Юйг резким движением вытряхнул несуществующий пепел из несуществующей трубки, которая незаметно образовалась в его руках. Древние боги могут пойти отдохнуть. На Меоне наконец-то стали происходить необычные вещи. Будто мозаика складывалась. И мальчик Виль являлся ее частью.
Зохр откинулся на холодные черные камни, как на спинку удобного кресла. Перед его внимательным взором запрыгали отблески серебристых деревьев лесов Мая. Он сфокусировал зрение. Ураган, ворочающий тяжелые камни в предгорьях Ойда, нес мальчишечьи чаяния Виля. А он, Юйг Аден, обязан знать, что «делал по-доброму» в этот день континент Май. Да так, что весь Зохр затрясло.
Перед глазами бывшего моряка понеслись серебристые сейги лесов Мая, качающиеся под порывами ветра. Мимо, дальше. Еще на восток и на север. Вот аномалия Тайнга, зияющая в ночи, словно черный провал. Вот сиротливо жмущиеся друг к другу домишки селения Тайнг. И над одним из них бьется холодное пламя. Как пламя свечи, которая уже догорела, но тепло и свет запомнились навсегда. На заднем дворе, под холодным дождем, скорчился худенький мальчик. Кажется, здесь. Состыковка... Да, именно он.
Виль лежал на груде промокших досок, ткнув лицо в озябшие ладошки, и, кажется, плакал. Впрочем, дождь лил так сильно, что мальчик не понимал — то ли это его слезы, то ли просто вода. Очень хотелось куда-нибудь спрятаться, подобно зверенышу. От всех, от всего. Только в доме не спрячешься. Там ведь люди. И они очень скоро умрут, потому что у их души нет бессмертия. Нет никакого бессмертия!
Виль скорчился, надрывно всхлипнул и спрятал лицо еще глубже в ладони. Сил реветь не осталось.
«Все зря. Незачем, — твердил он себе. — Я им лечил души, а это вообще незачем. Потому что они все умрут. Эмин Дано меня обманула».
Вдалеке за селением сверкнула молния, загремел гром. Время гроз уже пару месяцев как миновало. Над Тайнгом шел один из первых зимних дождей — пронизывающий и холодный. Странно, но звук грома вызвал злость в душе мальчика. И откуда на злость только силы взялись? Впрочем, это Виля совсем не заботило. Его не волновало сейчас ничего, кроме решения, которое свалилось, как гром среди ясного неба. Они все не бессмертные, да? И небесная тетка тебя обманула? А ты возьми да переломи все это об колено. Как палку. Нет ничего более важного, чем собственная дурацкая прихоть!
Мальчик слез с груды досок, встал посреди двора, босиком, прямо в лужу, и топнул ногой. По двору разлетелись холодные брызги. Вот так! Не бессмертные? Сдохнуть хотят? Да?! А ядрена корня им в грызло не надо?! Вот возьму и сделаю так, чтоб не дохли! И не хотели!
Виль почесал головенку и принялся лихорадочно мерить двор шагами. Злость внезапно пропала. Мальчик то останавливался как вкопанный, то срывался с места и продолжал возбужденно ходить. «Мысль» была огромная. Величиной с дом как минимум. И, кажется, он сам ее выдумал. Потому что небесные тетки и прочие болтуны давно почему-то заткнулись. И демон с ними, толку от них — ни на медный кент. Но самое паршивое то, что люди — и Онер, и Ийя, и деревенские старосты — все хотят сдохнуть. Сами хотят, хоть и не понимают! У них жизнь заканчивается как бы естественным образом. Словно масло в лампадке кончается. И душа так же стареет и умирает, как тело. А все почему? Потому что отказывается от борьбы. Вот, допустим, образовался у кого-то из них интерес. Социоматика какая-нибудь. Построить, как они выражаются, социум. Построили. Сделали дело. Израсходовали свою суть и сгорели, как свечка. И все, нет больше интереса! И жить больше незачем.
Виль застыл посреди двора, словно маленький призрак.
«Нужно срочно додумывать «мысль», — решил он, переминаясь с ноги на ногу. — А то холод подкрадывается. Какой-то совсем нездоровый».
Мальчик запрыгал по двору, мелко дрожа. И вдруг внезапно остановился.
— Эти кретины все время выдумывают себе оправдание, чтобы жить, — сказал он вслух. — Внушают себе, что нужны лишь для дела. Будто не люди, а волы вьючные. А когда дело сделано, умирают. — Виль с трудом перевел дыхание. — Но им необходимо перестать трястись за свою жизнь. И не ждать смерти. Если кто-то найдет для себя что-то более важное, чем мысли о жизни и смерти, то будет вот так: тело умрет, а душа этого вообще не заметит. Просто уйдет в небо, к своей любимой звезде.
Произнеся это, мальчик поперхнулся. В животе тянуло, как будто он поднял что-то очень тяжелое. С полминуты он тщательно запоминал свою речь. «Надо сказать Онеру», — подумал он и быстро направился в дом.
— Дураки, — пробормотал Виль, растягиваясь на лежанке и успокаиваясь. — Злого духа в седалище... Вот вырасту, я им устрою!..
Внимательно выслушав сбивчивые рассуждения Виля, Юйг улыбнулся. Легко, молодо. По- человечески. У бывшего моряка с сердца камень упал.
«Дорогого это стоит! — подумал он удовлетворенно. — Если простой мальчишка разгадал загадку бессмертия, да еще и пустил свои слова по ветру, то скоро в Мире станет жарко».
Юйг с удовольствием вспоминал каждое высказывание необычного ребенка, перекатывая их, как леденцы во рту. Особенно обрадовала последняя фраза Виля. Про дураков, злого духа и седалище. Тут у бывшего моряка имелась своя давно наболевшая тема. За минувшие столетия некоторые Высокие поглупели, занимаясь вопросами кармы. Дураков на Меоне полно, и далеко не все из них — люди. Но планету уже накрывает волна перемен. Он, Юйг, наблюдал. И, несмотря на свою принадлежность к Высоким, предполагает, что за этим стоит. Скоро всем дуракам будет демон в седалище! А материально седалище или не очень — неважно. Многие из Шайм Бхал уже чувствуют, что теряют силу, и паникуют, не зная, в чем дело. Некоторых скоро придется спасать, как неразумных детей. Например, Эмин Дано. Запуталась, бедная...
Но зохр, несмотря ни на что, наслаждался. Пазлы огромной мозаики вставали на места. Легкий щелчок, вспышка света — и непонятное становилось понятным. Простым, недвусмысленным. Не обманешься, даже если захочешь. Солнце светило на черные камни высокого Ойда, а внизу, стоило лишь бросить взгляд, простиралось бескрайнее лоскутное одеяло Меона. Села, пашни, сады. Города. Мир жил, не чувствуя, что предстоят перемены.
«Человечеству будет несладко, — сказал себе Юйг. — Виль копнул очень серьезную тему. Мальчик, видимо, чувствовал — это назрело. Люди думали о душе, пытаясь вывести ее за Предел. Но, устав биться в закрытые двери, душа умирала. А бессмертный дух уходил наверх, к звездам, пройдя Верхние Двери. Он сбрасывал тело и душу, словно изношенные одежды. Теперь станет иначе. Некоторым из людей будет дано принудительное, непрошеное бессмертие. Многие проклянут свою душу и жизнь. Но не смогут убить себя и будут вынуждены принять жизнь такой, какова она есть. А Высокие в страхе и зависти будут смотреть на пути этих душ».
О многом еще думал бывший моряк, глядя вниз, на просторы Меона. А о чем — того не стоит знать ни Высоким, ни людям. Потом, откинув голову, Юйг глубоко вздохнул, глядя на солнце. Пылающий шар в небесах сиял ослепительно. Зохр почувствовал себя маленькой частью огромной вселенной. И вздрогнул. Страшно Высокому чувствовать, как человек. И надеяться, как человек.
Около суток назад, когда ураган, родившийся из рассуждений Виля о сути бессмертия, достиг берегов Зохра, на Мае светало. Дождь закончился только к утру, и домишки в селении Тайнг выглядели промокшими. Тучи давно разошлись, и бледное зимнее солнце карабкалось по небу. Один из его лучей, проникнув в окно, пощекотал щеку Онера Хассера. Щека выглядела запавшей и бледной. Социоматик пока не хотел просыпаться. Состояние оставляло желать лучшего.
Под веками Хассера вяло скользили цветные картины. Перед внутренним взором вставали немыслимые события. Вот он, подросток тринадцати лет. Они Фантазер, отчаянный и бесшабашный. На улицах Таймы, где он родился, гудела толпа. Улицы запружены жителями окрестных сел и городов, мостовые завалены кучами хлама, создающими преграды для передвижения. «Баррикады», — всплыло в сознании незнакомое слово.
— Контроль низложен! — свирепо орали повстанцы.
Онер знал, что сейчас регулярные части, принадлежавшие Службе Контроля Безопасности, врываются в стены Большой Академии Таймы и расстреливают беззащитных ученых. Главы Спецслужб отсиживаются в глубоких подвалах — дирижабли готовить уже поздно.
