испытаешь такие наслаждения, что после них твоя жизнь станет сплошным ожиданием минуты, когда ты вновь сможешь вкусить это блаженство…
Анжелика оттолкнула его. Ее лицо пылало. Она вскочила и устремилась на галерею. К его изумлению, она остановилась перед узкой бойницей, выходившей на площадь, где трудились рабы. И он спросил себя, что за зрелище вызвало такое умиротворение на этом лице, еще недавно опаленном страстью?
– Каждый день в Мекнесе умирают пленники-христиане, отдавая жизнь за религию своих отцов. Чтобы сохранить ей верность, они терпят побои, пытки, непосильный труд… И это – простые люди, бедные и темные. Так неужели Анжелика де Сансе де Монтелу, потомок королей и крестоносцев, не способна сравниться с ними в стойкости? Конечно, никто не приставлял мне к груди копья с криком: «Стань мавританкой!» Напротив, мне говорят: «Ты должна отдаться Мулею Исмаилу, палачу христиан, убийце старого Савари!» А это такое же отречение от веры. Я не откажусь от моей веры, Осман Ферраджи!
– Вы погибнете в самых чудовищных пытках!
– Пусть так! Господь и все мои предки помогут мне!
Осман Ферраджи вздохнул. Он пока что исчерпал все доводы, но знал, что в конце концов ей придется уступить. Когда он покажет ей пыточные орудия и опишет некоторые особые пытки для женщин, ценимые султаном, у нее поубавится отваги! Но время не ждет!.. Мулей Исмаил в нетерпении.
– Послушайте, – сказал он по-французски. – Разве я не доказал вам свою дружбу? Я держал слово, и, если бы не собственная ваша неосторожность, султан сегодня не требовал бы вас к себе. Прошу, из одного уважения ко мне, согласитесь хотя бы на то, чтобы быть представленной ему! Он ждет вас. У меня уже не найдется оправданий, чтобы и дальше скрывать вас от него. Даже мне тогда не сносить головы. Всего лишь представиться ему… Это ведь ни к чему не обязывает. Кто знает, возможно, вы и не понравитесь ему? Разве это не было бы наилучшим выходом из положения? Я уже предупредил султана, что вы бываете порой совершенно несносны. Может, мне удастся заставить его еще чуть-чуть потерпеть.
Охваченная смятением Анжелика заколебалась. Выиграть время? Для чего? Чтобы утратить мужество? Чтобы дотянуть до побега?
– Я согласна… но только ради вас.
Однако она гневно отказалась от эскорта из десяти евнухов.
– Не желаю, чтобы меня вели, как преступницу или как овцу на заклание.
Осман Ферраджи не спорил. Сейчас он был готов на любые условия. Он проводил ее сам с мальчиком- евнухом. Тот должен был подхватывать покрывала, когда попечитель сераля станет снимать их одно за другим.
Мулей Исмаил встретил их в узкой комнате, где он любил предаваться одиноким размышлениям. В медных курильницах тлели благовония, наполняя все ароматом. Анжелике показалось, что она видит его впервые. Теперь их больше не разделял барьер неведения. Хищный зверь заметил ее и встал в стойку при ее появлении.
Верховный евнух и юный прислужник пали ниц. Затем Осман Ферраджи встал и, зайдя за спину Анжелике, взял ее за плечи, чтобы подвести к султану.
Тот весь потянулся к закутанной фигуре. Его золотистые глаза заглянули в глаза Анжелики. Она опустила ресницы. Впервые за много месяцев на нее глядели с вожделением. Она знала, какой восторг и удивление вызовут у него ее точеные черты и полные, чуть насмешливые губы. Когда Верховный евнух снимет вуаль с ее лица, все будет, как всегда. Она знала, что широкие ноздри Мулея Исмаила вздрогнут при виде ее золотистых волос, шелковистой волной ниспадающих на плечи.
Руки Осана Ферраджи чуть касались ее. Упрямо опустив глаза, она не желала видеть ничего, кроме этих танцующих черных рук с красными ногтями, в рубиновых и бриллиантовых перстнях. Забавно! Она никогда не замечала, что их ладони так бледны, словно выцвели, как лепестки увядшей розы. Она старалась думать о чем-нибудь другом, чтобы выдержать эту мучительную сцену раздевания под взглядом непреклонного повелителя, во власть которого она отдана. И все же она не могла не поежиться, когда почувствовала, как обнажились плечи.
Пальцы Османа Ферраджи слегка сжали ее локоть, предупреждая об опасности. Он протянул руку к шестому покрывалу. Сейчас обнажится грудь, тонкая талия, длинная и гибкая, словно у девочки, спина. Голос монарха произнес по-арабски:
– Оставь… Не докучай ей. Я и так вижу, что она очень хороша!
Он поднялся с дивана и приблизился к ней.
– Женщина, – сказал он гортанным голосом, умевшим внушать такой трепет, – женщина… покажи мне… твои глаза!..
Он сказал это так, что она не смогла воспротивиться. Она вновь увидела это внушающее ужас лицо, татуировку у губ и пористую желтовато-черную кожу.
Его толстые губы растянулись в улыбке.
– Никогда не видел таких глаз, – по-арабски сказал он Осману Ферраджи. – Наверное, в целом мире не найдешь подобных.
– Истинно так, повелитель, – подтвердил Верховный евнух. Он вновь набросил на Анжелику все покрывала и вполголоса шепнул по-французски:
– Склонись перед монархом. Он будет доволен.
Анжелика не пошевелилась. Мулей Исмаил, как ни худо он понимал по-французски, был достаточно тонок, чтобы уловить смысл ее мимики. Он снова улыбнулся, и в глазах его блеснула диковатая веселость. Ради этой женщины, этой несказанно чудесной находки, прибереженной для него Верховным евнухом, он был готов запастись терпением. Она обещала столь многое, что он не торопился получить все разом. Она была, как неведомая страна, неспешно открывающаяся взгляду, словно неизвестный враг, которого надо победить, словно противник, в чьи планы должно проникнуть. Осажденная крепость, в чьих укреплениях следует найти слабину. Нужно порасспросить Верховного евнуха. Он ее хорошо знает. Что быстрее подействует: богатые дары, ласка, жестокость? Есть ли в ней страстность? Конечно! Ее влажные глаза выдают замешательство, а ледяная белизна тела – горячность порывов. И дрожит она совсем не от страха. Она из породы неподатливых на страх. Но уже сейчас под тяжелым взглядом повелителя ее лицо, которое она хотела спрятать, приняло то выражение изнеможенной покорности, которое, должно быть, появляется у
