доказательствами того, что он знал обо всех новостях задолго до других.
Тогда как вдалеке показались белые паруса и позолоченные мачты линейных кораблей, Жоффрей задал маркизу тот же вопрос, что и Анжелика.
– Кому может придти в голову вредить господину де Фронтенаку?
– К сожалению, я не знаю их имен! Я нахожусь немного в стороне от слухов, не желая быть на виду… Свой человек в министерстве Морских перевозок сообщил мне о прошении, который Николя Пари, предыдущий владелец восточного берега, по возвращении из Америки подал королю, когда сообщал ему о ходе дел в Новом Свете; он таким образом надеялся выхлопотать себе вознаграждение или пенсию. Но сейчас он мертв, что, естественно, делает его попытки бесполезными и бессмысленными.
Все это может повернуться против вас, господин де Пейрак. Защищайтесь, если зять Пари начнет проявлять свои притязания из-за этого прошения.
С берега, полностью занятого толпой, они наблюдали приближение кораблей. Рейд Тидмагуша, привыкший к более скромным эскадрам, еще не видел столь большого количества блестящих гостей.
Виль д'Аврэ концом трости указал Анжелике на корабль, самый маленький, но украшенный скульптурами и позолоченный, который поднял якорь и грациозно маневрировал, пока остальные громоздкие суда занимали места на рейде.
– Это мой корабль… Вы помните? Тот, который господин де Пейрак подарил мне, чтобы компенсировать потерю моей бедной «Асмодеи», украденной бандитами.
Анжелике показалось, что она различила лицо очень красивой сирены с длинными волосами и соблазнительным бюстом, которая располагалась на носу корабля.
Но корабль перемещался, и вскоре Анжелика увидела украшения кормы. Это были резные гирлянды из фруктов и цветов, в середине которых располагалось название – имя морской птицы.
– Афродита!..
– К счастью вы обещали господину Сен-Шамону не называть судно языческим именем типа «Асмодея», – сказала Анжелика, смеясь.
Затем она рассмеялась еще громче, увидев картину, представляющую Афродиту, рождающуюся из морской пены, и как и подобает – очень красивую, обнаженную, черты которой могли вызвать у посвященных определенные воспоминания.
– Вам, однако, удалось воплотить в жизнь один из ваших самых экстравагантных капризов.
– У меня возникло много трудностей, но я нашел художника. Не правда ли, похоже? – сказал он, польщенный. – Вас все узнают. Картина господина Патюреля на его «Сердце Марии» по сравнению с этой ничего не стоит.
– Не кажется ли вам, что вы путаете жанры и символы? Вспомните, что это судно до того, как попало к вам, принадлежало сообщникам мадам де Модрибур и составляло часть флота, целью которого было изгнать нас и уничтожить.
– Прекрасно!.. Это лучшая протекция, чтобы разрушить корабль, нежели поставить его под эгиду богини Красоты и Анжелики, которая, впрочем, и есть эта Богиня! Я всегда вижу вас излучающую свет и наделенную шармом, которым вы обладаете помимо вашей воли, и который делает вас неуязвимой, и каждый раз, когда кто-то думает, что вы его потеряли или по крайней мере потеряли некоторую его часть, вы предстаете еще более соблазнительной и обворожительной. Как это вам удается? Я думаю о короле. Я скажу ему об этом. Ибо он ждет вас, но я чувствую, что он опасается момента, когда после стольких лет вашего отсутствия и мечтаний, вы вновь предстанете перед ним. Я смогу, с самым изысканным тактом, его обнадежить.
– Не вмешивайтесь в это.
– О, Анжелика, как вы со мной суровы!
24
После маневров шлюпки причалили, и губернатор Фронтенак, в сопровождении экипажа в униформе Королевского флота широким шагом приближался к графу де Пейрак и его жене. – Я счастлив видеть вас обоих до того, как продолжу путешествие. Быть может, это безумие, но я думаю, что вы меня поддержите. Я принял решение отправиться во Францию и поговорить с королем. Я не думаю, что он меня не одобрит. Речь идет только о пути туда
– обратно. Но нам необходимо поговорить конфиденциально. Ибо здесь есть люди, которые мне вредят.
Анжелика посмотрела в сторону де Виль д'Аврэ. После того, что она от него услышала, она поняла, что господин Фронтенак начинает попадать в немилость короля. Интересно, по-прежнему ли маркиз был лжецом, и не возросла ли его способность сочинять слухи, особенно если речь шла о делах сильных мира сего?
Он ответил на ее немой вопрос тем, что поднял глаза к небу с жалостливым видом.
Затем, обращаясь к де Фронтенаку, словно речь шла о тяжело больном, он сказал ему:
– Вместе мы со всем справимся. Все чудесно устроится.
– Смотрите-ка, и вы здесь?.. – пробормотал Фронтенак, узнав его. – Не очень хороший момент вы выбрали для возвращения. Квебек невыносим!
– У меня нет ни малейшего намерения ехать в Квебек…
Фронтенак был очень весел, хотя и сожалел, что из-за этого внезапного путешествия, пришлось отказаться от поездки к берегам озера Онтарио, в Форт-Фронтенак. Там он должен был встретиться с ирокезами и удостовериться в том, что топор войны по-прежнему закопан.
Тщательно взвесив все за и против, – говорил он, – он принял решение воспользоваться летом и удобной навигацией, чтобы разобраться в неприятностях.
Его супруга, которая была при дворе в Версале, «шепнула ему на ухо» о положении дел.
