Иона Иосифович, здравствуйте, голубчик! (В мою сторону — Это Андронов.) Я послал вам статью, миленький. Получили, дорогой?.. Спасибо вам, милый… Очень обязан вам, голубчик. (Мне: — Прочел уже!) Вам понравилась статья?.. Это очень приятно, вы сможете продвинуть ее к вашему заведующему отделом. Он ведь, говорят, очень редко читает статьи вообще… Что?.. Да что вы! (Мне — Прочел уже!) Ну, и что говорит?.. То есть как же не важно… Ах, послали уже к ответственному! Он когда сможет прочесть?.. Тоже прочел? Какой вы молодец! Вы наш настоящий друг. Вы нам всегда помогали. Еще в Ленинграде. Мы очень все вас уважаем. И любим. Вы настоящий человек. И как вы думаете, когда ответственный прочтет?.. В номер поставил?.. На какой день?.. (Мне — На завтра!) Ну, это просто можете нас поздравить. Поздравить не только со статьей, а с настоящим другом, который у нас есть… Как прошла статья?.. Целиком?.. Ничто не вызвало возражений?.. Что?.. Сколько?.. Какие?.. Об этом не может быть речи. (Мне — Сократили 12 строк.) Сокращенная статья не пойдет. Скажите, какие строки сокращены?.. Что значит — мелочь?.. (Мне — Оказывается, сокращены «Туча по небу идет, Бочка по морю плывет». Без этого статьи нет.) Алло, товарищ Андронов, я прошу вас: возьмите статью и восстановите выброшенный текст… Я не буду разговаривать без этого. Я прошу вас… Что значит — статья в другой комнате? Пойдите в другую комнату и принесите ее сюда сейчас же. Восстановите… Что вы спорите? Алло, алло, алло… Странный какой-то. Куда он девался? Алло!..
Я говорю:
— Да ты же послал его за статьей.
— Алло.
И вдруг меня осенило. Я говорю:
— Самуил Яковлевич, хочешь — я поговорю с Андроновым твоим голосом?
— Это зачем?
— Ну, как путник на дороге, пусть он и решает, похоже или не похоже. Он же не знает нашего спора.
— Я не пойму, что ты задумал?
Я говорю:
— Ну вот, если он разберет, что это разные голоса, тогда, значит, я плохо изображаю. Не разберет, тогда, значит, хорошо.
— Я боюсь, как бы он не перепутал нас. У него слух не очень хороший.
Я говорю:
— А про слух не было условия.
— Я не пойму, что ты хочешь. Ну тогда все-таки попробуй, только не долго.
Я беру трубку и вдруг соображаю: боже мой! Сейчас я должен не только изображать Маршака чисто внешне, но нужно придумать какой-то текст, который был бы похож. Если я сгоряча придумаю текст, который его обидит, я никогда не восстановлю отношений. Ничего не придумал, а Андронов уже говорит:
— Самуил Яковлевич, я принес статью, оказывается, мы сократили 21 строчку. Я запомнил цифры не в том порядке.
Я говорю:
— Товарищ Андронов, здравствуйте.
— А… Кто говорит?
— Андроников.
— А… У Маршака в гостях сидите?
— Нет, у себя дома.
— То есть как у себя дома?! Я разговаривал с Маршаком.
— Нет, вы разговаривали со мной.
— Ерунда, у меня записная книжка открыта на букву «М». Я звонил Маршаку и разговаривал с ним.
— Я не знаю, куда вы звонили. Может быть, вы Маршаку звонили, но попали ко мне.
— Вы меня разыгрываете. Погодите, вы приходили к нам в «Известия» и показывали Маршака? Это действительно очень похоже. Но я никогда не думал, что это похоже в такой степени. Вы знаете, вы изображаете его еще лучше, чем он сам. Гениально. Это лучше, чем Маршак. Я умоляю вас, скажите еще хотя бы несколько слов.
Маршак говорит:
— Что ты так долго разговариваешь? Мне ведь о деле надо поговорить. Дай сюда трубку!
Я говорю:
— Ну погоди, дай мне поговорить.
— Дай трубку сюда! Товарищ Андронов, вы принесли статью или нет?
Я вдруг слышу, что в трубке заверещало… затрещало, каркнуло…
— Что вы хохочете, черт побери? Вы принесли статью или нет? Я требую, чтобы вы восстановили выброшенные 12 строк… Что с ним, что он хохочет? Перестаньте хохотать, черт побери! В чем дело, чего вы хохочете? (Ко мне.) Поговори с ним.
Я беру трубку.
— Аах-ха-ха-ха-ха! Ой, боже мой, до чего похоже! Не роятно! Я позову сейчас нашего зава. Он умрет. Поговорите с каждым из наших сотрудников. Это потрясающе хорошо.
— Дай трубку сюда. Дай сюда трубку! Товарищ Андронов, я не шутки шучу, я с вами говорю о деле. О литературе. Принесли статью или нет?..
Трубка завыла как сирена. Маршак швырнул трубку:
— Вот видишь, что ты наделал с твоими дурацкими изображениями?
Я говорю:
— А я ничего не изображал.
— Как не изображал?
— Так не изображал.
— А почему же он хохочет?
— Я не знаю.
— Ну, значит, ты меня разыграл?
— Нет, я тебя не разыгрывал.
— Погоди, в чем дело? Он принял меня за меня, или меня за тебя, или тебя за меня?…
Я говорю:
— Я ничего не знаю.
— Выходит, мы с тобой вдвоем его разыграли. Знаешь что, это, может, было бы весело, если бы речь шла не о деле. Попробуй позвонить ему и скажи, что пошутил.
Я говорю:
— Он теперь не поверит.
— Розалия Ивановна, будьте добры, поскорее соединитесь с «Известиями»… Господи, эта женщина создана для того, чтобы ходить медленно! Розалия Ивановна, очень вас прощу, сейчас же позвоните в «Известия» Андронову, скажите, что у нас в гостях товарищ Андроников, что он пошутил.
Розалия Ивановна, секретарь Самуила Яковлевича, дама на десять лет старше его самого, необычайно медленно подходит к телефону, набирает номер «Известий» и со своим немецким акцентом говорит:
— Товарищ Антроноф, с вами гофорит Росали Ифановна, зекретарь Замуиль Яковлефича…
В трубке раздается звук, напоминающий кораблекрушение у берегов Англии…
Маршак и обижен, и смеется:
— Он, кажется, подумал, что ты и Розалию Ивановну изображаешь. Дай трубку сюда. Товарищ Андронов, миленький, слушайте! Неужели у вас нет никакого воображения? Задайте мне такой вопрос, на который Андроников не может ответить, а я, Маршак, могу… Мы еще знакомы по Ленинграду, встречались в грозные, трудные времена… Не надо так дурацки хохотать! Что, что?.. Погодите, я посоветуюсь. (Ко мне.) Он спрашивает, как фамилия учительницы, с которой он познакомил меня в Ленинграде, в Выборгском Доме культуры, в 1931 году. (В трубку.) Я не помню… Вы не можете задать мне контрольный вопрос?.. Не
