Ля Поллак начала вполголоса рассказывать с таинственным видом:
– Я тоже ее видела, эту «губернаторшу», и мне она не понравилась – слишком приторна. Но старую мартышку не учат гримасничать. Сначала я решила, что она явилась ко мне, улыбаясь, потому, что у меня лучшая кухня в городе, но потом мало-помалу она принялась говорить о себе:
«Мадам де Пейрак! Вы знаете мадам де Пейрак?», и стоило мне только заикнуться о тебе, как она стала облизывать губы, то и дело проводя по ним языком.
– Опиши ее.
– Не могу. Только глаза. Иногда они, как золото, иногда, как ночь. Но это не заставило бы меня затеять путешествие. Есть еще кое-что.
Однажды утром я получила записку из монастыря Урсулинок, что якобы мои подсвечники, которые я сдавала им для позолоты, готовы. Однако, я прекрасно помнила, что все мои подсвечники находятся у меня, и никакого заказа я не делала. Но ты же знаешь, я всегда неизменно вежлива и предупредительна с представителями церкви, и если, – подумала я, – тут и вкралась ошибка, то я уж пойду туда и все выясню. Или, может быть, мне необходимо явиться туда, потому что меня хотят видеть…
В общем, я распорядилась, чтобы меня доставили туда.
В мастерской для позолоты я встретила матушку Мадлен, которая так обрадоваласье, увидев меня, словно я принесла ей Благую весть.
– О, дорогая, вы пришли, – сказала она мне. – И, к счастью, мы одни. О! Мадам Гонфарель, вы – подруга мадам де Пейрак, должны передать ей кое-что. Вы скажете ей, что на этот раз я ее узнала.
– Кого «ее»? – спросила я.
– Дьяволицу из Акадии (я уставилась на нее, и она объяснила): Разве вы не слышали о моем видении много лет назад о Дьяволице из Акадии?
– Конечно, слышала, – сказала я ей. – О! Я знаю об этом видении наизусть все подробности, как и все вокруг. И мне известно, что совершенно несправедливо сюда вмешали мадам де Пейрак. Но вы ее оправдали. И теперь вы говорите, что видели ее по-настоящему?..
Очень тихо она сообщила мне, что это была знатная дама, которая накануне нанесла визит Урсулинкам вместе с новым губернатором. Время от времени в мастерскую заглядывала монашка, и смотрела, а матушка Мадлен казалась застигнутой врасплох.
– Но, сестрица, – сказала я ей тоже тихо, – если вы уверены в этом, то почему бы вам, если уж эта дама, она мне тоже не нравится, по правде говоря, – ваша дьяволица, не сообщить ли об этом епископу или вашему исповеднику? Представители духовной власти должны заняться ею, не вмешивая сюда мадам де Пейрак, нашу подругу, которой и так хватило истории с видением.
Она принялась плакать:
– Я им все рассказала!.. Но они мне не верят.
– И вот, понимая ее, я решила уехать, – продолжала ля Поллак. – Тебя нужно предупредить, ведь ты противостоишь ей. Она именно тебя ищет, чтобы отомстить.
– Она не нашла меня в Квебеке, куда направилась в первую очередь. Что до того, чтобы приехать сюда, так это будет не так-то легко. На этот раз мы предупреждены. Здесь мы в безопасности, а губернатор Канады, новый он или старый, здесь не имеет никакого влияния.
– Но она могла бы отправиться в Монреаль, – простонала Дельфина.
– В Монреаль!
И вдруг Анжелика побледнела. Она почувствовала, как у нее на лбу выступил холодный пот.
Монреаль – это Онорина.
В Монреале была Онорина.
И если, будучи в Квебеке, эта ужасная женщина узнает, что дочь Анжелики – пансионерка в Виль-Мари, то она решит отправиться в Монреаль и напасть на Онорину…
Анжелика увидела, как на всех лицах отразилась тень тревоги, охватившей ее.
– Но почему вы сбежали, как зайцы? – вскричала она, повернувшись к гостьям. – Наоборот, нельзя было упускать ее из виду, и если она отправлялась в Монреаль, нужно было сесть на один корабль с ней!
– На один корабль с ней? – повторила Жюльенн с испуганным видом.
– Нужно было наблюдать за ней, разоблачить, помешать вредить!.. Разве не понятно?.. Если она поедет в Монреаль, Онорина попадет к ней в лапы!..
Ля Поллак вскочила на ноги и, как ядро, вылетела из комнаты, хлопнув дверью.
Немного погодя она вернулась в сопровождении мадам Каррер и двух ее дочерей, которые очень ловко накрыли на стол и подали устриц и жаркое.
Анжелика видела себя словно со стороны. Она сидела на стуле, когда ее чуть ли не силой усадила не то Ля Поллак, не то мадам Каррер, перед полной тарелкой и полным стаканом, в руках – столовые приборы, которые ей дали, как ребенку. Ля Поллак подносила стакан к ее губам и говорила, что заставит ее кушать силой, пользуясь собственным опытом, когда в Париже экзекутор влил ей в желудок два полных чайника холодной воды, чтобы заставить ее признаться в краже двух унций огненной воды у трактирщика.
– Хорошие времена тогда были! Да-да. Мы теперь свободны. Но я не позволю этим знатным дамам- отравительницам свободно творить злодеяния здесь. Пей и ешь, мы поговорим позже.
Я сказал хозяйке: кума, вы здесь распоряжаетесь. Накормите нас быстро и хорошо. Мы иначе не можем продолжать жить спокойно, мы умрем или попадаем без сил.
Отказываясь думать, Анжелика приняла предложение разделить трапезу с подругами, изнемогающими
