Боже! Каким чудом, несмотря на все страдания, смогла она родить такого пухленького ребенка!
Несколько дней Анжелика прожила в Тампле довольно спокойно. У нее еще было немного денег, и она надеялась на скорое возвращение Раймона.
Но однажды после полудня ее вызвал к себе бальи Тампля, в обязанности которого входил полицейский надзор за этим привилегированным островком Парижа.
– Дочь моя, – объявил он напрямик, – от имени господина великого приора я должен сообщить, что вам необходимо покинуть Тампль. Как вы знаете, он принимает под свое покровительство только тех, чья репутация не может нанести урона чести его маленького княжества. Итак, вы должны отсюда выехать.
Анжелика хотела было спросить, в чем ее упрекают, потом подумала, что лучше просто пойти и броситься в ноги герцогу Вандомскому, великому приору. Но тут вдруг она вспомнила слова короля: «Я не желаю больше слышать о вас!»
Значит, здесь знали, кто она! И может быть, даже опасались ее… Она поняла, что бессмысленно просить поддержки у иезуитов. Они честно помогали ей, пока было что защищать. Но теперь игра проиграна. Те, кто, как Раймон, скомпрометировали себя причастностью к этому темному делу, должны быть удалены.
– Хорошо, – сказала Анжелика, стиснув зубы. – Я покину Тампль до наступления темноты.
– Я знаю, что вы заплатили за комнату вперед, – сказал бальи, вспомнив о деньгах, которые она дала ему в день прихода Куасси-Ба. – Вас освободят от «выездного денье».
Вернувшись к себе, Анжелика сложила свои немудреные пожитки в небольшой кожаный сундук, тепло закутала обоих детей и усадила их рядом с вещами на тачку, которая уже сослужила ей службу при переезде в Тампль.
Вдова Кордо была на рынке. Анжелика оставила ей на столе немного денег.
«Когда я буду побогаче, я вернусь сюда и отблагодарю ее щедрее», – подумала она.
– Мама, мы идем гулять? – спросил Флоримон.
– Мы возвращаемся к тете Ортанс.
– И увидим Бабу? – Так он называл Барбу.
– Да.
Мальчик захлопал в ладоши. По дороге он с восхищением глазел по сторонам.
Толкая впереди себя тачку, Анжелика шла по мостовой, где жидкая грязь смешалась с талым снегом, и с любовью смотрела на личики своих детей, прижавшихся друг к другу под одеялом, в которое она завернула их. Мысли о судьбе этих двух таких еще хрупких существ не давали ей покоя.
Небо над крышами было чистое, тучи исчезли. Наверно, ночью не будет заморозков, потому что в последние дни потеплело, и бедняки, у которых нечем топить, должно быть, воспрянули духом.
На улице Ада в квартале Сен-Ландри Барба радостно вскрикнула, увидев Флоримона. Малыш протянул к ней ручонки и горячо поцеловал.
– Господи, ангелочек ты мой! – бормотала служанка.
У нее дрожали губы, а широко раскрытые глаза наполнились слезами. На Анжелику она посмотрела как на привидение. Наверно, она невольно сравнила эту женщину с суровым, осунувшимся лицом, одетую беднее, чем она сама, с той роскошной дамой, которая постучалась в этот дом несколько месяцев назад.
А Анжелика подумала в этот момент, что, наверно, Барба со своей мансарды видела костер на Гревской площади.
На лестнице кто-то тихо вскрикнул, и Анжелика обернулась.
Ортанс со свечой в руке, казалось, застыла в ужасе на ступеньках. Вслед за ней на лестничной площадке показался прокурор Фалло де Сансе. Он был без парика, в халате и вышитом ночном колпаке. В этот день у него был врач.
Когда он увидел свою свояченицу, у него от страха отвисла нижняя губа.
Наконец после долгого молчания Ортанс вытянула вперед дрожащую руку и беззвучно сказала:
– Убирайся! Ваша проклятая богом семья и так слишком долго жила под моей крышей.
– Замолчи, глупая! – сказала Анжелика, пожимая плечами.
Она подошла к лестнице и подняла взгляд на сестру:
– Я-то уйду. Но прошу тебя, приюти невинных малюток, из-за них у тебя не будет неприятностей.
– Убирайся! – повторила Ортанс. Анжелика повернулась к Барбе, которая прижимала к груди Флоримона и Кантора.
– Барба, ты добрая девушка, я оставлю их на тебя. Вот все мои деньги, будешь покупать им молоко. Кантору кормилица не нужна, он любит козье молоко.
– Убирайся! Убирайся! Убирайся! – визгливо кричала Ортанс.
Она принялась топать ногами.
Анжелика подошла к двери. Последний взгляд она бросила не на детей, а на сестру.
Свеча дрожала в руке Ортанс, бросая пляшущие тени на ее искаженное лицо.
«Неужели, – подумала Анжелика, – это с нею мы лежали на широкой кровати и, от страха прижимаясь друг к другу, ждали, когда появится дама из Монтелу, привидение, которое бродило по комнатам замка,
