биограф пишет, что половина профессоров (как мы теперь понимаем, это именно те старые профессора, о которых мы только что говорили) не подписывали журнал совета, прежде чем его подписывал Страхов. В его отсутствие откладывалось решение важных проблем[93]. Таким образом, те профессора, которые по складу своего характера не слишком активно участвовали в делах университетской республики, делали Страхова выразителем своих интересов, представителем, может быть, самой крупной партии в университетском совете.
При проведении университетских реформ одной из главных целей Муравьев ставил воспитание нового поколения русских профессоров. По его мнению, это можно было сделать, не иначе как посылая талантливых молодых ученых за границу, где бы они сознательно готовились к вступлению на университетские кафедры. В бумагах Муравьева есть список студентов, готовых для отправки в Европу, с обозначенными предметами, которые они будут изучать там: «Тимковский — греческая литература, Кошанский — археология, теория изящных искусств, Чеботарев — технология, Буринский — история, Болдырев — языки восточные, Жуков — высокая геометрия, Озеров — лесоводство, Смирнов (Петр) — философия… Всех сих ученых по приезде можно сделать адъюнктами и профессорами экстраординарными»[94]. Как мы увидим, планы Муравьева осуществились лишь частично.
С другой стороны, попечитель вступает в переписку с молодыми учеными, уже находившимися в зарубежных университетах. Дело в том, что усилиями И. П. Тургенева, стремившегося возродить некоторые традиции Дружеского ученого общества, в 1801–1803 гг. на учебу в Европу выехало несколько молодых людей, близких к семье Тургенева, кругу И. П. Лопухина (среди них, например, были Александр Тургенев и Андрей Кайсаров). Нас интересуют те из них, которые в будущем станут профессорами Московского университета.
В 1802–1804 гг. вместе с А. И. Тургеневым и А. С. Кайсаровым в Геттингенском университете учились будущие профессора И. П. Воинов и И. А. Двигубский. Последний из них окончил Московский университет в 1794 г., получил звание адъюнкта, преподавал физику в благородном пансионе, в 1802 г. защитил в университете диссертацию на звание доктора медицины и был послан за границу. Из Геттингена он переехал в Париж, откуда переписывался с новым попечителем Муравьевым, прося предоставить ему кафедру[95]. После возвращения в 1806 г. Двигубский становится первым в России профессором технологии и наук, относящихся к торговле и фабрикам.
Одновременно с Двигубским в 1803 г. в Геттингене оказывается и М. Я. Мудров. Он поступил в Московский университет в 1796 г. и, женившись на дочери профессора Чеботарева, вошел в круг московских масонов. Ему покровительствовали И. П. Лопухин и И. П. Тургенев.
Мудров дружил с его сыном Андреем Тургеневым, вероятно, знал Мерзлякова, Кайсарова, Жуковского — членов Дружеского литературного общества, кружка молодых университетских литераторов, возникшего в январе 1801 г.[96] Окончив медицинский факультет с золотой медалью, Мудров должен был в 1801 г. отправиться в Европу, но на год задержался в Петербурге, где работал в морском госпитале. Его маршрут включал посещение многих городов и университетов, проходил через Берлин, Геттинген, Вену. На 4 года Мудров остается в Париже, слушает лекции по врачебному искусству в Сорбонне, живет у кн. Голицыных М. Я. Мудров в качестве домашнего медика. Заочно в Москве по ходатайству Муравьева ему присвоены звания доктора и экстраординарного профессора. Муравьев зовет его в Москву. Мудрое с радостью принимает приглашение занять университетскую кафедру. В своих письмах к попечителю он говорит о необходимости улучшения преподавания у нас медицины по примеру учебных заведений Франции и Германии[97].
Еще одним будущим профессором, начавшим обучение за границей до преобразования университета, был JT. А. Цветаев, близкий друг Мерзлякова и Мудрова. В 1795 г. он был переведен в студенты из Славяно-греко-латинской академии. В путешествие по Европе он отправился в 1802 г., сопровождая одного из кураторов — Ф. Н. Голицына. Цветаев посетил лучшие университеты Германии, в Геттингене стал доктором философии, как и его товарищи, долгое время жил в Париже, где его профессиональное внимание как юриста привлекала французская энциклопедическая школа юриспруденции. В 1804 г. Цветаева выбрали членом Парижской Академии законодательства. Вернувшись в 1805 г. в Россию, Цветаев получил должность экстраординарного профессора права, и его лекции высоко оценивались студентами[98].
Таким образом, уже к тому времени, когда Муравьев был назначен куратором, в Европе обучалось несколько молодых людей, способных занять профессорские кафедры. За четыре года своего попечительства Муравьеву удалось отправить за границу еще четверых: Р. Тимковского, А. Болдырева, И. Грузинова и А. Чеботарева. Здесь нужно отметить возникшие объективные трудности — разворачивающиеся в Европе военные действия. В 1803 г. французы занимают Ганновер, где находился Геттингенский университет, а с осени 1805 г. на территории Германии идут почти непрерывные войны, затронувшие многие университетские города. Студенты терпели лишения вместе с местным населением. Например, посланные в Галле летом 1806 г. Болдырев и Тимковский нашли университет разрушенным, провинцию охваченной голодом и были вынуждены пешком пробираться в Лейпциг, а оттуда в Геттинген. Учившийся в Кенигсберге Андрей Чеботарев из-за приближения войны к границам Восточной Пруссии должен был, не закончив курс обучения, в январе 1807 г. вернуться в Москву. Проезжавший в начале 1807 г. через Польшу в Россию М. Я. Мудров был задержан в Вильне при русской армии, где крайне не хватало врачей.
По тем же причинам некоторые студенты так и не выехали за границу. Характерна история одного из любимцев Муравьева — Н. Ф. Кошанского[99]. Он успешно окончил Московский университет, преподавал риторику в пансионе, в 1805 г. защитил магистерскую диссертацию по словесным наукам. Кошанский интересовался широким кругом научных проблем: мы встречаем его статью в журнале Общества испытателей природы, где он описывает опыты по электричеству профессора Страхова. Попечитель выбрал Кошанского для преподавания археологии и теории изящных искусств на новой кафедре, которая существовала только в Московском университете и соответствовала стремлениям Муравьева развивать в России изучение классических древностей и античной эстетики как основания всех современных наук. Со временем Кошанский должен был заменить профессора Буле, приглашенного попечителем на эту кафедру из Геттингена. В 1805 г. Кошанский вместе с Муравьевым едет в Петербург, чтобы отправиться в Германию, но начавшаяся война мешает этому. Ожидание отъезда длилось два года, в это время Кошанский изучал древности в эрмитажных коллекциях. Вернувшись в Москву, он получил степень доктора, помогал Буле выпускать «Журнал изящных искусств» и «Московские ученые ведомости», но смерть Муравьева лишила молодого ученого необходимой ему поддержки. Без продвижения по службе (которому особенно препятствовал попечитель П. И. Голенищев-Кутузов [100]), в ожидании вакантной кафедры он оставался при университете до середины 1811 г., пока ему не удалось устроиться в открывавшийся Царскосельский лицей, где Кошанский стал первым преподавателем российской словесности у юного Пушкина.
Муравьев намеревался отправить за границу и А. Ф. Мерзлякова — самого яркого профессора нового поколения. Любимец студентов, поэт, ученый, критик, «Колумб российского гекзаметра» (по выражению М. А. Дмитриева), он сыграл огромную роль в развитии преподавания российской словесности в университете и в формировании нового облика университета в обществе. Его лекции привлекали всю образованную Москву. Вокруг Мерзлякова собирались молодые студенты, литераторы, на складывание мировоззрения которых он оказал определяющее воздействие.
А. Ф. Мерзляков родился в Перми и из местного училища благодаря рано проявившемуся
