были бледны, носы покраснели от холода.
По привычке Анжелика протянула к ним руки и приласкала.
– Вам холодно?
– Нет, нет! – весело загалдели они.
Малыш Гедеон Каррер пояснил:
– Боцман, этот морской карлик, сказал, что сегодня теплее уже не сделаешь, разве что подпалить корабль, потому что мы сейчас недалеко от полюса, но скоро опять поплывем к югу.
Она слушала, не понимая ни слова.
Взрослые, те держались в стороне и по временам бросали на нее пристальные взгляды: одни с ужасом, другие – с жалостью. Что означало ее долгое отсутствие ночью? Ее растерянный вид – увы! – подтверждал самые ужасные толки и те обвинения, которые Габриэль Берн высказал вчера вечером в адрес хозяина корабля:
«Этот бандит воображает, что имеет на нас все права.., и на нас, и на наших женщин… Братья мои, теперь мы знаем – он везет нас не к Островам…»
И поскольку Анжелика все не возвращалась, Берн решил отправиться на ее поиски. К его величайшей ярости оказалось, что дверь закрыта снаружи на засов. Тогда, несмотря на свои раны, он принялся вышибать плечом толстую створку и с помощью деревянного молотка ухитрился в одиночку выломать один из запоров. Видя, что он не уймется, Маниго в конце концов ему подсобил. Дверь распахнулась, внутрь ворвался ледяной ветер, и матери запротестовали, не зная, как защитить от холода детей.
Тут же, изрыгая замысловатые проклятия, появился боцман – то ли шотландец, то ли германец Эриксон, и вместе с ним – трое бравых матросов. Они окружили Берна, схватили его и уволокли наверх, в темноту. С тех пор он так и не вернулся.
Затем пришли два плотника, с невозмутимым видом починили дверь и заперли ее опять. Корабль швыряло из стороны в сторону. Женщинам и детям инстинкт подсказывал, что ночь будет опасной. Они прижались друг к другу и сидели молча, а мужчины долго обсуждали, как себя вести, если с мэтром Берном или его служанкой что-нибудь случится.
Увидев, что Анжелика, как всегда, ласково разговаривает с детьми, Абигель и молодая жена булочника, очень ее любившие, решились подойти к ней.
– Что он с вами сделал? – шепотом спросила Абигель.
– Что он со мной сделал? – переспросила Анжелика. – Кто это – он?
– Он… Рескатор.
Едва Анжелика услыхала это имя, в голове ее будто что-то щелкнуло, и она прижала руки к вискам, морщась от боли.
– Он? – повторила она. – Но он ничего мне не сделал. Почему вы задаете такой вопрос?
Бедные женщины молчали, чувствуя себя очень неловко.
Анжелика даже не пыталась понять, что их так смутило.
Ее сверлила одна-единственная мысль: «Я его нашла, но он меня не признал. Не признал меня своей женой, – поправила она себя. – Столько лет мечтать, горевать, надеяться – и все напрасно… Вот когда я действительно стала вдовой…»
Ее пробрала дрожь.
«Это безумие… Этого не может быть… Мне снится страшный сон, и я вот-вот проснусь…»
Вняв уговорам жены, к Анжелике приблизился господин Маниго.
– Госпожа Анжелика, мне надо с вами поговорить… Где Габриэль Берн?
Анжелика посмотрела на него в полном недоумении:
– Я ничего не знаю!
Тогда он рассказал ей, что произошло ночью из-за ее долгого отсутствия.
– Наверное, этот пират велел бросить Берна за борт, – предположил адвокат Каррер.
– Вы сошли с ума!
Постепенно к Анжелике возвращалась способность воспринимать происходящее. Значит, пока она спала в каюте Рескатора, Берн, пытаясь помочь ей, учинил нешуточный скандал. Рескатор наверняка знал об этом. Почему же он ни слова ей не сказал? Правда, им надо было о столь многом поговорить…
– Послушайте, – сказала она. – Нечего попусту себя взвинчивать и пугать детей нелепыми предположениями. Если этой ночью, когда капитана ничто не должно было отвлекать от управления судном, мэтр Берн своим неистовством действительно вынудил его и матросов на применение силы, то я полагаю, что они просто посадили его под замок. Но в любом случае никто здесь не покушался на его жизнь. За это я вам ручаюсь.
– Увы! У этих темных личностей короткая расправа, – мрачно сказал Каррер.
– И мы тут бессильны…
– Вы глупы! – крикнула Анжелика, всем сердцем желая влепить оплеуху в его желтую, как старое сало, физиономию.
Ей вдруг стало легче – от крика, а также от того, что, оглядев протестантов одного за другим, она подумала, что жизнь все-таки продолжается. В полутьме трюма, где из-за холода закрыли все порты, обращенные к ней лица ее спутников выглядели так обыденно. Они были здесь, погруженные в свои заботы. И с ними у нее наверняка не останется времени, чтобы предаваться раздумьям о своих горестях и рисовать
