На что она надеялась? Какая фантазия овладела девочкой, в жилах которой текла кровь колдуньи и солдата? Где она была до сих пор? Кто изнасиловал ее? И что стало с насильником? (О, как хотел бы он поймать его и бить… разрезать на кусочки, выдавить глаза и… в Озисмии знали, что делать с закоренелыми преступниками. Напустить на него собак!) Куда она уехала после этого? Кто оказался ее благодетелем — христианин, может, даже церковник, надеющийся обратить свою подопечную в другую веру. А, может, занимающийся благотворительностью? Были ли у нее еще друзья?
— Ничего не надо выяснять, — выкрикнула она. — Пусть все будет похоронено и забыто!
— Если на то будет твое желание. — Грациллоний вздохнул. — Но пойдем. Нам тем более надо все обсудить, продумать, что надо сделать для тебя и… — горло его сжалось, — и для ребенка.
«Моего первого внука», — подумал он.
Она покачала головой.
— Нет. Мне сейчас надо к Руне. Оставь меня на время в покое. — Ударила лошадь пятками и пустилась легким галопом. Ночь тут же поглотила ее. Грациллоний долго стоял на месте, а потом пошел домой.
На следующий день в Конфлюэнте царило оживление: в сопровождении нескольких человек вернулся домой Эвирион Балтизи. Он был прекрасно экипирован, и лошадь у него была отличная. В Гезокрибате, рассказывал он, его ждал купленный им корабль. Он уже плавал вокруг Арморикского полуострова, присматривался и оценивал перспективы. Здесь он проведет зиму, наймет и обучит персонал. Весной отправится в плавание и будет торговать. Он излучал молодость и оптимизм.
На новый год надежд было больше, чем на предыдущий. Весна пришла задолго до равноденствия. Пользуясь хорошей погодой, Корентин то и дело устраивал собрания за крепостной стеной. Там он изгонял злых духов, занимался религиозным просвещением, отвечал на вопросы большой аудитории.
Ранее из-за отсутствия помещения он мог принять одновременно одного-двух человек, и беседы эти проходили на дому. Отдыха он не знал.
Руфиний, сидя верхом на крепостной стене, наблюдал за собранием со стороны. Когда оно закончилось и люди разбрелись по своим делам, Руфиний соскочил на землю, перемахнул через ров и догнал Эвириона.
— Эй! Как поживаешь? — дружелюбно улыбаясь, обратился он к нему по-латыни.
Молодой человек посмотрел на него, прищурившись. Знакомство у них было шапочное.
— Отчего это вас интересует? — спросил он на том же языке. Общаясь с римлянами, он освоил латынь в совершенстве.
— Во-первых, из вежливости, — сказал Руфиний, — а во-вторых, мне и в самом деле интересно. Меня ведь здесь давно не было.
«Наверное, опять куда-то ездил по поручению Грациллония».
— Да вы наверняка уже слышали от людей, — огрызнулся Эвирион. — Я здоров, благодарствую. И вообще-то мне некогда.
Руфиний шел, не отставая.
— Потерпи меня, пожалуйста. Я ведь к тебе не просто так подошел. Удели мне часок. Пойдем ко мне, налью бокал вина. Неплохое, между прочим.
Эвирион нахмурился:
— Вы — человек Граллона.
— Ну и что? Разве ты ему враг?
Эвирион перешел на язык Иса:
— Да уж не сказал бы, что мы неразлучны, как тюлень с волной.
— Ну, на киль с рифом вы тоже не похожи, — парировал Руфиний на том же языке. А потом снова перешел на латынь. — Ну, давай, соглашайся. Если не захочешь отвечать, заставлять не буду. Зато сам кое-что узнаешь.
Эвирион подумал, пожал плечами и кивнул. Они вместе вошли в ворота. Эвирион глянул на часового.
— Зачем Граллону нужна эта дурацкая охрана? — проворчал он. — Если сюда придут враги, у нас будет достаточно времени, чтобы организовать оборону.
— Необходимости особой нет, — поддержал его Руфиний. — С другой стороны, люди всегда начеку. — Теперь они шли по улице. — Мне хотелось бы, чтобы ты не испытывал к нему недобрых чувств, — добавил он. — То, что случилось, не его вина.
— Чья же тогда? — агрессивности в голосе Эвириона поубавилось. Похоже, он действительно хотел знать.
— Богов? Я не хочу иметь дела с теми, кто разрушил город из-за диспута на тему морали. Это хуже, чем жестокость. Это глупость или сумасшествие.
— Согласен с вами, — в раздумье произнес Эвирион.
— Я, правда, — продолжил Руфиний, — возлагаю вину на настоящих преступников — на бессердечного человека, маленькую жадную шлюху и несчастное стечение обстоятельств. Вижу, ты, как и все остальные, отвернулся от богов Иса. Другими словами, ты теперь придерживаешься одинаковых с Грациллонием взглядов.
— Нет! Я только… — Эвирион даже скрипнул зубами.
— Ты считаешь целесообразным обратиться к христианской религии. Не обижайся. — Руфиний потрепал его по плечу. — Я тоже бы так поступил на твоем месте. Какая, в сущности, разница, кому поклоняться?
— Что же, по-вашему, я лицемер?
— Конечно же, нет. Прошу простить, если неправильно выразился. Ну, вот, мы и пришли. — Дверь мазанки Руфиний оставил открытой, чтобы в помещение попадал свет. Замков в Конфлюэнте не было ни у кого, да и какая в том необходимость?
Пусть и примитивный был домик, зато добротный. Руфиний по-сорочьи набил его всякой всячиной: сосудами причудливой формы, раковинами, галькой, деревянной резьбой, игрушками. Имелась там и дощечка с нанесенным на нее углем детским рисунком, а кроме того, оружие, одежда и посуда. Несмотря на некоторый беспорядок, помещение отличалось чистотой. Пол возле очага был укрыт тростником. В качестве мебели — соломенный тюфяк и два табурета.
Хозяин сделал жест, и Эвирион сел. Руфиний налил в глиняные чашки вино из кувшина, одну чашку протянул гостю, другую взял сам.
— За твою удачу, — сказал галл и выпил.
— Что это за рисунок? — спросил Эвирион, чтобы начать разговор.
— Это рисунок Кораи. Той малышки, что жила в Нимфеуме… ты, наверное, помнишь, внучка королевы Бодилис. Она ко мне частенько захаживает. Мы с ней большие друзья. Называет меня дядя Руфиний.
Эвирион чуть насмешливо взглянул на человека, который никогда не был женат, и спросил напрямую:
— Чего вы от меня хотите?
— Новостей, — сказал Руфиний. — Ты ведь сейчас путешествовал.
— Вам и в самом деле интересно?
— Конечно. А тебе на моем месте разве не было бы любопытно? Но я не так глуп, чтобы попытаться лгать тебе. Чем больше я узнаю, тем больше помогаю Грациллонию. — Неожиданно лицо его исказила гримаса. — Я тогда ничего не знал, а, может, был слеп или труслив, и… на нас свалились напасти.
Эвирион почувствовал, что хозяин утратил бдительность, и атаковал:
— Если он примет христианство, вы будете креститься?
Живой, как ртуть, Руфиний тут же вернул прежнюю легкую манеру разговора.
— Трудно сказать, тем более что пока он этого, судя по всему, делать не собирается, — заметил он с улыбкой. — Я ему часто говорил, чтобы он не относился к этому слишком серьезно. — Он выпил, скрестил ноги и протянул: — Многие наши люди очень хотят принять веру. Ищут опоры. Однако желание это не единодушное. Вот ты, например, считаешь, что это необходимо тебе для бизнеса.
Эвирион напрягся:
