поверхности, под перекрытием из армированного железобетона, работали тридцать восемь человек: рабочих, техников, инженеров, охранников. Все они мгновенно погибли…
Р. S
«Мне хорошо в моем болоте, тепло и сыро…»
Почти два с половиной месяца — декабрь, январь и половину февраля — я лечил свои раны и травмы. Вроде бы вылечил. Не болят уже ноги-руки, ребра, слава Богу, срослись и могу кашлять и смеяться без страха, что от боли потеряю сознание. Дышу полной грудью. Морда лица тоже выровнялась и пришла к норме — на человека стал похож. Еще вот смелости наберусь — глядишь, и за город выползу. А что, запросто — на электричку, и через полчаса — на природе: сосны, елочки, свежий воздух. Снега — навалом, подышу кислородом, может, и по лыжне поелозю. А то со своими травмами-болячками я совсем от спорта, да и вообще от жизни отбился, обрюзг, забурел. Эх, где мои шестнадцать лет?..
Был бы жив Ахмет, я и его бы на лыжах поучил кататься. Хороший был парнишка, душевный. И что я на него злился и как дурак цеплялся, когда он меня дядей называл? Ну, дядя и дядя — не тетя же…
Гена сказал, что похоронили маленького таджика на Южном кладбище. Никаких мусульманских обычаев не соблюдали, просто опустили деревянный гроб в холодную яму и засыпали нашей питерской землей. Какой-то каменный обелиск небольшой установили с надписью — «погиб при исполнении». Дали несколько очередей в воздух из табельных «стечкиных», хлопнули по стакану водки и разъехались.
А нас с Борькой на похоронах не было. Не позвал почему-то полковник. Но живописал все подробно: и о салюте, и о стакане водки… Где-то через месяц собрались у меня на кухне: прямо уже традиция какая-то — после очередной заморочки собираться. На сей раз мальчишник у нас был грустный: поминки — не поминки, а так — неизвестно что. Юре Зальцману о причине нашего сборища ничего конкретного не сообщали — так, намекнули в общих словах… Разлили зелье по стаканам и сказали Юре, чтобы не чокался — поминки, мол, по хорошему человеку.
Ну, собрались, посидели… Сначала, как водится — взгрустнули немного, потом выпили по чуть-чуть, разговорились и даже как бы оживились. Помянули, в общем, маленького таджика.
Гена рассказывал мне после всей этой бодяги, что Ахмет при совдепах служил в спецподразделении погранвойск по охране ядерных объектов. Тогда атомные станции, и вообще все ядерные объекты, погранцы охраняли. Ахмет был капитаном, начальником какого-то там отдела охраны обогатительной фабрики в Навои — той, что у хлопкоробов Узбекистана. При коммуняках там не только хлопок выращивали. Он и сам был, оказывается, наполовину узбек, а не чистокровный таджик. Вообще-то, узбеки с таджиками там, на юге, здорово перетасованы. Но в прежние времена как-то обходились без стрельбы, не то, что сейчас. А еще раньше Ахмет в Афгане в составе «ограниченного контингента» помогал «дружественному» афганскому народу. Ну, а еще раньше — действительно в Консерватории учился, но — Родина-мать куда-то позвала, а потом послала…
Офицер-пограничник, потом — сотрудник азиатского филиала бюро «Интерпола» — и такая глупая смерть. И почему хорошие парни гибнут, а всякое дерьмо зеленое плывет себе по жизни и плывет? И только рожи и кошельки у них набухают?
На том и закончилась наша с Борькой неожиданная «халтурка». В общем, съездили в Мурманск. Туда — и обратно. За трое суток управились.
Сейчас вот сижу на кухне своей, в окошко смотрю, вспоминаю, размышляю и мечтаю о природе и лыжах. Живой, слава Богу. На часах половина десятого утра. Лидуська на работу в детский сад ушла — она у нас пока единственная кормилица и добытчица. А я — как всегда, не у дел. И плевать, по большому счету. В конце концов что-нибудь да будет, придумаю.
Может, брачную контору открыть? А что — идея неплохая. И главное — тема вечная. Заодно и Рите Мицкевич, бывшей приемщице из бывшего проката, место рабочее создам. Не век же ей в ларьке колбасой торговать. Надо подумать над этим. Или — чем черт не шутит — по геологии, глядишь, какое-нибудь дельце подвернется. Старые связи-то, слава Богу, остались еще.
Мысли в голове у меня спокойные и тихие, даже какие-то томные. Вот так бы сидел и сидел на своей кухоньке… Ничего не хотелось, ничего не желалось, кроме как — на лыжах покататься. Но не с горок, а по ровному месту и не спеша, без выкрутасов.
Правда, по ночам иногда я всем телом резко вздрагиваю и, Лидуся говорит, кричу. Я-то не слышу, сплю. Но иногда, во сне, я опять лечу на «КамАЗе» по пустынной дороге.
Быстрее, быстрее, еще быстрее… Потом — удар, вспышка…
Телефон заверещал, как всегда, неожиданно. Кто бы это мог?
— Витек, алло, это ты?
Я сразу узнал — Борька. Нашелся, черт карнаухий. Звонит мне и спрашивает: я это, или не я? Интересный вопрос. Ну, а кто же еще может быть на моей кухне, с моим стаканом чая и с дымящейся «беломориной»?
Кстати о птичках — когда Боб вернулся домой после того рейса, дома его ждал конверт с тысячей баксов и с благодарственной запиской от того мужика, которому он гараж и «уазик» за две «тонны» в казино сдуру втюхал. Доплатил мужик, так сказать, задним числом. Этот пустячок меня поразил, пожалуй, больше всего, а Борьку и вообще от изумления чуть-чуть кондрат не хватил. Знать, не перевелись еще люди с совестью. Боб потом, когда пришел в себя, опять зарок дал — ни в рулетку, ни в автоматы эти игровые…
— Нет, Боря, это — не я. Это жалкая пародия на меня. Это старая, сорокасемилетняя развалина, с больным телом и отчасти парализованной душой. Чего тебе — старче?
— У тебя с деньгами — как?
— Как всегда. То есть — каком кверху. Если занять хочешь, звони Лидке в садик, может, у нее чирик- другой и стрельнешь, а у меня пусто. И перспектив пока никаких.
— Да нет же, Витька… Я — наоборот: есть возможность немножко заработать. Тут одной мадаме надо до Свердловска «тачку» перегнать. Она — баба деловая, с Урала, а здесь, в Питере, «фольксваген- транспортер» свежий удачно взяла. Ну вот — взять-то взяла, а прав нет. Въехал? Платит за перегон четыреста баксов, плюс обратные билеты. Тебе и мне — по двести.
«Не-е-ет! Только не это! А-а-а…» — хотел я закричать в трубку, но сдержался и вместо этого тихо и осторожно положил ее на аппарат.
В Свердловск, то есть в Екатеринбург, где царя-батюшку с царицей-матушкой и с кучей детишек большевики поубивали? Где бандиты на разборки на танках ездят? К Эдику Росселю в лапы?! Фиг тебе с маслом, Боренька, ничего у тебя не выйдет, не на того напал. Плавали, знаем…
Я включил радио. По «Маяку» передавали новости: —…наш собственный корреспондент с Ближнего Востока сообщает: сегодня ночью группа самолетов израильских ВВС нанесла ракетно-бомбовый удар по одному из промышленных объектов, расположенных на северо-востоке Иордании. По словам очевидцев, уничтоженный объект — предположительно, фабрику по производству детских продуктов питания — израильские истребители-бомбардировщики F-15 буквально сравняли с землей. Почти одновременно с этим налетом несколько самолетов без опознавательных знаков разбомбили на юго-востоке Ливии лагерь палестинских беженцев, расположенный неподалеку от местечка Эль-Джауф…
Вот! А мы еще на жизнь жалуемся! Ну воруют, ну стреляют, насилуют иногда, но не всех — делов-то! Подумаешь. По крайней мере, хоть не бомбят и с землей не равняют. И с горцами замирение вышло. Пока…
Телефон заверещал снова:
— Витька, нас прервали…
