— Алекс Косут… не оставил записки?
— Никакой.
— Вы хотите сказать, мысль о самоубийстве посетила его случайно?
— По всей видимости. Впрочем, Алекс жаждал успокоения. Что-то терзало его, он не говорил, что именно. Я честно старался разобраться.
— Я верю вам.
— Полагаю, я ищу оправдания — перед собой и всеми — тому, что не принял решительных действий в отношении Алекса. То, чем он страдал, в большей или меньшей степени характерно для Арктики.
— Извините, что досаждаю вам вопросами. Поверьте, они не из праздного любопытства. Самоубийцы часто безрассудны. Например, парнишка, который решает разбиться на машине, совсем не думает, сколько он при этом угробит безвинных людей. Возможно, Алекс с горя натворил глупостей и в раскаянии свел счеты с жизнью. Отвлечемся от Анни. Как он относился к другим погибшим исследователям?
Гибсон покачал головой:
— Ничего подозрительного, насколько мне известно, никакой паранойи. Что касается Огаты, то они даже дружили.
— А пятая участница группы? Люди ее не очень-то любили, как я слышала.
— С Лидией Таракановой бывало сложно, согласен. Но ведь все знали, что она скоро уедет, поэтому в последний момент Тараканова присоединилась к экспедиции, ей просто оказалось по дороге с Косутом и прочими.
— Извините, что вы сказали? — Хэнли принялась тереть пальцами глаза и лицо. — Я теперь быстро отключаюсь.
— Вижу, — отозвался Гибсон. — Пожалуйста, учтите мои рекомендации и чаще общайтесь с людьми. Мы существа социальные, доктор. Кстати, удовлетворять определенные потребности не возбраняется.
— Ладно. Учту.
Хэнли пожелала доктору Гибсону спокойной ночи и удалилась.
Свет на станции был приглушен.
— Какого черта? — подумала она вслух и в тишине прокралась к четвертому корпусу. Тихонько постучала в комнату 1 ЮЗА.
Мгновение спустя дверь отъехала в сторону.
— Доктор Хэнли?
— Не спите?
— Да, все беспокоят мысли… — Джек Нимит посторонился, пропуская ее в комнату. — Итирут, — сказал он по-эскимосски. — Входите.
Черные волосы были стянуты резинкой сзади у шеи. Хэнли постаралась забыть о разнице в возрасте.
— Могу я чем-нибудь помочь? — спросил он.
— Надеюсь, — отозвалась Хэнли.
Она погасила свет и сняла блузку вместе с нижней рубашкой через голову. Одежда затрещала и осветила разрядами статического электричества обнаженное тело.
Хэнли потянула вверх его пуловер. Джек поднял руки, чтобы облегчить женщине задачу. Его одежда тоже заискрилась в темноте.
Она прикоснулась к гладкой груди Джека, он — к ее спине. Сердца учащенно забились. Хэнли улыбнулась своему желанию и реакции Джека на него. Мужские руки скользнули по нижней части женской груди. Хэнли тихонько вскрикнула, улыбка сменилась выражением восторженного ожидания.
Они поцеловались. Ощущение прикосновения тела к его груди было неописуемо чудесно. Ее соски напряглись. Брюки упали до щиколоток и легли вокруг ступней.
Он провел правой рукой по ее шее и плечу, левой нежно, точно драгоценный дар, поддерживая ее грудь. Затем коснулся ладонью ее лона.
Она жаждала ласк, слияния тел, он тоже. Она, обвив его ногой, принялась плавно раскачиваться вперед-назад. Он придерживал ее за талию.
Они легли на постель. Ведомый, Джек легко проник в Хэнли.
Его движения были размеренны. Медленно, медленно… «Словно крутит педали велосипеда», — мельком подумала Хэнли. Они вместе испускали краткие вздохи, скользили языками по губам, ртам, подбородкам, щекам… Ее глаза привыкли к темноте — теперь она хорошо видела его лицо.
Она обхватила голенями его ягодицы и начала постанывать при каждом его движении. Он становился все настойчивее. Она потянулась рукой туда, где встречались их тела. Он задрожал, когда она начала сгибаться и выгибаться под ним; то было совершенное единение двух разных сущностей, неожиданно обретших друг друга.
ГЛАВА 26
Центр добавил Исикаве двух ассистентов и предоставил кушетку для отдыха. Пока Исикава спал, в его кабинет бесшумно входили сотрудники и скотчем приклеивали результаты своих изысканий ко всему, что попадалось на глаза, включая начальника.
Проснувшись, Исикава на миг решил, что очутился в родительском доме: стены и потолок покрывали обои с растительным орнаментом. Воспоминания детства прогнали послания всевозможных форм, цветов и размеров. Записи были сделаны на хорошей писчей бумаге и газетных обрывках, на почтовых карточках и конвертах, на книжных закладках и официальных бланках, на отрывных листках календаря, гербовой бумаге и спичечных картонках… Талон на парковку содержал следующие торопливые каракули:
«Кислород — 12 % в тканях и органах, 13 % в мышцах, 34 % в легких, 41 % в крови».
Исикава собрал бумажки и рассортировал по категориям, чтобы зрительно определить, каково на данный момент наиболее обещающее направление полета мысли. Мягкий бриз с океана поигрывал стопками, рождая удивительно приятный на слух легкий шелест.
Забрезжил рассвет. Исикава посмотрел на часы. В Центре не было ни души. Надеясь, что Хэнли еще не проснулась, Исикава вновь лег на кушетку, повернулся лицом к стене и, выбросив из головы тревожные мысли, скользнул в край сновидений.
Василий Сергеевич Немеров осторожно отодвинулся от спящей жены. Изнуренная сексом, она не шелохнулась.
Какое счастье, что он пал жертвой столь великолепной соблазнительницы! Особо пылкую страсть к супругу Соня испытывала непосредственно перед его выходом в море и сразу по возвращении. Несомненно, французская кровь являлась причиной ее физической неутомимости. Каждый год Соня получала от бабушки из Парижа два письма: на день рождения и на годовщину смерти матери.
Сонин дед, офицер французского флота, погиб в море. Эта жертва во имя Франции даровала Сониной матери уникальное право — венчаться в величественном зале у гробницы Наполеона, и весь народ, исполненный чувства гордости, исполнял роль посаженого отца. Дочь республики вышла замуж за русского эмигранта. Незадолго до Великой Отечественной войны он увез ее с собой в СССР, а несколькими годами позже под дулами трехлинеек умер с патриотической клятвой на устах. Вскоре тиф унес жизнь Сониной матери.
Курсант Василий встретил будущую жену в Ленинграде, в день ее выпуска из Академии молодые поклялись друг другу в верности.
Поначалу все шло из рук вон плохо. Они ссорились каждый божий день. Несмотря на это, они поженились, и разница в характерах как-то сошла на нет. Они возвращали друг друга к жизни — всегда.
Немеров зевнул и откинулся на подушку.
Суда Балтфлота появились преждевременно, посеяв смуту на поверхности. Немерову удалось обогнуть отечественных растяп, а также несколько английских и норвежских кораблей, воспользовавшись
