Он слегка поднял руку, останавливая ее.
– Прошу вас, сударыня, не считайте себя обязанной изображать страсть, которая, возможно, – я этого не отрицаю – некогда жила в нас, но которая давно уже угасла в наших сердцах.
Анжелика застыла, как будто он ее ударил. Время шло, и в наступившей тишине она вдруг очень явственно расслышала похожий на раздирающее стенание вой ветра в вантах и парусах, и этот тоскливый звук мучительно отдался в ее сердце.
Когда он произносил свои последние слова, на его лице промелькнуло то же высокомерное выражение, что и у могущественного тулузского сеньора былых времен. И Анжелика узнала того знатного сеньора в его нынешнем обличье искателя приключений. Это был он, ОН!
Должно быть, она смертельно побледнела.
Он подошел к шкафчику в глубине салона и открыл дверцу. Со спины это был всего лишь ее знакомец Рескатор, и на мгновение в душе Анжелики забрезжила надежда, что все это только дурной сон. Но он вновь приблизился к ней, и в полусвете полярной зари неумолимый рок опять явил ее взору забытое лицо ее мужа.
Он протянул ей бокал.
– Выпейте коньяку.
Она отрицательно мотнула головой.
– Выпейте, – настойчиво повторил он все тем же суровым, хриплым голосом.
Чтобы не слышать больше этого голоса, она залпом осушила бокал.
– Теперь вам лучше? Но почему вам стало дурно? От проглоченного коньяка у Анжелики захватило дух, она закашлялась и не сразу смогла отдышаться. Его вопрос помог ей немного собраться с мыслями.
– Вы спрашиваете – почему? Узнать, что человек, которого я оплакивала столько лет, жив, что он стоит передо мною – и вы еще хотите, чтобы я…
На смуглом лице на миг блеснули по-прежнему белые, великолепные зубы. Это в самом деле была улыбка Жоффрея, последнего из трубадуров, но омраченная то ли грустью, то ли разочарованием.
– Пятнадцать лет, сударыня! Вдумайтесь в это! Пытаться обмануть себя было бы с нашей стороны недостойной и глупой комедией. За эти годы оба мы – и вы и я – прожили иную жизнь и познали иные увлечения.
Правда, которой она упорно отказывалась посмотреть в лицо, внезапно пронзила ее, словно холодный, острый кинжал.
Она нашла его, но он ее больше не любит! Много-много лет она представляла его себе в мечтах, и ей всегда виделось одно и то же – как он протягивает к ней руки. Ее мечты – теперь она это ясно понимала – были всего лишь пустыми фантазиями, наивными, как и большинство женских фантазий. Жизнь высекает свои письмена на твердом камне, а не на мягком воске, из которого лепятся бесхитростные мечтания. Ее запечатлевают удары острого, тяжелого резца, безжалостные, причиняющие боль.
«Пятнадцать лет, сударыня! Вдумайтесь в это!»
Он любил других женщин…
Может быть, он женился? На женщине, которую полюбил страстно, гораздо сильнее, чем когда-то любил ее?
На ее висках выступил холодный пот. Ей показалось, что еще немного – и она снова потеряет сознание.
– Почему вы открылись мне сегодня?
Он приглушенно засмеялся.
– В самом деле – почему именно сегодня, а не вчера и не завтра? Я уже сказал вам: чтобы покончить с тем нелепым положением, в котором мы оказались. Я ждал: быть может, вы меня все-таки узнаете, однако пришлось признать, что вы тихо и окончательно похоронили память обо мне, ибо вашу душу явно не смущали никакие, даже самые легкие сомнения. Вы расточали свои заботы вашему дорогому раненому гугеноту и его детям и, право же, хотя ни один муж, пожалуй, не имел такой блестящей возможности понаблюдать, оставаясь неузнанным, за поведением своей ветреной супруги, эта комедия в конце концов все же показалась мне чересчур сомнительной. Или же я, по-вашему, должен был ждать, пока вы явитесь ко мне, как к капитану корабля и единственному здесь хозяину, а значит – и единственному представителю закона, дабы просить меня сочетать вас браком с этим торговцем? Этак мы завели бы нашу шутку слишком далеко, не правда ли.., госпожа де Пейрак?
И он рассмеялся своим хриплым смехом, который Анжелика уже была не в состоянии выносить.
– Замолчите! – крикнула она, затыкая уши. – Все это ужасно…
– Не смею возражать. Вот уж действительно крик души – откровеннее не бывает.
Он продолжал иронизировать. Ему было нипочем то, что, словно ураган, рвало и крушило ее сердце. Еще бы, ведь он успел давно свыкнуться со всем этим – как-никак он уже в Кандии знал, кто она такая. И потом – эта история, конечно, мало его волнует. Ведь тот, кто больше не любит, смотрит на вещи так просто…
К тому же при всей двусмысленности и драматичности их положения он в душе наверняка над ним потешается.
И в этом Анжелика тоже узнавала прежнего графа де Пейрака. Разве не смеялся он в зале суда, зная, что ему грозит костер!..
– Мне кажется, я сойду с ума! – простонала она, ломая руки.
– Не сойдете.
