непосредственному начальнику генералу Духонину?
— Генерал Духонин отбыл в Ставку, — пряча глаза, ответил полковник, — а дело действительно очень срочное.
Понятно! Решил обратиться на самый верх, минуя инстанции и чихая на субординацию. Интересно, какое дело может того стоить?
— Слушаю вас, — довольно сухо произнёс я.
К концу доклада сухость мою как рукой сняло. Я схватил телефонную трубку и попросил соединить меня со штабом Красной Гвардии. Васич по счастью оказался на месте.
— Ты уже отправил «Аврору»? — спросил я.
— Сейчас узнаю, — ответил Васич. Через минуту доложил: — Стоит у Адмиралтейской набережной.
— Ты можешь её задержать до прибытия моего человека?
— Постараюсь, — лаконично ответил Васич.
— Постарайся. Дело очень срочное.
Положив трубку, я пододвинул к себе чистый лист бумаги и набросал короткую записку, которую передал Ерандакову.
— Быстро на Адмиралтейскую набережную, Василий Андреевич. Там стоит крейсер «Аврора». Подниметесь на борт и передадите записку морскому министру. Вместе с Колчаком пойдёте на Моонзунд.
***
Крейсер морскому министру понравился. Блестит, как императорская яхта. Экипаж вышколен. Однако взгляды у моряков независимые. Значит, служат не за страх, а за совесть. «Ладно, посмотрим, чего они стоят в походе».
Колчак стоял на крыле и недоумевал: «Пора отваливать, чего они медлят?» Сзади раздались шаги. Колчак повернулся, это был командир корабля кавторанг Стриженов.
— Что-то случилось? — спросил адмирал.
— Радио с берега, — доложил Стриженов. — Помощник председателя правительства просит дождаться и принять на борт его порученца. Какие будут указания, товарищ вице-адмирал?
Колчак пожал плечами.
— Жехорскому отказывать негоже, будем ждать.
Как только Ерандаков поднялся на борт, стали убирать трап, с мостика пошли команды на отшвартовку. Колчака полковник нашёл там же, на крыле ходового мостика. Прочитав записку, адмирал предложил: — Пройдёмте в каюту, доклад приму там.
**
Бронепоезд «Товарищ» мчался в сторону фронта. Перед станцией «Узловая» его остановил казачий разъезд.
— Кто тут Верховный комиссар Дзержинский? — спросил урядник.
— Я! — Феликс Эдмундович спрыгнул с подножки.
Урядник наклонился, вручил пакет, козырнул и разъезд ускакал в степь.
Дзержинский вскрыл пакет. В коротком сообщении в частности говорилось:
« … Железнодорожная станция «Узловая» занята мятежниками, покинувшими разные части, в общей сложности до шести батальонов, при двух орудиях и шести пулемётах. В моём распоряжении стрелковый полк, усиленный пулемётной ротой, казачий эскадрон и артиллерийская батарея. Имею приказ до вашего прибытия никаких активных действий не предпринимать. Как только получу сведения о вашем местонахождении, тотчас постараюсь наладить телефонную связь. Полковник Гришковец».
Дзержинский приказал командиру бронепоезда:
— Сгружайте дрезину! — потом обратился к подошедшим Бокию и Кравченко:
— Товарищ Бокий, берите двух бойцов, поедете со мной на станцию. Вы, товарищ Кравченко, принимайте командование над бронепоездом и десантом. Пока не увидите две красные ракеты — стойте здесь!
Бойцы уже сгрузили с платформы, которую толкал перед собой бронепоезд, ручную дрезину и установили на рельсы. Дзержинский со товарищи погрузился на дрезину, бойцы взялись за ручки и тележка покатила в сторону станции. Кравченко долго смотрел ей вслед, потом скомандовал командиру бронепоезда:
— Малый вперёд! — Сам влез на переднюю платформу и стоял, не отпуская от глаз бинокль. Железнодорожная ветка шла через лес. Когда за очередным поворот показалась станция, Кравченко резко скомандовал: — Стоп! — И тут же: Сдай чуток назад!
Бронепоезд спятился за деревья.
— Десант на выгрузку! — скомандовал Кравченко. Пока бойцы высыпали из вагонов, собрал около себя командиров. — Разведку вперёд. Ротам скрытно выдвигаться к границе посёлка. Тянуть связь!
На станции «Узловая» шёл митинг. Решался один вопрос: «Что делать?» Станцию анархисты заняли без боя, но ни вагонов, ни паровозов там не нашли — всё успели угнать. Когда в брошенном кабинете дежурного по станции зазвонил телефон, сняли было трубку, но когда услышали «Предлагаю сдаться!» со злости оборвали провода. Телеграф выстукивал то же самое: «Предлагаю сдаться… предлагаю сдаться… предлагаю сдаться». Его ломать не стали — вдруг пригодиться?
До приезда Дзержинского митинговали вяло: и надоело, и положение, прямо скажем аховое.
Верховного комиссара слушать долго не стали. Стащили с трибуны, легонько побили и связали, как и его спутников. После стали решать: что с заложниками делать? Одни предлагали, прикрывшись столь важной птицей прорываться к Петрограду — «Там братки помогут!» Другие настаивали на том, чтобы заложников убить, а самим разбежаться, кому куда глаза глядят. Были и другие предложения, но о них говорить не будем, поскольку в ходе митинга они отпали.
На подобных сборищах верх нередко берёт хулиганьё, не стал исключением и этот митинг. Договорились до убийства. Дальше спорили, как это поэффектнее сотворить. Спорили в самом центре вокруг пленников. Остальная толпа мрачно молчала: кто-то страстно желал, чтобы его отсюда забрали, кто-то просто на всё забил. А палачи-любители тем временем вошли в раж. Решили: главного повесить, остальных заколоть штыками. Послали за верёвкой.
В это время возле бронепоезда зазвонил полевой телефон. Кравченко снял трубку. Командир десанта докладывал, что по данным разведки заложников вот-вот казнят.
Кравченко приказал:
— Выдвигайтесь вплотную к митингующим. Если наших попробуют казнить, тут же атакуйте! — Сам вскочил на подножку броневагона и скомандовал: — Полный вперёд!
Верёвку искали долго, наконец, принесли. Один из палачей полез на фонарь, чтобы закрепить конец верёвки, да там и замер, уперев взгляд в сторону входных стрелок. Глядя на него, толпа зашевелилась: «Что там? Что там?» А по станции, отчаянно гудя, уже мчался окутанный клубами пара и дыма железный монстр.
Встал напротив толпы и ощерился дулами пулемётов и орудий.
— Приказываю сложить оружие и построиться! — раздался усиленный рупором голос Кравченко.
Толпа замерла в сомнении. Потом какой-то уж очень заполошный с криком: «А вот хрен тебе!» изготовился проткнуть штыком Дзержинского, но тут же упал, сражённый снайперской пулей. В тылу толпы зазвучали команды, и вот уже тыл ощетинился сотнями штыков, в окнах плотоядно ощерились пулемёты.
— Повторяю последний раз, — голос Кравченко был устрашающе спокоен, — складывайте оружие и стройтесь!
