На самом деле у Витасика была причина нервничать: внутри себя Мотя уже все решил. Он не отступится, он покорит высоту. И это не прихоть, не каприз, не причуда изощренного ума – это голос свыше, судьба.
– Она не сможет ничего решить, если ты будешь виться рядом.
– Я не сойду с лыжни, – рассматривая клетки на тапках, тихо, но твердо объявил о своем решении Мотя.
– Это твое последнее слово?
– Последнее. Я женюсь на Августе.
Витасик в характерном жесте положил правую руку на сгиб левой:
– А вот это ты видел?
Больше ничего сказано не было.
Грохнув дверью так, что под обоями тонкой струйкой посыпался песок, Витасик отбыл, а Матвею понадобилось время, чтобы прийти в себя.
Господи ты боже мой, что с ними происходит? Двадцать лет дружбы псу под хвост. Из-за чего? Из-за бледной тени love story, которая маячит на горизонте, как парус в тумане? Бред какой-то! Может, у них с соседкой ничего не сложится, а он уже пожертвовал другом, сексом, бампером и даже аппендицитом, если на то пошло.
Все-таки смотреть фильм одному не так уж и приятно. Клево, когда в компании. Особенно если вы на пару запиваете попкорн соком и перебрасываетесь замечаниями по поводу происходящего на экране – в точности так, как они с Матвеем смотрели «Карты, деньги, два ствола».
Положа руку на сердце, Данька немного запутался в бандах и не понял, кому в итоге достались коллекционные ружья, а Матвей все объяснил. Клево!
Ну и ладно. Один так один.
«Счастливое число Слевина» – диск, который дал посмотреть Матвей, – уже загрузился, когда в дверь позвонили.
Данька никого не ждал: близнецы Левчик с Санькой на данный момент были отправлены в ссылку на дачу, а Петька грел бока на одном из песчаных пляжей Крыма.
Кто бы это мог быть?
Искривленный линзами дверного глазка, за дверью маячил незнакомец.
До судорог запуганный Августой криминальными сводками, Данька несколько секунд разглядывал интригующую физиономию, прежде чем спросил баском:
– Кто?
– А мне бы Августу Михайловну, – раздался приглушенный голос.
Что такое? Поклонник?
Данька чуть не поддался искушению открыть дверь. Вовремя вспомнил о разгуливающих по городу насильниках детей и воздержался впускать посетителя, но не отказал себе в удовольствии устроить допрос с пристрастием:
– А зачем?
– По делу, – сообщил подозрительный тип, причем Даньке показалось, что он опасливо косится на дверь соседней квартиры номер 22.
– По какому?
– По личному.
– По какому еще личному? – стебался Данька, но тип заподозрил, что его морочат, и обломал юмориста:
– Так Августа Михайловна дома или нет?
В дисководе ожидало просмотра и призывно манило «Счастливое число Слевина», да и стеб через дверь утратил вкус новизны.
– На работе! – выкрикнул Данька, но от глазка оторвался, только когда тип отчалил в лифте. – Носит всяких идиотов, – проворчал Даниил, направляясь на кухню за чипсами.
Сначала был коньяк – наплевав на этикет, начинал Витасик всегда с благородных напитков.
Сдав сюжет к выпуску, он с несколькими коллегами опрокинул по стопарику.
Потом у кого-то из операторов нашлась початая бутылка вискаря. Затем стихийно возникшая компания распалась, и дальше Витасик поплыл по жизни один.
В этом одиночном плавании (по пути домой) Шутихин употребил бутылочку пива и почувствовал непреодолимую тягу к переменам в судьбе, для чего и зарулил в супермаркет на Первомайской.
Бесцельно послонявшись по торговому залу, Витасик обнаружил, что денег у него нет, и, разочарованный, навострил лыжи домой, но Провидению было угодно послать Витасику искушение в виде безумной стройняшки, чернобровой смуглянки, в которой он с удивлением узнал докторшу – участкового терапевта подлого Мотьки Степуры.
Вся жизнь промелькнула перед взором Шутихина, ссора с другом и застарелые обиды показались особенно горькими. В то же мгновение внутренний голос явственно шепнул: «Давай действуй! Вот он, твой шанс!».
Так отчетливо Шутихин услышал внутренний голос впервые за двадцать семь лет, и слегка растерялся, но быстро взял себя в руки.
– О! Ты-то мне и нужна, – усиленно артикулируя, выговорил он. – Августа Михайловна, правильно?
Витасик считал себя местной достопримечательностью, почти лицом канала и слегка оскорбился, когда на постной физиономии докторши не мелькнула радость узнавания.
– Прием окончен, – ляпнула в ответ докторша.
Не только у них на телевидении сносит крышу от перенапряжения.
– Дорогая моя, – язык у Шутихина заплетался, его слегка покачивало, но он был полон оптимизма, – ты не поняла. Я не в статусе пациента, а в статусе друга. Если позволишь.
– Что-то со Степурой?
Второй раз за короткое время докторше удалось обидеть Виталия Шутихина, корреспондента программы «Новости сегодня». Самого Виталия Шутихина.
– М-м-м, – промычал Витасик, – Мотька для тебя что-нибудь з-значит?
– Я обслуживаю его участок. – Докторша поморщилась и отстранилась.
Тоже еще выискалась чистоплюйка, снова обиделся Витасик и выложил докторше свою интерпретацию истории с ограблением и наездом.
По мере того как Витасик излагал, он все больше трезвел, так что к концу повествования самому стало ясно, зачем он это делает: не ради славы, как говорится, а ради жизни. Потому что не согласен уступать этому счастливчику Степуре красотку докторшу. Плевать, что она брезгливо морщится и строго сдвигает бровки. Стерпится – слюбится.
Окрыленный этим девизом, Шутихин весьма убедительно соврал про свои связи в актерской среде, приправил рассказ некоторыми живописными деталями и остался собой доволен: Мотька Степура в результате получился паяцем, любителем дешевых спецэффектов, а Виталий Шутихин – настоящим русским интеллигентом, хоть и пьющим, но совестливым.
– Можно я вам позвоню? – под занавес поинтересовался Витасик.
Вместо того чтобы зардеться от счастья, докторша рванула со всех ног, бросив презрительное «нет».
Все-таки жильцы дома 49 по улице Первомайской слегка не в себе, подумал Витасик, глядя затуманенным взором вслед удирающей красотке.
… Бовбель появился даже раньше, чем предупреждала Августа.
Утренний прием был густо укомплектован бесцветными, метеозависимыми персонажами с гипертонией на грозу, которую несколько дней обещали синоптики, но которая все никак не могла собраться, так что Бовбель внес некоторое разнообразие своей дискинезией.
Вид у Константина Петровича был вполне цветущий, однако Татьяна Ивановна на всякий случай осведомилась:
– Что такое, Константин Петрович, снова печеночка пошаливает?
