случилось, без колебания покончили бы с собой. Бросились бы под поезд метро. Под лимузин торопящегося на заседание депутата Законодательного собранияа, первого попавшегося. С моста через Москву-реку: откуда-нибудь, где хороший вид на Кремль. Даже не рискующего представить на месте Тэтц кого-нибудь из своих близких Николая искренне поражало: как она сумела удержать себя в руках? Потерявшая за минимально возможное время все, что имела, потерявшая всякую, любую надежду добиться чего-то… Однако в любом случае она этого не сделала.
У Тэтц наверняка были какие-то друзья, хотя бы теоретически способные попытаться помочь. Но в подобных, да и в гораздо более простых, в общем-то, ситуациях их число начинает резко уменьшаться. Как это было на самом деле, Николай не имел понятия: дальше, после этой фазы событий, был какой-то «пробел». Пустое, ничем не заполненное время. Однако еще через полтора или два месяца лицо Катерины Тэтц впервые взглянуло на страну с телеэкрана. О ее чудовищной, дикой истории написала каждая хоть как-то уважающая себя газета в стране. Удивительное единодушие оценки произошедшего проявили при этом издания самой разной, зачастую противоположной направленности. Лицо несчастной женщины появилось на обложке «Тайм» – как иллюстрация к статье с таким текстом, после прочтения которого любому нормальному человеку хотелось взять в руки камень и швырнуть в ближайшее стекло. Видеоинтервью некоторое время запаздывали, потом одно за другим начали выходить и они: и это оказалось еще страшнее. Это действительно было страшно…
Все это, все страницы, все выступления, Катерина Тэтц делала ради одного: она требовала справедливости. Не для себя – ей лично не было нужно уже вообще ничего. Всем. Всем нам. Именно поэтому, вволю поужасавшись, люди не переключали с «Пусть говорят» или «Сегодня» на другой канал, где продолжали петь и плясать полуголые женщины и лохматые юноши с громкими фамилиями – непохожие потомки телегероев 70-х годов. Измученное болью и горем, строго-мертвое лицо Тэтц составляло разительный контраст с ряхами народных избранников, которым было от всех нас нужно только власти, безнаказанности и того шанса попасть в мир гедонизма, который предоставляет в нашей стране трехцветный эмалевый значок на лацкане. Она даже не была юристом, знаменитым комиком или чемпионкой мира по фигурному катанию; она была прожженным технарем – и это тоже было написано на ее осунувшемся, темном от пигмента лице. И когда стало ясно, что Тэтц стала не просто лицом на экране, а лицом самой настоящей партии – половина нас, ждавших справедливости все эти годы, была уже за нее.
– Это то, чего нам не хватает. Не хватает острее, чем когда-либо.
Отец разглядывал темное, нехорошее лицо коллеги на плоском экране «Панасоника» и кивал каждому собственному слову. Знал ли он ее раньше, до выхода на политическое поле новой «Справедливости»? Вряд ли – в стране более чем достаточно хороших технарей. Да и ранг у обоих был небольшой: сталепрокатными или турбиностроительными гигантами ни один (ни одна?) из них не руководил.
– Мы уже наелись колбасы – в целом, конечно. Мы уже не можем себе представить, каково это, когда в магазине нет сыра или подсолнечного масла, и теперь позволяем себе думать о чем-то более значимом.
– О старых
– Во-во…
Замечание Николая было так «в тон», что он кивнул точно так же, словно своей собственной мысли.
– «Справедливая Россия» теперь удавится, – машинально заметил Николай. Белая полоска рейтинга шла вверх, как ракета, – одновременно с крутящимся счетчиком числа зафиксированных многоканальным автоматом звонков «за». Платных, разумеется, как теперь принято.
– Поздно.
При всей простоте слова это было сказано точно. Выборы в Думу остались далеко позади: сусальная «Справедливая Россия» набрала в них свои проценты. А в президенты Тэтц выдвигать было действительно поздно уже пять лет назад: на ее потенциальном месте тогда мелькнул упитанный и нелепо-лохматый молодой человек 1970 года рождения, «независимый кандидат» Богданов; до его появления на официальных плакатах Центризбиркома под «№ 1» рядом с Зюгановым, Жириновским и Медведевым о нем никто никогда не слышал. Да и не может быть в России президента-женщины: мы не Пакистан и не Индия какая-нибудь. У нас возмутятся те же самые мужики, которые сию минуту двумя руками «за» и требуют справедливости для всех – как они ее понимают. К следующему же разу, к следующим даже местным выборам все перегорят: или перемолотая жизнью Тэтц превратится в безумную истеричку, вроде Новодворской, или ее призывы начнут восприниматься как идея фикс. Сейчас на нее буквально молились тысячи людей, которым неоткуда было ждать справедливости, которые потеряли всякую веру в то, что она в России возможна – но именно сейчас это не имело никакого смысла.
– Странно, – произнес Николай вслух, разглядывая искаженное гримасой лицо человека, который только что закончил свою речь и теперь пережидал подсчет голосов аудитории дебатов. – Действительно, откуда у нее столько денег?
– В каком смысле?
Отец отозвался рассеянно: явно думал о чем-то своем.
– Ее же не просто так начали показывать, писать о ней. Таких людей тысячи, много тысяч. У кого-то отняли дом: просто всунули в зубы стопку рублей и тут же подогнали бульдозер. Или тот парень, сын этой докторши, кабинет наискосок от маминого был… Взяли выпившим на улице, дали по спине палкой и держали в «обезьяннике», пока родственники не подвезли деньги. Которые пересчитали, не стесняясь, у всех на глазах. Скажешь, случившееся с ним – такая редкость? Или у кого-то деньги с ужимками приняли, а дом так и не построили: сваи третий год торчат из котлована, а получатель тысяч разводит руками и ухмыляется. И ничего никто не собирается делать по этому поводу, кроме как губы упражнять. Помнишь такое?
Отец кивнул: уж этот конкретный случай, хотя бы свой собственный из сотен, он помнил отлично. Ничего нового: у каждого на кончике языка было по полдесятка таких же или похожих примеров. Случившихся с ними самими, с их родственниками, знакомыми или друзьями знакомых. Со справедливостью в нашей стране было гораздо хуже, чем со всем остальным. Тем не менее пожертвований «Партии Справедливости» (еще раз – не путать с не достигшей особой популярности розовой и в рюшечках «Справедливой Россией») действительно не могло хватать на все, что вдруг стало заметным, если поглядеть вокруг. Требующие справедливости люди обычно не слишком богаты: оторвать от себя сотню рублей, чтобы послать их куда-то по почте, мог не всякий. Между тем в городах хватало и плакатов на застекленных тумбах, и растяжек над уличной электросетью, и листовок по почтовым ящикам. Все это вместе взятое стоило немалых денег, значит, они явно были. Так что такая деталь не слишком согласовывалась с бесполезностью «раскручивания» партии и собственно харизматичной Катерины Тэтц. Кощунственно употреблять этот термин в таком контексте, но так уж выходит. Без нее эта партия так и осталась бы чем-то маргинальным, вызывающим недоумение у хозяев жизни и равнодушие у среднего класса. Теперь «Справедливость», с ее простыми лозунгами и миллионами злых, голодных и жилистых кулаков, вызывала опасение первых и злорадную поддержку вторых: стать «клиентом» милицейского или чиновничьего произвола мог любой из нас в любую минуту, и, как уже сказано, народ знал это отлично. Может быть, в этом и суть? Какие-то остающиеся в тени общедоступных обзоров и анализов владельцы заводов и держатели пакетов акций пытаются обезопасить себя? Причем именно так, заигрывая еще сегодня с потенциальным победителем будущих парламентских выборов? Покупают себе некую пайцзу, ярлык на княжение в будущем? Нет, вряд ли. До следующих выборов, до 2015 года, и тем более до президентских, Тэтц вполне может забыться, выветриться из короткой памяти людей, оставшись каким-то смазанным политическим символом без деталей. Как разбившийся генерал Лебедь или еще несколько человек его поколения. Тогда зачем? Но если эта вводная исходно неверна – тогда кто? Опять же зачем именно и кто конкретно спонсирует хотя бы одну полиграфию: листовки, постеры и все такое прочее? Эфирное время ладно, сейчас оно питает само себя. Несчастная женщина стала такой популярной, что телеканалы дерутся за ее лицо, но в начале какое-то вливание потребовалось почти наверняка. «Тайм» и прочие? Нет, это тоже неверно: «Тайм» и десяток других зарубежных издательств сравнимого масштаба подключились позже, когда имя Тэтц уже вовсю муссировали здесь, в России. Государство сейчас следит за происхождением денег в карманах политиков – после громких скандалов годичной давности деятельность
