очень тяжелым осложнениям с последующими новыми хирургическими операциями. В 1997 г. австралийскими учеными также были проведены исследования взаимосвязи между концентрацией внимания врача и режимом его рабочего дня. Исследованиям подвергли две группы врачей. В первой, состоящей из специалистов, работающих по графику с восьми утра одного до полудня следующего дня, велись наблюдения за скоростью реакций и моторикой движения при исполнении предложенных им заданий. Второй группе был предложен алкоголь, постепенно достигающий уровня 0,1 промилле в крови. Уже через семнадцать часов вынужденной бессонницы «трезвая» группа «ночного дежурства» совершила так много ошибок, как если бы уровень алкоголя в их крови достигал 0,5 промилле.
