Когда Смородинов с обычной своей непосредственностью рассказал негодующим тоном о том, как метеостанция оказалась не в состоянии предсказать заблаговременно шторм, в то время как 'несчастный комок слизи' - медуза - и 'дрянь, едва различимая глазом', - морская блоха - отличнейшим образом все 'знали', из людей о предстоящей буре догадывался только больной ревматик, не имеющий никакого отношения к метеорологии, Шавров тихо улыбнулся.
Он попросил одного из своих помощников принести радиозондприбор для исследования верхних слоев атмосферы.
На веранду, куда нас пригласили, был доставлен тонкостенный резиновый шар, наполненный водородом.
Я думал, его сейчас запустят в воздух, но Шавров взял шар за веревочку, поднес близко к уху Петра Ивановича и вопросительно посмотрел на него.
Тот резко отдернул голову. Затем взял в руку веревочку от шара и несколько раз поднес радиозонд к своему уху. На лице Петра Ивановича появилось выражение заинтересованности. После этого Смородинов передал шар мне и стал ждать, какое впечатление произведет опыт на меня. Я поднес шар вплотную к уху и ощутил тупую боль, точно кто-то давил мне на барабанную перепонку.
Невольно я отодвинул голову.
Шавров улыбнулся.
- Голос моря, - сказал он.
- Голос моря?
- Да, голос моря. Это и есть тот предвестник шторма, который почувствовал ваш больной-ревматик. Человеческое ухо в нормальных условиях не улавливает этот голос. Море разговаривает на слишком низких тонах. Это - инфразвуковые волны, они лежат за порогом слышимости для нас с вами.
- Некоторые животные, - добавил он, - обладают способностью ощущать инфразвуки. К их числу относятся медузы и морские блохи,
- И поэтому-то они заранее 'знают' о приближении шторма? - воскликнул я.
- Совершенно верно. Вокруг района шторма распространяются инфразвуковые волны. Это установлено строго проверенными наблюдениями. Вот этот голос моря, неслышный для человеческого уха, и предупреждает медуз.
Петр Иванович весь расцвел от радости.
- Ну, конечно, - заговорил он, взволнованно теребя меня за рукав, - я так и думал, иначе и не могло быть! Невозможно, чтобы никто из здешних ученых не заинтересовался этим явлением, не начал бы работу и не достиг бы уже чего-то! Вот это молодцы… Ну, где он? - обратился он уже к Шаврову. - Показывайте, не томите. Интересно, как он выглядит.
- Кто он? - с улыбкой произнес Шавров.
- Бросьте, батенька, притворяться. Прибор, разумеется. Прибор, предсказывающий штормы. И не пытайтесь уверять, что у вас нет такого прибора или вы над ним не работаете. Ни за что не поверю!
- Прибор, действительно, есть, - сказал Шавров уже серьезно, - Но хвастать, откровенно говоря, еще нечем. Поэтому мы о нем широко не публиковали. Но вам показать можно. Тем более, - он с уважением посмотрел на Смородинова, - что ваша помощь и совет могут нам пригодиться. Пойдемте!
Он провел нас в комнату, посредине которой стоял большой лабораторный стол. На столе возвышалось неуклюжее сооружение из нескольких ящиков, стойки и металлического шара с отходящим от него коротким горлышком.
- Вот, - сказал Шавров, - прибор, о котором вы спрашивали.
Радиозонд заменен здесь, как видите, металлическим резонатором.
Резиновый шар с водородом улавливает инфразвуковые колебания и отражает их вследствие того, что акустические свойства водорода и атмосферного воздуха различны. Резиновая оболочка, резонируя, усиливает отражаемые колебания и делает их ощутимыми для нашего уха, хотя и не в виде звука, а как давление на барабанную перепонку. Колебания эти порядка десяти в секунду, следовательно, они лежат за порогом восприимчивости нашего уха. Металлический резонатор настроен на те же десять колебаний в секунду, В горлышке прибора, когда он резонирует, возникают сильные колебания воздушных частиц. Мы поместили в этом месте тонкую платиновую нить, которая накаляется постоянным током от аккумуляторной батареи. Колебания воздуха при резонансе образуют в горлышке сильный воздушный поток, настоящий ветер. Он охлаждает нить, сопротивление ее изменяется, - и соответствующее измерительное приспособление сигнализирует нам об этом. Вот, в сущности, и все устройство прибора. Что же еще добавить? Однажды этот прибор предсказал появление шторма, когда барометры еще не подавали никаких вестей. Был такой случай. Он записан в дневниках станции.
- Однажды? - удивился я.
- Да, однажды. Была очень тихая погода. Полный штиль. И в этой тишине донесся голос моря, который это металлическое ухо уловило. Так было, к сожалению, только один раз.
- Почему же прибор не действовал в других случаях? - спросил я.
- Он действовал и во всех других случаях. Так мы, по крайней мере, полагаем. Но уловить его сигналы оказалось невозможным.
- Почему?
- Из-за местных помех. Небольшого ветра на берегу достаточно, чтобы показания прибора спутались. В записи колебаний невозможно уже отличить следы инфразвуков, приходящих издалека, от местных дуновений воздуха. Полный же штиль перед штормом бывает очень редко.
- И поэтому вы держите его здесь, в запертой комнате, а не снаружи, где он мог бы улавливать инфразвуки? - спросил я.
- Он улавливает их и здесь, - возразил Шавров. - Инфразвуковые волны способны проходить даже через крупные щели, а тем более в открытое окно, как здесь.
- И какую вы ставите перед собой задачу? - спросил Смородинов, с серьезным видом слушавший объяснения Шаврова.
- Борьбу с помехами, - Шавров пожал узкими плечами. Что же еще? Если удастся устранить местные помехи, прибор будет действовать.
- Гм, - Петр Иванович произнес это свое любимое междометие как-то вопросительно.
Время, отпущенное на экскурсию, подходило к концу. Автобус уже подавал призывные гудки. Мы уселись на свои места, и машина пошла чертить виражи и петли, пока в зелени кипарисов не показалось светлое здание санатория.
К вечеру в бухту откуда-то приплыли дельфины. То тут, то там мелькали их проворные, сильные тела. Дельфины пригнали к берегу массу рыбы, и наши любители-рыболовы, промышлявшие до того бычками да барабульками, на этот раз взялись за удочки с надеждами на более солидный улов. Рыбаки с побережья готовились к выходу в море.
Из-за мыса, вдающегося в море, показалось небольшое низкосидящее судно с вытянутым носом. Оно бросило якорь метрах в ста от берега. От судна отвалила шлюпка.
- Дельфинер 'Победа', - сказал кто-то. - А вот и его капитан Безрученко.
Шлюпка с ходу врезалась в скрипучую гальку, на берег вышел невысокий, крепкий человек в полотняном кителе.
Почти вся команда дельфинера и сам Безрученко были из селения, расположенного в приморской долине. В погоне за дельфинами они прибыли к родным берегам и решили заночевать здесь, чтобы с утра продолжать промысел.
Однако Безрученко пошел не прямо домой, а зашагал по тропинке в гору, где была расположена метеостанция.
Мы с Петром Ивановичем тоже направлялись туда по другой дорожке, со стороны санатория. Смородинов весь вечер был задумчив, и на лице его было выражение неудовлетворенности. Несколько раз он досадливо встряхивал плечами, точно отгонял какую-то докучливую мысль.
Костя Никитин, в течение утренней экскурсии с почтительным вниманием прислушивавшийся к разговору двух профессоров, а сам почти не раскрывавший рта, сейчас, вечером, был очень оживлен.
- Вот, - сказал он нам, указывая на Безрученко, - пришел благодарить за предупреждение, переданное ему по радио.
