говоря, они больше не будут считаться женатыми. Я подумала о нескольких знакомых лесбийских парах. Нет, Джоэл и Келли непохожи на них. И не хотят быть похожими. Они хотят быть мужем и женой. И по сути дела так и есть. Я, во всяком случае, не могу заставить себя думать о них иначе.
Снова оказавшись наконец в приличном медицинском учреждении, я обнаружила Стива спящим на раскладушке в коридоре. Он лежал на животе, и рука его свешивалась вниз прямо на лапу Рауди, который в своем атавистическом желании забиться в какое-нибудь укрытие залез под раскладушку. Когда я вошла, Рауди высвободил лапу из-под руки Стива, вылез и встряхнулся. Потом он уложил все свои девяносто фунтов на пол, перевернулся на спину и поджал белоснежные лапки. Если у вас наружность красавца волка, нелегко решиться на такую кошачью позу. Он заслужил награду. Я присела рядом и здоровой рукой погладила Рауди по груди. Потом я обошла раскладушку, открыла дверь в другую комнату и увидела, что Кими мирно спит в своей клетке. Ее бока вздымались и опадали спокойно и ритмично. Черная маска и окантовка глаз придавали ее мордочке серьезное выражение. Вид у нее был не больной и не изможденный, она старательно спала, как будто делала какую-то важную работу. Задняя нога у нее дернулась, потом ухо. Ее разбудил не мой приход, а скорее появление Рауди. Он просунул свой черный носище в ячейку клетки и громко фыркнул. Кими подняла голову даже раньше, чем открыла глаза.
— Убери его оттуда, — проворчал всклокоченный со сна Стив. — Ей надо отдохнуть.
— С ней все хорошо, — сказала я. — Ведь правда?
Он кивнул:
— Они оба в порядке. Просто ей нужно отдохнуть. Как твоя рука?
— Ты не представляешь себе, сколько всего не знают человеческие доктора! Но в общем все нормально. Послушай, ты уже окончательно проснулся? Мне надо с тобой кое о чем поговорить.
Стив сложил раскладушку и поставил ее в кладовку. Мы со Стивом и Рауди устроились на полу, на матрасе, причем большую его часть занял, конечно, Рауди.
— Я пытаюсь решить, что делать, — сказала я. — Я совершенно уверена, что Элейн Уолш и Донну Залевски убили Бейкеры. Только я не знаю точно, кто из Бейкеров, и не хочу подставлять невиновного.
— А если оба?
— То, что оба знали об убийствах, я не сомневаюсь. Не в этом дело. Можно, я расскажу тебе все?
— Разве тебя остановишь.
Голова Рауди лежала на передних лапах, он смотрел на Стива, который водил пальцем туда-сюда по ложбинке между глазами, которая есть у всех лаек.
— А ты хочешь меня остановить? — спросила я.
— Нет, — печально ответил Стив.
— Ну вот и хорошо. Тогда слушай. Вот что я думаю. Донна рассказывает свои измышления о приставаниях Джоэла Элейн Уолш. Заметь, Донна и раньше сочиняла подобные истории, но их никто никогда не принимал всерьез. Во всяком случае, ее соседки по общежитию не обращали на них внимания. Да и другие тоже, я уверена. Но на этот раз все было иначе. Она ведь рассказала Элейн то, что Элейн очень хотелось услышать, — историю оскорбления женщины мужчиной. Если бы это была какая-нибудь другая история, у Элейн, возможно, и возникли бы сомнения в ее правдивости. Впрочем, Рита сказала бы сейчас, что Донна была правдива по-своему. Это была правда ее эмоций, а не фактическая реальность, — вот как выразилась бы Рита!
— Не стоит верить каждому Ритиному слову.
— Обычно она оказывается права. Тоже по-своему, конечно. В общем, Элейн была готова поверить. Я исключила Бена Мосса из числа подозреваемых по самой простой причине. Если бы он соблазнил Донну, та, конечно, могла бы пожаловаться Элейн, но Элейн после этого точно перестала бы с ним встречаться. А она не перестала. До самого конца. Мне об этом сказал Кевин. А что касается Джоэла, Элейн даже не стала проверять, правда ли это. Ей очень хотелось поверить, а потом действовать. И тогда она пишет письмо. Джоэл получает его и читает. Что ему делать дальше? Конечно же, он должен показать его Келли, и не только потому, что это и для нее может представлять опасность, а еще и потому, что больше ему не с кем поделиться.
— А разве обязательно делиться?
— Он психотерапевт. Они так устроены. Что бы ни случилось, им нужно выговориться, обсудить это. Они считают, что держать мысли и переживания при себе вредно для здоровья. Итак, они оба знают — и Джоэл, и Келли. И вот что, я думаю, было дальше. Келли отреагировала примерно так же, как Элейн, в определенном смысле: ей захотелось действовать, что-то предпринять. И именно она знала то, чего Джоэл мог и не знать. Она ведь не просто каждый день выгуливает риджбеков, она гуляет с ними больше, чем кто-либо в Кембридже гуляет со своими собаками. Ее можно увидеть с ними даже в лютые морозы, и где угодно, но чаще всего на Лейквью. Конечно, конечно! Это потому, что она там живет. И естественно, каждый день ходит мимо дома Донны Залевски, который тоже на Лейквью, только по другую сторону от Харон. Это же обычный маршрут Келли — до Брэтл-стрит, к реке.
— Погоди минутку! А откуда она, по-твоему, могла узнать, где живет Донна Залевски?
— Ну, оттуда же, откуда и я. Я узнала из Ритиной записной книжки, а она, видимо, заглянула в записную книжку Джоэла. И конечно, просмотрела его файлы. Ведь его рабочий кабинет прямо у них в доме. Я уверена, что Джоэл от нее не запирается. Наверняка она убирает комнату или по крайней мере поливает комнатные цветы. Итак, она узнает, где живет Донна, и, проходя мимо ее дома, замечает ящик для молока. Сейчас ящика уже нет, но, когда Донна была жива, он стоял прямо на крыльце. И можно было определить, что это ящик «Прекрасной долины», по их фирменному знаку — нарисованной корове. Вот тогда-то Келли и приходит в голову мысль отравить молоко.
Или что-нибудь другое. Неважно. Может быть, и в первый раз это был домашний сыр. Или мороженое. Да что угодно! А почему, по-твоему, она решила использовать именно это лекарство?
— Ты же сама сказала, что она просмотрела его файлы.
— Точно! Я тоже так подумала. В файле на Донну Залевски у Джоэла было указано, что она принимает синекван. Или принимала. Келли, конечно, знала о существовании доктора Арсено, потому что Джоэл ей рассказывал. Джоэл просто ненавидит его. Не лично как человека, а за его профессиональную безответственность. Тогда Келли поступает в точности так, как я. Она записывается на прием к доктору Арсено. Он ее принимает и преспокойно выписывает ей рецепт.
— И?
— И она раскрывает капсулы, собирает их содержимое или, может быть, растворяет таблетки в воде, а потом добавляет нужное количество снадобья в какой-нибудь молочный продукт из ящика Донны. Донна съедает этот продукт, а так как у нее репутация слегка сдвинутой, то создается видимость самоубийства. Все сошло бы очень гладко…
— Если бы не Элейн Уолш!
— Вот именно. Элейн так просто не остановишь. И тогда Келли проделывает все по второму разу. А почему бы и нет? Ведь в первый раз сработало. Правда, Элейн не принимала синекван и не имела склонности к суициду. Но Келли могла предполагать, что смерть пациентки вызовет у Элейн депрессию. Ей ведь известно, как болезненно воспринимают врачи смерть своих больных. А другого способа убивать людей Келли просто не знала. С Донной она проделала это впервые в жизни. И сходство этих двух смертей, один и тот же почерк, лишний раз доказывает, что это сделала Келли. Вот послушай.
— Я слушаю.
Стив лег, осторожно отодвинув Рауди, и вытянулся на матрасе.
— На этот раз, — продолжала я, — мы точно знаем, во что подложили яд. В домашний сыр. Мы также знаем, что яд подмешали, а не просто посыпали сверху, потому что на дне и на стенках коробочки остались следы синеквана. Итак, есть два варианта. Первый: Келли идет к дому Элейн, открывает ящик, снимает крышку с коробочки, кладет туда эту дрянь и тут же ложкой перемешивает.
Стив скептически хмыкнул.
— Правильно, — кивнула я. — Нелепо. Значит, в действительности сценарий был вот какой. Келли заказывает на дом домашний сыр. Элейн — тоже. Я точно не знаю, откуда Келли это знает, но знает. Келли берет свою ванночку с сыром, начиняет ее синекваном, и ей остается лишь подойти к дому Элейн и подменить ванночку. Вот и все. Открыть ящик, вынуть коробочку Элейн и подложить свою. На это требуется
