товарищу Белыху Борису Евгеньевичу — сто двадцать я из нее выжимал. Честное благородное! Сейчас, стоило мне прижать педаль газа, как машина рванула вперед и буквально за три секунды разогналась до сотни. Эх, улетай с дороги птица…
И запас еще был — педаль далеко до полика не доставала. Был еще немалый резерв — сто десять, сто двадцать, сто тридцать… Врете, гады — не возьмете!
Большой светло-серый джип «ниссан-патрол» шел по Московскому шоссе на скорости около ста километров в час. Дворники интенсивно чистили лобовое стекло — не то от дождя, не то мелкой мороси, сыпавшейся с низкого, не по-летнему темного неба. По сторонам дороги мелькали поля, перелески, лесные массивы…
Полчаса назад, в двадцать тридцать четыре, по закрытому оперативному каналу из управления поступила информация, что машину «УАЗ-469» с регистрационным номером, принадлежащим Зайцеву Виктору Сергеевичу, посты ГИЬДД засекли в районе города Кириши, организовали преследование. Ведут к Московскому шоссе. По возможности, постараются задержать до переезда через железную дорогу Москва — Петербург в деревне Зуево, или блокируют на трассе.
Все-таки рванул из города, гаденыш! Не выдержали нервы. Интересно — куда путь держал? Идиот, дилетант. Не знает, что в пятимиллионном городе спрятаться гораздо легче. Носись теперь за ним, как сраный веник. Хорошо хоть, что менты его засекли. Уже и отловили, наверное.
Майор Александр Иванович Омельченко вымотался, как собака. И вот опять — работа на всю ночь, а потом еще неблизкий путь домой, в столицу. Да на обратном пути еще рейдовиков этих узкоглазых, наемников-азиатов, захватить надо. Провоняют всю машину…
Даже его железный организм уже с трудом справлялся с ураганными дозами транквилизатора, которыми приходилось поддерживать рабочее состояние. Не дело это, не дело… Так и сердце можно запросто посадить. И никакие деньги не нужны будут — здоровье не купишь. Гавкнешься в одночасье, как Валерик. Видно, пора менять работу, выходить из игры. А это тоже не просто, тоже может быть очень нездорово для организма.
За последние трое суток поспать ему удалось в общей сложности не более восьми часов. Но он сделал главное — нашел кассету.
Эту злополучную кассету, вокруг которой уже лежало немало трупов и, вероятно, еще будут. Она валялась в общей куче разоренного видеопроката, и только такие кретины, как помощники Валерия Станиславовича, упокой Бог его и их души, не смогли с первого захода взять ее! Хотя — вполне может быть, что и не оказалось ее в тот момент в прокате…
Судя по внешнему виду и по отсутствию каких-либо отпечатков пальцев на коробке и на самой кассете, получалось, что кто-то не слишком умный тщательно обтер ее. Должны были остаться «пальцы», обязательно должны быть хоть какие-нибудь отпечатки. Малькова-младшего, той же приемщицы из проката, секретутки бончевской. Ничего на поверхности не было. Ни единого «пальчика»! Вот такой курьез.
Если бы серьезные люди с ней работали — нужные «пальчики» бы остались. А так… Такой прокол мог допустить только дилетант. Из дилетантов на горизонте маячил один — Зайцев.
Вот придурок! Значит, хозяин, сразу выделив прокатчика, снова оказался прав. Хозяин мудр, все предусмотрел. Хотя, Валерку своего проворонил. Всего никто предусмотреть не может. Дело случая.
Теперь оставалось тихо забрать у милиции этого прокатчика Зайцева и выпотрошить его. Менты его быстро перехватят, если уже не перехватили, придержат, а тут и Омельченко подъедет. Недолго осталось — сам свой приговор подписал, кролик паршивый! Губит людей любопытство, ох, губит…
А может, и нет его вины. Может, он случайно вклинился и никаким боком к этой кассете непричастен. Поди узнай, пока язык не развяжет, причастен — непричастен. В большом деле полагаться на авось не принято.
Ну, что же, значит — несчастный случай, не повезло. Бывает.
Он проскочил Тосно, Ушаки, и переключил свою многоканальную рацию на рабочую частоту ГАИ. Если не поймали еще, то где-то недалеко уже должны Зайца гнать — можно подключаться к переговорам дорожных патрулей.
Эфир зашипел, прерываясь короткими отрывочными командами, невнятным матом, но суть услышанного несказанно удивила его: Зайцев на своем задрипанном «уазике» уходил от патрульной машины ГАИ! Это было невероятно. Такого просто не могло быть!
Или у гаишников хорошие водители разбежались в коммерцию, или… Не может этот Заяц от милиции на «уазике» ускакать! Не может! Что они там — все с ума посходили? Заблокировать дорогу не догадались? Чертовщина.
Из докладов патрульных машин центру он узнал, что менты готовят Зайцеву теплую встречу на переезде у деревни Зуево. Причем, отношение самое серьезное, как к опасному преступнику- рецидивисту.
Пришлось вклинится, связаться с милицией, назвав пароль и свои позывные, и как можно убедительней объяснить дуболомам, чтобы не вздумали стрелять на поражение. А лучше и вообще не стрелять. Зайцев, как носитель информации, до некоторого времени был нужен ему обязательно живым и только живым, говорящим и даже поющим.
Затем Александр Иванович ушел с милицейской частоты, вызвал региональное управление ФСБ — установленный порядок следовало соблюдать — и доложил дежурному, чтобы отметили, что сегодня он в Питер не вернется.
И нечего ему там было уже делать. Зайцева он возьмет с собой, для попутной, так сказать, беседы, Потом подберет вонючих азиатов-маршрутников с образцами камней, и — в Москву…
Еще Фридман этот канадский куда-то запропастился! Очень важная персона. Скорей всего, в столицу рванул, шизик. Ну, его, другие люди искать будут. В Москве — не в Питере, в Москве у Хозяина исполнителей хватает. Достанут господина Фридмана в ноль секунд.
Носишься здесь один, как бобик, крутишься и никого толкового под рукой. И от «конторы» почти никакой поддержки. Впрочем, «контора» здесь вообще не при чем — эта работа сугубо на интерес Хозяина. И на свой собственный. Работа-работенка…
А работенка — та еще, скользкая работенка. Поскользнешься — голова с плеч. Но ведь и не за оклад — хорошие деньги даром не платят, а ему Хозяин платил очень хорошие деньги. Да и интересно… Никакого «марафета» не надо — каждый день получаешь такую дозу адреналина в кровь! К этому привыкаешь, как к наркотику. Без этого, без риска и напряженки, жизнь становится серой и пресной.
Ночное шоссе в свете сильных фар джипа мокрой лентой летело навстречу со скоростью ста, ста двадцати, ста сорока… Двигатель тянул без надрыва, стрелка тахометра едва до четырех тысяч доходила. Вот что значит хорошая «тачка»!
Встречных машин было мало, большинство попутных он обгонял по осевой, словно и не было их. Но находились молодчики на иномарках, не желающие уступать дорогу. Многовато развелось богатенькой публики. Вернее, даже не богатой, а наглой! Скоты… Этих недоносков «навороченных» он сгонял с пути мощным воем полицейской сирены — брысь, шантрапа!
Он решил еще поднажать, прибавить скорость, но тут произошло нечто совершенно необъяснимое, непонятное… Его надежнейший полноприводный «ниссан» вдруг словно потерял дорогу, заюзил, да так, что Омельченко стоило огромных усилий не улететь с трассы.
Он вцепился в баранку. Его швыряло по всей ширине дороги — вправо к кювету, на левую полосу… На счастье, на шоссе в эту минуту не появилось ни одной встречной машины, иначе…
Он начал тормозить двигателем, лихорадочно переключаясь на пониженные передачи. Сбросил скорость до восьмидесяти, шестидесяти, сорока… Можно тормозить колесами… Плавно нажал на педаль тормоза и, только полностью остановившись, понял причину — машина, нелепо задрав капот, осела на оба задних колеса.
«Сразу на оба?..» — молнией в голове мелькнула тревожная мысль и тут же материализовалась в виде подлетевших спереди и сзади пары юрких «фольксвагенов-гольф».
«Гольфы» с погашенными фарами четко заблокировали его машину — ни вперед, ни назад. А направленные на него через открытые окна «гольфов» стволы исключили последние сомнения. Его самого
