отмечал, остатки былой приверженности языческим богам сохранялись еще на протяжении лет десяти. Но к началу 320-х годов Константин уже твердо придерживался христианской веры. Ли Тибинг верно замечает, что Константин принял крещение только на своем смертном одре (в 337 году), но это произошло не вопреки его воле, на что намекает Тибинг. В действительности для христиан не было чем-то необычным откладывать свое крещение до самого конца. Однако задолго до этого Константин всенародно демонстрировал свою приверженность христианству, в том числе благодеяниями, которыми он осыпал христианскую церковь и ее духовенство на протяжении двадцати с лишним лет.
Остается вопрос: почему Константин обратился в христианскую веру? Трудно сказать, прав ли на этот счет Тибинг, утверждая, что Константин просто «поставил на фаворита». Очевидно, что Константин намеревался объединить империю, которая столь долгое время была раздроблена (на протяжении пятидесяти лет до восшествия на трон Диоклетиана империя повидала двадцать разных императоров). С этой целью он предпринял ряд финансовых и политических мер. И, возможно, в признании христианского Бога он видел способ достижения культурного единства империи: она могла стать целостной империей, почитающей одного Бога (христианского Бога вместо разномастных богов, которым в противном случае поклонялись бы по всей империи), с одним императором во главе. Один Бог, одна вера, один император, одна империя.
Несомненно одно: обращение Константина — самое примечательное событие в истории западной цивилизации. Христианство превратилось из религии преследуемого и ненавидимого в империи меньшинства в религию, которой отдал предпочтение сам император. Церковь купалась в расположении; стало очень популярным принимать христианство и таким образом отрекаться от языческих богов. Люди обращались толпами. К концу четвертого столетия большая часть населения империи стала христианской. Все императоры после Константина, за одним мимолетным исключением, были христианами. За пятьдесят лет после его смерти христианство превратилось в официальную религию империи. Как сказал один писатель, обращение Константина было «вторым по величию из всех известных истории сюжетов»[4].
Но его обращением в 312 году и эдиктом о веротерпимости в 313 году дело не закончилось. Поскольку, как замечает сам Тибинг, нечто значительное произошло в 325 году. Тибинг ошибается, говоря, что именно тогда Константин предпринял попытку объединения империи под знаменем христианства. Этот процесс уже шел. Но возникла проблема с использованием христианства как средства объединения: христианская Церковь сама
Тибинг упоминает об этом соборе во время разговора с Софи в своей гостиной. Он объясняет ей, что Никейский собор был созван Константином для того, чтобы с помощью голосования установить божественную природу Христа и тем самым укрепить основы самой императорской власти.
— Во времена слияния двух религий Константину нужно было укрепить новую христианскую традицию, и он созвал знаменитый Вселенский собор. На этом собрании обсуждались, принимались и отвергались многие аспекты христианства — дата Пасхи, роль епископов, церковные таинства и, конечно,
- Что-то я не понимаю… Божественность Иисуса?
— Моя дорогая, — торжественно объявил Тибинг, — до этого исторического момента Иисус рассматривался Его последователями как смертный пророк… человек, безусловно, великий и влиятельный, но всего лишь
— Не сын Бога?
— Да, — радостно воскликнул Тибинг. — Только на этом Вселенском соборе Христос был провозглашен и официально признан Сыном Божиим. В результате голосования.
— Погодите. Вы что же, хотите сказать, что божественная сущность Иисуса стала результатом
— Причем выиграл Он лишь с небольшим преимуществом голосов, — сказал сэр Тибинг… — Официально провозгласив Иисуса Сыном Божиим, Константин тем самым превратил Его в божество, существующее как бы вне мира людей, чья власть над ними вечна и незыблема (с. 282).
И опять в речи Тибинга смешиваются элементы реальности и вымысла. Константин действительно созвал Никейский собор, и одним из обсуждавшихся вопросов была божественность Иисуса. Но собор созывался вовсе не для того, чтобы решить, был или не был Иисус Богом, как утверждает Тибинг. Совсем напротив: все участники собора — и фактически почти все христиане — уже были согласны в том, что Иисус — Бог, Сын Божий. Обсуждавшийся вопрос заключался в том, как
Рассуждая на тему божественности Христа, Тибинг рисует Софи довольно противоречивую картину. С одной стороны, он отмечает, что до Никейского собора в 325 году Иисуса не признавали Богом; с другой стороны, он утверждает, что Константин включил в канон Священного Писания только те евангелия, в которых Христос представал божеством, уничтожив все остальные евангелия, изображавшие Его человеком. Но если христиане не признавали божественность Иисуса до Никейского собора (точка зрения Тибинга), то как уже в первом столетии Евангелия от Матфея, Марка, Луки и Иоанна могли изображать его Богом (что также является точкой зрения Тибинга)?
Даже без учета этого противоречия позиция, изложенная Тибингом, неверна по всем ключевым пунктам: христиане признали Иисуса Богом еще до Никейского собора; в Евангелиях Нового Завета Он предстает настолько же человеком, насколько и божеством; евангелия, не включенные в Новый Завет, изображают Его божеством настолько же — или даже больше, — насколько и человеком. В этой главе я остановлюсь на первых двух пунктах, а третий рассмотрю в последующих.
Для исследователей, изучающих историю христианской теологии, звучит по меньшей мере абсурдно заявление Тибинга о том, что христиане до Никейского собора не считали Иисуса Богом. Наиболее ранний из известных нам христианских авторов — апостол Павел; некоторые из его писаний содержатся в Новом Завете. Павел писал свои послания приблизительно через двадцать-тридцать лет после смерти Иисуса (за 250 лет
Ибо в вас должны быть те же чувствования, какие и во Христе Иисусе: Он, будучи образом Божиим, не почитал хищением быть равным Богу; но уничижил Себя Самого, приняв образ раба, сделавшись подобным человекам и по виду став как человек… (Флп 2:5–7).
Для Павла — и предположительно для филиппийцев — Христос был «образом» Божиим и в некотором роде равным Богу, пусть даже и сделавшись человеком.
Сходные представления можно обнаружить и в других писаниях Нового Завета. Одно из обычных для этих писаний именований Иисуса — «Сын Божий». Вряд ли этот эпитет был придан Христу на основании голосования узкого круга лиц на Никейском соборе, состоявшемся сто лет спустя! Самое раннее Евангелие — от Марка — начинается с объявления его темы: «Начало Евангелия Иисуса Христа, Сына Божия» (Мк 1:1)[5]. Последнее из канонических Евангелий, Евангелие от Иоанна, еще более определенно. Здесь