прадедушка Иван. Возвращался он с работы всегда ровно в семь вечера. Без десяти семь вся семья уже сидела за столом, в ожидании. Бабушкина мама внимательно прислушивалась и, когда слышала шаги мужа, поднимавшегося по лестнице, давала знак кухарке вносить в столовую суповую миску. Все кланялись вошедшему отцу семейства, и только тогда, когда он, произнеся молитву, садился за стол, начинали разливать суп по тарелкам. Аську восхищает церемонность старинного уклада: должно быть чудесно вот так собираться за столом всей семьей каждый день! А нынче такое возможно только по праздникам! Взрослые приходят и уходят в разное время, едят наспех, на ходу, «кусочничают», как говорит бабушка.
В кухню же и в комнаты прислуги рядом с кухней детям ходить запрещалось — дети жили на «белой половине». У самых маленьких были «кормилицы» и «нянечки». Жила прислуга в кухонном помещении на антресолях. Зачастую были эти женщины беспробудно дремучими и безграмотными. Да и неудивительно: некоторые совсем молоденькими приезжали из дальних деревень в город и устраивались нянчить малышей в не очень богатых семьях. Потому и менялись часто — очень уж бывали бестолковыми. Бабушка вспоминает, как одна такая нянчила крошечного племянника Витеньку — носилась с ним как угорелая по кухне и громовым голосом пела: «Убаюююкиваю, эх, улюлюююкиваююю!» Ребенок, разумеется, под такую какофонию заснуть не мог и жалобно ревел, а нянька с новой силой принималась петь и разочарованно прибавляла: «Эх! Урево!!» Нужно ли говорить, что эта милая воспитательница малышей не продержалась в доме и недели.
Когда малышня подрастала, появлялись «бонны» и «гувернантки». Эти, напротив, были дамы образованные: учили детей языкам, музыке и рисованию. А потом подросших детей отдавали в пансион на обучение (девочек — в институты, а мальчиков — в военные корпуса), и приходили они домой только на выходные. Аська задумывается — плохо ведь без мамы так долго. А бабушкино повествование катится ровно и неизменно переходит на уморительные истории про забавные проделки младших детей.
— Бабуля, расскажи про «мамину шоколадку!» — просит Аська.
— Неужто не надоело, вчера только рассказывала, — улыбается бабушка.
— Нет, не надоело, ну расскажи!
— Ну ладно, — сдается бабушка и начинает историю про маленького братца Митеньку.
Бабушкин папа был учителем. И считал себя большим авторитетом в воспитании детей. А нужно сказать, что в те времена в семьях сладкое давали детям редко: считалось, это вредно для зубов. Как-то после обеда папа раздал всем по шоколадке. Дети, разумеется, мгновенно расправились с лакомством, а мама свою шоколадку есть сразу не стала, а отнесла до поры до времени в свою спальню. Сладкоежка Митенька пробрался туда, чтобы «посмотреть» на шоколадку. Ну, и как-то незаметно для себя отгрыз от нее кусок. За этим занятием застал его случайно отец. Возмущению родителя не было предела. Он позвал мать, поставил провинившегося Митю прямо перед собой и заявил: «Раз ты такой бессовестный, сын, то давай, доешь при нас мамину шоколадку!»
Митенька, державший сладкое в руках, заревел.
— Ну, мы ждем! Мы хотим видеть, как ты будешь есть мамину шоколадку! — угрожающе пророкотал отец.
Преступный Митенька зашелся ревом, но шоколад не выпустил. Он ревел и ел, ел и ревел, под возмущенные крики своего отца, который не мог поверить, что его воспитательный маневр потерпел полное фиаско. Мама же, спрятавшись в тени огромного резного гардероба, тихонько посмеивалась, глядя на эту сцену.
— Ладно, — говорит бабушка, поднимаясь с кресла. — Хорошо болтать, но дела ждут не дождутся! Иди поиграй пока сама.
Аська послушно встает, хоть и не хочется, чтобы кончалось погружение в иные времена. Послонявшись по комнате, она решается совершить вылазку в коридор. Если повезет, то удастся покататься на скользком от мастики паркете!
Прежде чем пуститься в путешествие по необъятным закоулкам коммунальной квартиры, нужно осторожненько выглянуть из комнаты и посмотреть, не идет ли в кухню злющая бабка Елизавета Власьевна. А иначе — пиши пропало, если ей на дороге попадешься. Всегда в засаленном халате, с тюрбаном на голове, сооруженным из пухового платка («давление мучает, зараза!»), она шествует с кастрюлями наперевес, и лицо ее, перекошенное злобой, почти безгубое, изжелта-бледное и одутловатое, как будто парит в полутьме коридора. Она недовольна всегда и всем: на общей кухне она извергает сто слов в минуту, обличая пороки окружающих. «Свет не гасят, убираются по своей очереди плохо, шумят, детей балуют, одеваются не так, готовить не умеют, и вообще от городских этих — одна нравственная зараза!» Завидев ее, Аська шмыгает обратно в свою дверь: она из меньшинства — из «:поганых городских». Прячась, Аська размышляет: зачем же покинула соседка высоконравственные деревенские пенаты? Самой Аське деревня жуть как не нравится. Грязи там — по колено! Две дороги, проторенные тракторами и грузовиками, возящими молочные бидоны, тонут в вязкой глинистой каше. А дождь идет и идет, и лету конца-края не видно, и скука — тягучая, страшная, загоняющая в тоску по солнцу, по городскому шуму; даже ненавистный детский сад кажется таким любимым и родным.
Однако путь свободен, страшная Елизавета Власьевна достигла огромного кухонного помещения, и можно смело вылезать в длиннющий коридор. Ну, во-первых — на сундуке посидеть. Сундук — огромный, деревянный, окованный железом бабушкин сундук — стоит у телефона, черный корпус которого четким силуэтом выделяется на засаленных обоях, сплошь испещренных вокруг номерами неизвестными, давно забытыми. Жильцы садятся по очереди на бабушкин сундук и звонят куда-то. И вечно спорят о том, кому нужно срочно позвонить и кто «долго занимает общественный аппарат». Но это будет вечером, а днем, когда все на работе, можно выйти и посидеть на сундуке, и помечтать, и представить, как здесь было раньше. Аська знает, что прежде квартира вся принадлежала бабушке. Вернее, ее мачехе, а потом уже бабушке. Но об этом говорить нельзя! И сложно понять — почему. А еще сложно понять, почему теперь в бабушкиной квартире живут посторонние люди — целых двадцать человек в пяти комнатах, а у бабушки — одна, разгороженная самодельными стеночками на «пенальцы». И в этих пенальцах — бабушка, мамуля, «Он» и сама Аська. И чувствуют эти посторонние себя гораздо больше здесь хозяевами. Мамуля их сторонится, а бабушка — нет, бабушка всех любит, для всех у нее найдется доброе слово и ласковый взгляд.
Аська сползает с сундука. Дальнейшее путешествие по длинному коридору опасно, и страх сладко подсасывает под ложечкой. Если удастся пройти до конца и никого не встретить, то можно покататься, как на катке, на до блеска натертом мастикой паркете. Пока страшная бабка Елизавета Власьевна готовит на кухне обед и ругается на соседей, ее муж, хмурый дед Андрей (мамочка говорит — доносчик и кляузник), мирно спит в ожидании трапезы. Аська была как-то с бабушкой на занимаемых ими метрах: действительно, похоже на деревню, только много чище: повсюду полированная мебель, пестрые половики и белые вышитые гладью салфеточки. Особенно поразила Аську кровать. Допотопная, блестящая, с железными шариками в изголовье, она была покрыта белоснежным кружевным покрывалом, а сверху громоздилась целая пирамида подушек в кружевных же наволочках.
Такая же в точности кровать, но покрытая грязнущей периной и вовсе без простыней, — у другой соседки: бородатой и бородавчатой бабки тети Нюши. Эта тетка Нюша была притчей во язы-цех. Мамочка не уставала смеяться над ней вместе со своими изящными подружками. Явилась она вовсе из глухой деревни, поступила на фабрику и была подселена, среди прочих трудящихся нужного происхождения, в бабушкину квартиру. Это когда бабушку «уплотняли». То есть делили ее квартиру, завещанную ей отцом и мачехой, на каморки для чужих людей. Аська плохо понимает, почему это произошло, но забавные истории про глупую тетю Нюшу ей нравятся. Особенно про то, как тетя Нюша в ЖЭК на политинформацию ходила. Вернулась и с восторгом на кухне рассказывала, что лектор, ученый человек, говорил: «Нашли в пустыне двадцать пять бакинских комиссаров, и все раком зараженные». Тут мамочка и ее подруги начинают хохотать так, что Аська, которая ни слова из истории не поняла, поневоле смеется вместе с ними. Комната тети Нюши — самый крошечный пеналец в квартире. Но она добрая и всегда угощает чаем с карамельками. Аська с удовольствием просиживает часы у нее в комнате и слушает веселую болтовню старухи. Даже ночует несколько раз, когда у родителей — поздние гости и танцы. Но все это внезапно кончается: мамочка обнаруживает на руке у дочери красные прыщи и немедленно бьет тревогу — в квартире клопы! Оказывается, клопов развела милейшая грязнуля тетя Нюша. Две недели вся квартира, понося
