тетрадный листок, сложенный вдвое, так что увидеть текст сразу оказалось невозможным. Тошка хотел было тут же покончить с неведением и любопытством, но девочка не позволила. Она сказала — потом, после уроков. Тошка оторопел, но настаивать не стал. Света покраснела, потупила взор и поспешила уйти, обхватив руками худенькие плечи. По всему было видно: подобная решительность далась девочке не без труда…
Тошка проводил предмет своего обожания — ничего себе!.. — взглядом и с трудом удержался на ногах. Собственно, он уже знал, что написано на листке, а единственное, что в данный момент вертелось в голове — это стыд. Тошка понял, что Света вовсе не избегала его, а просто ждала!.. Ждала, когда он вылезет из скорлупы детской беспечности и совершит первый шаг — ведь он будущий мужчина!
Тошке захотелось плакать — ну какой он мужчина?! Даже не понял, что это любовь — вот и всё! И нет никакой странности! Нет ничего непонятного! Всё решительно и закономерно. Просто и впрямь, пора взрослеть, — а то вот и мама тоже этого никак не дождётся…
Хорошо, что хоть сама Света решилась!
Тошка на негнущихся ногах добрался до туалета, закрылся в кабинке и с трепетом развернул листок…
Там не было ничего возвышенного, на что Тошка себя мысленно настраивал во время метаний по гимназистским коридорам. Всё было обыденно и, возможно, именно поэтому так захватило дух!.. Тошке даже показалось, что он восседает не на стульчаке в школьном туалете, а находится за штурвалом пикирующего бомбардировщика, завалившегося в воздушную яму! Сердце заколотилось, а в груди поселилась щекочущая пустота, от ощущения которой хотелось визжать!
На листке было написано: «Погуляем после уроков?»
12
Перед самым прибытием скотопоезда, случился неприятный эпизод.
Это был четвёртый путь, а там очень узенькая и коротенькая платформа. Народу, по обыкновению, много — особенно упорствуют злобные старушенции, так похожие на ненавистного школьного завхоза! У всех рюкзаки, корзинки, всевозможная утварь, успешно перезимовавшая на балконе и теперь ОБЯЗАННАЯ вернуться на прежнее место — подальше от дома!..
Как правило, возникает давка! Папа будто танк лезет занимать места — скотопоезд коротенький, всего шесть зелёненьких вагончиков, поэтому за сидячие места настоящая рубка! Мама остаётся в сторонке и пытается удержать Тошку на месте — он хоть и понимает опасность быть задавленным, всё равно способен на какую-нибудь спонтанную глупость… Например, присесть на корточки перед толпой визжащих бабок и приняться завязывать шнурки!
У всех бывают слабости, причём не в единственном экземпляре…
А ещё с девочкой дружит…
Именно на этих мыслях Тошка и ощутил мамин негатив. Направлен он был не на него — это уж точно! — потому что он недвижим, словно ИСТУКАН!.. Хотя возможно, за время размышлений толпа уже кое-как загрузилась, и нужно поскорее двигаться на завоёванные папой позиции, пока на них не заявил права чья-нибудь самодовольная пыльная юбка!..
Тошка на всякий случай глянул на вагон — нет, тот всё ещё брали приступом, крича про разбитые яйца, беременных жён и придавленных цыплят!..
Тогда Тошка посмотрел на маму. Происходящее сразу же ему не понравилось.
Рядом с мамой застыла цыганка в разноцветной юбке. Она о чём-то громко каркала и, одновременно, пыталась схватить вырывающуюся маму за свободную руку. До Тошки донёсся противный, сиплый скрежет на счёт: «Позолоти ручку, красавица, — всю правду расскажу!..» — отчего на душе сделалось ещё хуже! Мама всякий раз отдёргивала руку и пыталась словестно отослать цыганку по стандартному маршруту!.. Однако той, казалось, было всё равно — она наседала похлеще папы, решительно и непреклонно, словно достать маму — было смыслом всей её жизни!
Мама сначала просто двигалась в сторону, попутно тыкая заворожённого Тошку коленкой в бок. Тошка посматривал то на острую коленку, неизменно прохаживающуюся по его рёбрам, то на исходящую слюной цыганку, то на побагровевшую от злости маму — и ничего не понимал…
Потом мамино терпение иссякло. Она в очередной раз вырвалась из цепких когтей и, недолго думая, отпихнула надоедливую цыганку прочь! Платформа была узенькая, крикливая ворона явно не ожидала подобной решительности со стороны своей жертвы, а мама была уже подогрета недавней склокой с папой, так что не совсем в меру рассчитала силы… Мелькнула цветастая юбка, мелькнули ошарашенные глаза… В глазах мелькнуло отражение Тошки и мамы, попутная ненависть, по отношению, к ним двоим, а потом… Потом цыганка приложилась золотыми зубами об рельс, и Тошке показалось, будто в месте соприкосновения двух металлов — в не зависимости от их благородства — случилась яркая реакция!..
Проще говоря, блеснула одинокая искра!
Затем изо рта цыганки хлынула кровь, и Тошка поспешил зажмуриться.
Когда он решился вновь открыть глаза, всё уже закончилось… Вернее продолжалось, будто ничего и не было!.. Бабки по-прежнему лезли в вагон, трёхлапая дворняга скучала у мусорного бака, под крышкой последнего суетились отожравшиеся галки, по соседнему перрону прохаживались люди — всем было плевать… хоть загрызите друг дружку!..
Дурдом какой-то!
Мама тяжело дышала и пыталась отвернуть Тошку в сторону — хотя бы заслонить своим телом от отхаркивающей кровь цыганки. Тошка не сопротивлялся — ещё бы, ЖУТКАЯ ЖУТЬ средь бела дня! Краем глаза он всё же заметил, что цыганка поднялась, утёрла подолом юбки окровавленные губы и принялась что-то громко каркать на своём безумном языке, по сравнению с которым язык троллей казался красочной симфонией!
Мама обозначила всклокоченной каркуше ещё парочку емких направлений!.. Затем отмерила что-то поистине невообразимое — даже во снах и глубоком бреду! После чего развернулась к Тошке и одним взглядом прожгла буквально насквозь!..
Тошка понял, что лучше ничего не говорить, а постараться как можно быстрее исполнить мысленный приказ мамы, потому что если он выльется во что-то реальное — ему попросту несдобровать!
Тошка попятился и случайно увидел надвигающуюся из-за спины мамы тьму…
Мама тоже заметила тень, но поздно. На её плечо легла окровавленная ладонь с костлявыми пальцами в перстнях и попыталась грубо развернуть в свою сторону!.. На лице мамы прочиталось явное удивление — она явно не подозревала о существовании подобной наглости, — которое тут же скрылось за пеленой уже настоящего гнева!
Тошка попятился, ни сколько от костлявых клешней, сколько вот от этих маминых глаз, из которых хлестала уже не обычная ненависть, а обжигающие лазерные лучи смерти!
Мама выдохнула и резко обернулась.
Ей в лицо снова понеслось карканье, но на этот раз среди общего потока гортанных звуков, Тошка отчётливо различил ПРОКЛЯТИЯ…
Цыганка верещала: «…Да будет проклят твой род!.. Да гореть вам в таком-то пламени!.. Да настигнет вас кара!.. Да явится БЕЗЛИКИЙ и посеет ХАОС!.. Да погибните вы в муках и души ваши будут обречены!.. Да помяните моё СЛОВО!..»
Тошка вытаращил глаза и чуть было задом-наперёд, не забился под скотопоезд… Замер, лишь когда уткнулся рюкзаком в промасленную буксу вагона…
ОН ЗНАЛ, ПРО ЧТО ИМЕННО ГОВОРИТ ЭТА ПОЛОУМНАЯ ЖЕНЩИНА!!!
Мама тоже бездействовала, явно прибывая в шоке от всего услышанного…
На помощь подоспели два коренастых милиционера, которые не без труда оттащили явно ополоумевшую цыганку, брызжущую направо и налево кровавой слюной… Напоследок Тошке даже показалось, что из вытаращенных глаз женщины изливается ярко-белый свет, от которого начинает крошиться разум, а сердце, в панике, и вовсе пытается забиться в район пяток! Из окровавленной глотки
