слишком хорошо помнил, с чего именно началась Вторая мировая. Почему-то ему хотелось спросить у счастливого, как и все другие, уставшего уже до полусмерти майора из разведки бундесвера о том, хорошо ли помнит об этом он сам. Но это было бы уже совсем большой глупостью, и руководящий директор полиции смолчал.
Конец февраля
Великобритания призывает Россию внести поправку в Конституцию с тем, чтобы добиться экстрадиции Андрея Лугового, обвиняемого в убийстве Александра Литвиненко. «Мы добиваемся сотрудничества в преодолении этого препятствия, коим действительно является российская Конституция», – заявил в понедельник глава МИДа Великобритании Дэвид Милибенд, выступая в парламенте… По словам британского министра, многие страны уже внесли изменения в свои конституции для того, чтобы облегчить процесс экстрадиции. Д. Милибенд также выразил неудовлетворение уровнем сотрудничества, который российская сторона проявляет по делу А. Лугового. «Мы попросили сотрудничества, и этого сотрудничества не последовало», – подчеркнул Д. Милибенд.
Тот, кто полагает, что война – это головокружительные воздушные схватки, рев и лязг атакующих танков, рассекающие морскую гладь тела ощетинившихся ракетами эсминцев, тот о войне не знает ничего. Ничего вообще. Кинокартины и рекламные ролики не в счет – хотя именно они в наши дни определяют «базовое» представление населения о том, что эта самая война собой представляет. Под «населением» же в данном случае понимается именно та совокупность не слишком образованных и не слишком стремящихся получить образование людей, которая в любой стране составляет львиную долю избирательного контингента. Заметно меньшее число людей ассоциируют со словом «война» уже чуть больший объем понятий. Они способны представить себе уже не только красоту современных истребителей и сурово-благородные лица асов, получающих награды под восхищенные аплодисменты красоток в вечерних платьях, но и слезы членов семей курсантов, разбившихся в процессе обучения: в мирное время и всего-то в каких-то сотнях миль от родного дома. А такие, между прочим, есть всегда. Представить уже не только счастье скромного пехотинца, возвращающегося домой из далекой страны с вызывающим коллективное благоговение соседей «Пурпурным Сердцем» на груди, но и то, что вовсе не всякая жена выдержит человека, в которого он превратился за месяцы войны. И что каждый второй старый приятель обнаружит, как пиво и любовь к бейсболу вдруг перестали являться тем, что сближало их столько лет. А способность с пониманием воспринимать пьяные откровения о дерьме, пыли и цене чужой и своей крови имеется не у всякого…
Почему эти люди способны принимать как данность и такую сторону войны – на это у каждого имеется своя собственная причина. Начитанность. Наличие в семье ветерана, уважение к которому сильнее страха перед странностями его поведения. Любая профессиональная подготовка, позволяющая критично и объективно воспринимать окружающий мир. Жизненный опыт: либо связанный с собственным страданием, либо позволивший стать свидетелем страдания чужого – какой бы причиной оно ни вызывалось. Наконец, еще одну категорию людей составляют воевавшие, непосредственно затронувшие одну или другую войну хоть каким-то краем. Число таких людей принято недооценивать. Между тем их немало. Они все время между нами, достаточно только приглядеться. Номерной знак «Бронзовая Звезда» на раздолбанной машине соседа по жилому комплексу. Веселая компания старичков, ковыляющих из клуба местного отделения общества «VFW»[17]. Полузнакомый работяга из группы технического обслуживания фирмы, на которую ты работаешь с девяти до пяти: мрачный сорокалетний мужик, который никогда не здоровается первым. Столкнувшись с ним в лавке «Вина и крепкие напитки» за несколько часов до ее закрытия перед Днем независимости, ты с удивлением замечаешь на его коротко стриженной голове бейсболку с двумя многоцветными полосками: Косово и Ирак. Ленточка Косова – из темно-синих, красных и белых полосок, повторяющих цвета национального флага Сербии – страны, которую они защитили от диктатуры. Ленточка Ирака – пятицветная, с широкой блекло-песочной полосой посередине: уж она-то узнается сразу и безошибочно. Ну, и на плече тоже… Как «довесок» к тому, что и так без слов объясняет и мрачность, и многое другое, что вспоминается только теперь: шеврон с парой скрещенных алых мечей на ярко-синем фоне. 10-я Горная дивизия, а кто же еще…
Забавно, что при всей разнице в восприятии, при всей глубине провалов, существующих между каждой из этих групп, все они находятся в одном и том же, в общем-то, положении. В положении, не так уж значительно отличающемся от того, какое может быть, к примеру, у колонии бурых лесных муравьев перед порогом полноводного ручья. У муравьев не спрашивают, желают они пересекать его или нет, или что они думают о своих шансах выжить в процессе переправы на сухом листочке через бурный поток шириной в метр. Инстинкт гонит их вперед, туда, куда полагают необходимым двигаться самые значимые особи во всей колонии. Те, кто определяет, какая именно комбинация ферромонов является для данного муравейника «своей». Запах верный, направление определено, – какие тут могут быть вопросы? Разумеется, у людей все сложнее, – особенно в наши дни. Их приходится долго и весьма тщательно готовить к тому, что «в воде холодно и мокро», и утешать рассказами о том, как много на другой стороне тонюсенького на самом-то деле ручейка еды и строительных материалов. Условно говоря, конечно. Более того, даже перед самыми догадливыми особями совершенно необязательно раскрывать всю картину целиком. Ее отдельных фрагментов вполне достаточно для составления общего представления, и сама способность такое представление составить станет «фильтром», определяющим интеллект и адаптогенность лучше любых университетских тестов. Тебе объяснили, что красные муравьи на том берегу не имеют никакого права на тлей, которых они нагло разводят. Разводят на лугу, который по праву является твоим! Потом тебе показали ручей, но когда ты оторвал от него взгляд, вокруг уже звучали речи о всеобщей борьбе за мир и искреннем стремлении к обоюдовыгодному сосуществованию с самыми разными видами муравьев. Как бы глупо те ни смотрелись со своими рыжими усами и стремлением строить муравейники размером втрое больше обычного… И вот тут становится интересно. Если продолжать проводить эту аналогию, то примерно в этот самый момент неглупый человек обнаружит, что по всему берегу ручья активно стучат топоры и визжат пилы – наводятся переправы и все такое. Ну, тут аналогия рушится: это уже так называемый «перенос», потому что муравьи на абстрактное мышление не способны абсолютно точно. Но в любом случае речи о мире и важности толерантности становятся при этом все громче – и это понятно: визг и треск нужно заглушить. Глупо, конечно, – на том берегу он слышен отлично. Более того, оттуда отлично видны растущие кучи свежих опилок и развешанные там и сям плакаты с изображениями тлей. Но с каждым днем все яснее, что муравьям на том берегу на это почему-то наплевать…
Генерал оторвал взгляд от глянцево-зеленой поверхности застекленного постера и начал раз за разом мелко моргать, пытаясь сфокусироваться. Растровые точки уплыли назад, слившись сначала в изогнутую дугой травинку, затем в целый луг, размытым пятном застывший на заднем плане огромной фотографии. На переднем блестел яркий красно-черный овал: «леди-жук», упорно ползущий по дуге. Генерал поглядел на старого приятеля искоса и тихонько улыбнулся. Мир людей не так далеко ушел от природы, как это кажется при взгляде на автомобили, ракеты и автоматические кофеварки. А люди не так далеко ушли от муравьев. Те же муравьи-солдаты, муравьи-рабочие и так далее. Есть виды, в которых специализация чуть шире, чем в других, и есть те, которые до того похожи на людей, что это даже страшно. Но сам он, дослужившись до третьей генеральской звезды, пройдя через все мыслимые и немыслимые командные должности и штабы, любил насекомых с каждым годом все больше. Не чураясь самоанализа, генерал связывал это с тем, что подсознательно он все меньше любил людей, – но в точности последнего заключения он все же несколько сомневался. В конце концов, у него была любящая и любимая семья, куча старых друзей, общение с которыми в последние десять лет или около того свелось к редчайшим и в основном случайным эпизодам. Немалое число тех сослуживцев на разных ступенях армейской иерархической лестницы, в искренности теплых чувств которых он не сомневался. Среди них – даже несколько европейцев: немцы, французы, британцы, даже один португалец, получивший генерала буквально несколько месяцев назад. Все – отличные ребята его поколения, разделяющие его ценности и имеющие сходную систему приоритетов, пусть и подкрашенную местными колоритами. Все это вполне компенсировало то обстоятельство, что генералу действительно не было никакого дела до теплоты чувств еще пятидесяти тысяч человек, находящихся под его командованием муравьев-солдат, муравьев-сержантов, муравьев-офицеров самых разных рангов. И еще сотен тысяч будущих муравьев-солдат, а пока, можно сказать, «рабочих» или просто бездельников – пока мирно ползающих по своим тропинкам по всему миру и не уделяющих более получаса в неделю животрепещущим международным новостям…
