~ ~ ~
Я оставлю в истории свои следы даже там, куда не ступит моя нога.
Челнок лайнера приземлился в космопорте Кайтэйна. Сквозь стекло иллюминатора Пауль смотрел на парадный строй стоявших на поле победоносных федайкинов. Восторженный рев толпы покрывал шум двигателей. Странное дело — орущая толпа и скандирующие приветствия солдаты только усугубляли щемящее чувство одиночества.
На Каладане он надеялся хотя бы на короткое время почувствовать себя обыкновенным человеком — таким, каким, по мнению его отца, и должен быть настоящий герцог, но визит на родину лишь напомнил о его особом призвании. Правда, иначе не могло и быть. Он перестал быть просто Паулем Атрейдесом. Теперь он Муад’Диб; эту роль он взял на себя просто и естественно, и теперь уже и сам не был уверен, где маска, а где подлинная его личность.
Придав лицу суровое выражение, он тяжело вздохнул и откинул на плечи капюшон декоративного защитного костюма. С имперской величавостью, окруженный эскортом охраны, он ступил на трап и начал спускаться навстречу восторженной толпе с видом героя-завоевателя.
Рев встречающих был таким оглушительным, что Пауль в первый момент едва не попятился назад. Тираны в таких случаях начинают верить в свою непогрешимость и преисполняются самоуверенностью. Он вдруг до боли отчетливо понял, что одного его слова будет достаточно, чтобы эти фанатичные бойцы истребили на Кайтэйне всех мужчин, женщин, детей и стариков. Эта мысль опечалила его.
В юности, изучая историю, он часто представлял себе блистательную столицу своих владений, но сейчас он видел поднимавшиеся к небу столбы черного дыма. Огонь пожирал ослепительно белые здания, величественные монументы лежали поваленными, правительственные здания и роскошные частные особняки были разграблены. Пауль помнил об истории варваров, разоривших Рим, покончивших с одной из первых великих империй человечества и погрузивших его в темные века. Клеветники то же самое говорили и о правлении самого Пауля, но он продолжал делать то, что считал необходимым.
Стилгар предстал перед своим императором в запыленной военной форме. На груди и рукавах виднелись следы запекшейся крови. Раненая левая рука наиба была перевязана бинтами и подвешена на косынке из дорогой узорчатой ткани. Должно быть, косынку эту наспех сделали из одежды убитого аристократа.
— Кайтэйн пал, Усул. Твой джихад подобен неудержимому урагану.
Пауль окинул взором изуродованную войной столицу.
— Кто же может остановить бурю пустыни?
Еще до начала джихада Пауль понимал, что ему не удастся в одиночку руководить всеми предстоявшими сражениями. Как не хватало ему сейчас убитого Дункана, который мог участвовать в джихаде вместе со Стилгаром, Гурни Халлеком и даже некоторыми закаленными командирами сардаукарской гвардии, присягнувшими на верность победителю. Потерпев сокрушительное поражение в битве за Арракин, элитные воины Шаддама были потрясены настолько, что перешли на службу к единственному военачальнику, превзошедшему их в доблести. Пыл сардаукаров не был религиозным, но тем не менее это был настоящий фанатизм, и фанатизм полезный. Однако Паулю хватило государственной мудрости не посылать сардаукаров на завоевание Кайтэйна.
— Когда прибудет Ирулан? — спросил Пауль. — Она получила мое послание?
— Гильдия сообщила мне, что следующий лайнер доставит ее сюда в течение дня. — Стилгар не скрывал отвращения. — Но я не могу понять, зачем она тебе нужна. Чани сильно рассердится.
— Мне она не нужна, Стил, но ее присутствие здесь необходимо, и ты сам скоро в этом убедишься.
Рядом со Стилгаром стояли сыновья Ямиса.
— Мы хотим кое-что показать тебе, Усул! — сказал Орлоп. Он всегда был разговорчивее брата. — Эта планета полна сокровищ и чудес. Ты когда-нибудь видел что-нибудь подобное?
Паулю не хотелось огорчать братьев, и он не стал говорить, что видел так много чудесных и страшных вещей, что у него устали глаза.
— Да, покажите, что вызвало у вас такое волнение.
На центральной площади некогда величественного города фрименские воины свалили в кучу разорванные знамена Ландсраада и разбитые гербы аристократических Домов. Завоеватели охотились за охваченными ужасом горожанами — одних брали в плен, других убивали. Это была дикая кровавая оргия, похожая на оргии с пряностью, которые устраивала Сайадина во время праздников в сиетчах. Оглядывая место побоища, Пауль понимал, что если попытается подавить разгул, то сделает только хуже. С этой страшной ценой приходится мириться, так как самое худшее уже позади…
У Пауля были советники, но как недоставало ему мудрости герцога Лето, Суфира Хавата или Дункана Айдахо. Их всех уже давно не было в живых. Пауль был уверен, что герцогу Лето не понравился бы учиненный на Кайтэйне разгром. Как бы то ни было, но теперь Паулю приходилось полагаться на собственные суждения. «Я создал вселенную, в которой невозможно играть по старым правилам. Новую парадигму. Прости меня, отец».
Пауль видел изуродованный Дом заседаний Ландсраада, разрушенные музеи, инопланетные посольства. Сводчатый сад камней — свадебный подарок императору Шаддаму от Дома Торвальдов — был взорван и являл собой безобразную груду обломков. Пауль не мог понять, чего хотели сказать этим его воины. То было разрушение ради разрушения.
Семеро задушенных мужчин с веревками на шеях висели вниз головами на деревьях общественного парка. Это было мрачное и зловещее зрелище. Судя по дорогим одеждам, это были аристократы, не спешившие сдаться фрименам по первому требованию. Пауль почувствовал, как в нем вскипает гнев. Эти беззаконные расправы сделают еще более трудными мирные переговоры, а тем более заключение союзов с Домами Ландсраада.
Из здания Ландсраада выбежала толпа орущих, гогочущих фрименов, тащивших длинные стяги. Пауль узнал цвета Домов Эказа, Ришеза и Тонкина. Фримены ничего не знали об истории этих великих семейств, да она их и не интересовала. Насколько хватало их понимания, Ландсраад и без того зашатался, рухнул и рассыпался на части.
— Даже Шаддам теперь не захотел бы сюда вернуться, — пробормотал Пауль сквозь зубы.
Фримены тащили самодельные корзины и мешки, наполненные награбленным добром. В толчее они разбрасывали и разбивали бесценные произведения искусства. Четверо здоровенных вояк бросились в огромный фонтан, украшенный великолепными статуями, и до рвоты напившись воды, принялись плескаться в воде с таким видом, словно наконец обрели рай.
Подбежал Калеф. Все лицо его было вымазано липким соком. В руке молодой фримен держал полдюжины портигалов — оранжевых плодов с твердой кожурой и мягкой сладкой сердцевиной.
— Усул, мы нашли за городом сад — там просто так стоят деревья, роскошные, громадные, зеленые, на них полно фруктов — бери, не хочу! Вот, не хочешь попробовать?
С этими словами Калеф протянул Паулю плод.
Пауль принял дар, прокусил горькую кожуру и выдавил в рот ароматный свежий цитрусовый сок. Сама мысль о том, что этот портигал из садов Шаддама, делала сок еще слаще.
Когда следующий лайнер Гильдии доставил на Кайтэйн хранившую ледяное молчание Ирулан, Пауль попросил, чтобы ее доставили к парадной лестнице старого императорского дворца. Пауль понимал, что происходящее станет для нее потрясением, но Ирулан была нужна здесь.
Дочь Шаддама была одета в темно-синее платье, сшитое по былой столичной моде. Завитые мелкими кольцами золотистые волосы красиво спадали на шею. После поражения и отречения отца Ирулан с достоинством несла бремя своего долга. Сама она не жаждала власти — будучи умной женщиной, она видела и трезво оценивала новую реальность.
