— В Академии тоже не учат.
— Чему?
— Да Контролю. ..И в Тайме не учат. Сама посуди... Юноша встал и начал мерить шагами комнату. Личико Тайи вдруг стало серьезным. Она встала с кровати, прошла на кухню и налила Перу миску похлебки, плеснув и себе. Юноша стал механически есть, не выходя из задумчивости.
— У них куча учебников. Горы методик, — продолжал он. — Только никто из них не сказал ничего нового. Вот как ты...
На лице девушки мелькнуло неподдельное удивление. Пер не обратил на это внимания — продолжал развивать мысль:
— Разливают суп из одной той же кастрюли по разным мискам и думают, что создают что-то новое.
А суп тот же самый. Эти умники просто горазды переливать из пустого в порожнее!
— И что? — словно невзначай спросила Тайя.
— Им всем сказать нечего! — раздраженно сообщил юноша, брякнув деревянной ложкой о дно миски. Будто точку поставил. — Кстати, спасибо за суп.
— Угу, — кивнула девушка.
— У вас там, на небесах, небось тоже Контроль? — спросил Пер неожиданно.
— Что-то вроде того.
— Понятно теперь, почему ты оттуда сбежала.
— Я жить захотела.
— Вот-вот... И я тоже. Все этим и сказано. Только вот не пойму, что делать с ребятами. Их же нужно учить...
— Они-то учиться хотят? — спросила Тайя.
— Они хотят, чтобы я им рассказывал.
— Ну и рассказывай. Я тут проблемы не вижу.
— Я, скорее всего, так и сделаю... Ох...
Девушка тем временем осторожно раздела любимого. Но его лицо все еще оставалось задумчивым. Один из крючков неловко сорвался и слегка оцарапал юноше кожу.
Он взял Тайю за плечи, внимательно посмотрел в лицо и произнес:
— Я побаиваюсь тебя, демиург.
Она понимала — любимый сказал ей чистейшую правду. И ответила не менее честно:
— Я тебя тоже.
Пер продолжал заниматься с ребятами, больше не стремясь выглядеть взрослым. И правильно делал. Показную взрослость сочли бы позерством. Юноша стал для мальчишек любимым учителем. Ведь здорово, когда учитель не кичится своими знаниями, а является старшим товарищем. Ни ученики, ни сам юноша даже не думали, что это — самое естественное положение дел. Учитель не должен смотреть свысока. Сколько б ему ни было лет. А показная академичность, которой до самой макушки полны столичные снобы, может идти к демону. Толку в ней — ни на медный кент.
Пер рассказывал ученикам обо всем, о чем мог рассказать. Об истории полуострова Вок. О географии. О мифологии. Бывало, юноша травил бабкины байки про демонов — подкоряжных, болотных и прочих. А бывало — подтягивал ребят по арифметике и языку. Поступить-то они должны, а экзамены в этом году будут сложные. Ученики тщательно выполняли задания— понимали, что это необходимо. Случались и разговоры про то, что такое Контроль. Не лекции, не занятия, а разговоры. Юноша рассказывал о Контроле слегка отстраненно. Так обычно передают содержание случайно прочитанной книги. Интересно, захватывает. Да только к жизни никак не относится. Двенадцатилетний Тон, ставший к тому времени душой компании, выдал юноше собственные соображения по поводу трех опор Контроля:
— Значит, они специально учат ноги ходить, сердце — чувствовать, голову — думать, и... Чего там еще?
— По ночам ходят разглядывать демонов! — закончил парнишка, который раньше хотел разузнать о Контроле побольше.
Весь класс грохнул. Расхохотался и Пер.
— Хорошая формулировка, — добавил он, отсмеявшись. — Вам об этом расскажут потом, по-другому. Но контролировать необязательно. Вот писать—читать — надо. Считать — надо...
— А контролировать — просто такая игра.
— Вроде того, — закончил юный учитель с улыбкой.
Уже через декаду уроки стали праздниками — и для юноши, и для подростков. Никаких заданных рамок — совместное обсуждение темы. Внезапные повороты мысли, живой интерес. Пер не подозревал, что воскресил способ обучения, забытый около трехсот лет назад — метод свободного диалога. В те времена философы, не обремененные программами лекций, вместе с учениками шли в неизвестное. Кроме заплечной сумы и дороги, у них была только жажда познания. Кем бы ни являлся учитель: звездочетом- алхимиком, мастером боевых искусств или попросту воином, он желал одного — отточить мастерство. Свое и учеников. И одно напрямую зависело от другого. Аргументы философов-спорщиков скрещивались, словно шпаги, и высекали заветную искру познания. Старики не стеснялись учиться у молодых, мужчины — у женщин. Так жил Меон, пока Контролирующие не присвоили право на знание и не засели на кафедрах. Тогда и свободы не стало. А где принуждение — там нет интереса.
Очень скоро занятия Пера с ребятами дали свои результаты. Мальчики начали раскрываться. Порой они выдавали неожиданные суждения, а иногда — совершали поступки, ранее совершенно немыслимые. Донести какой-нибудь бабушке сумку — еще куда ни шло, а вот начать расспрашивать ее про лекарственные коренья—растения, а на следующий день с утра прийти к ней и рыться в ее сокровенных запасах вместо того, чтобы лазить по свалкам в поисках чего-то интересного, — это, можно сказать, очень серьезный поступок. Но такое случалось все чаще. У мальчиков исподволь менялись потребности и интересы. Да только ни ребята, ни их учитель пока этого не осознавали.
Явные перемены начались с поступка Тона. Это случилось во вторую декаду последнего месяца зимы, после внезапного похолодания. Все небо застлали тяжелые серые тучи. Целыми сутками моросил мелкий дождь. Температура едва поднялась выше точки замерзания воды — дело редкое. Горожане ходили какие-то сонные, квелые, если вообще выбирались из дома. Ученикам Пера тоже было несладко. Зима надоела. Что прикажете делать, если из одежды есть только штаны до колена, курточка да шерстяной плащик в заплатах? Мерзнуть. И ждать, пока все это закончится. Поэтому все волновались за Тона, который так и продолжал жить в сарае. Он, правда, сообщил, что «принял свои меры». А какие — объяснять отказался. Только все эти «меры» никого в заблуждение не вводили — парень выглядел неухоженным, тер кулаками глаза и пребывал в глубокой задумчивости, словно спал на ходу. А любопытных, которые лезли с расспросами, посылал к демону.
В один из самых холодных и сумрачных дней Тон пришел на занятия бледным, осунувшимся и совершенно растрепанным. Глаза мальчика были красными и слезились. На прямой вопрос Пера «Что случилось?» Тон вдруг покраснел, потупился и коротко буркнул:
— Не выспался.
Пер сурово взглянул на ученика. В его памяти живо встали картины болезни маленькой Раты.
— Тон, встань, пожалуйста.
Тот выразил недовольство всем своим видом, но выполнил требуемое. И юный учитель увидел, что курточка на худом теле мальчишки подозрительно топорщится. Карманы штанов явно чем-то полны. Нехорошая ситуация. Тем более что на днях кладовщик походя пожаловался Перу, что у него кто-то стащил стопку бумаги и карандаш.
Пер прикусил губу. От одного неосторожного слова дружба ученика и учителя может разрушиться. Только что теперь делать?
Положение неожиданно спас Тон. Он решительно вытащил из карманов мятые листы бумаги, испещренные крупными буквами.
— Вот, значит, — сказал мальчик, взглянув исподлобья, как будто желал испытать молодого учителя. — Я это стащил, потому что хотел кое-что написать. Нате, Пер!
