обивку внутренних салонов их автомобилей (в основном — американцев) в Москве для выслеживания их контактов из числа советских граждан и иностранцев, находящихся в столице.
Поведал Юрченко и о подробностях похищения в Вене в декабре 1975 года Н. Артамонова, бывшего офицера ВМФ СССР, бежавшего в США в 1959 году и по заданию ЦРУ вступившего в контакт с КГБ весной 1966 года.
В дополнение к сведениям о Говарде Юрченко раскрыл американцам планы действий КГБ в случае возникновения чрезвычайных обстоятельств, например, объявления всеобщей воинской мобилизации. В частности, он рассказал о серии проведенных в 1985 году совещаний в Карлсхорсте (Восточный Берлин), в штаб-квартире представительства КГБ в ГДР, где обсуждались такие меры, как оборудование на территории Западной Европы тайников и секретных складов с оружием. В бытность свою заместителем начальника 5-го отдела управления «К» 111 У он отвечал за подготовку такого плана действий. Он был осведомлен, какая агентура привлекалась для реализации этого плана и какие разведывательные операции были для этого уже осуществлены.
Вконец устав от темпераментного беглеца, который, подобно Санта-Клаусу, вываливал из своего бездонного мешка откровения о проделках КГБ, Церэушники объявили перерыв на обед.
Оставшись наедине с Хэттавэем, Юрченко признался, что основная причина его побега заключается в том, что он потерял голову от любви к некой Валентине, жене советского дипломата, работающего в посольстве СССР в Монреале.
Последние два года их роман развивался хотя и поступательно, но довольно неравномерно по причине их эпизодических встреч.
Однако Юрченко уверенно заявил, что между ним и Валентиной имеется договоренность, что как только он устроится в Соединенных Штатах, она тут же бросит мужа и станет его, Юрченко, женой. Для этого ему требуется лишь одно: съездить в Канаду и привезти оттуда возлюбленную.
Хэттавэй обещал, что руководство ЦРУ примет и это его условие.
Должность, которую совсем недавно занимал Юрченко, предполагала его осведомленность не только о деталях секретных операций КГБ в США, но и, что важнее, об американцах, работающих в пользу СССР. Поэтому первый вопрос, который был задан Юрченко после обеденного перерыва, звучал так:
Юрченко отреагировал мгновенно, будто только и ждал этого вопроса. Рассказал, что в январе 1980 года, заступив на дежурство в вашингтонской резидентуре, принял какого-то американца с окладистой рыжей бородой по его просьбе. Незнакомец вошел в посольство через парадное крыльцо. А чтобы сбить с толку контрразведчиков из ФБР, перед выходом из здания сбрил свою весьма примечательную бороду, переоделся в типичную для советских служащих одежду и, смешавшись с группой посольских русских, уехал на их автобусе.
«Рыжебородый» якобы настаивал на том, что работает аналитиком в АНБ[3]. В подтверждение своих слов сообщил, что является автором той самой «Энциклопедии параметров связи», где в течение 1975–1979 годов были собраны все советские радиосигналы, которые американские станции перехвата принимали, а затем передавали в штаб-квартиру АНБ для анализа и дешифровки.
После этого «рыжебородый» перешел к финансовой составной своего визита — попросил свести его с распорядителем кредитов резидентуры, то есть с ее руководителем или его заместителем.
В заключение Юрченко заверил сотрудников ЦРУ, что дальнейшая судьба «рыжебородого» ему неизвестна, и он никогда более с ним не общался, так как им занялся заместитель резидента Виктор Черкашин.
Завершив опрос Юрченко, Церэушники вместе с контрразведчиками из ФБР составили список подозреваемых. Он состоял из 580 фамилий. Методом постепенного отсева удалось выйти на «рыжебородого доброжелателя». Им оказался сотрудник аналитического департамента АНБ Рональд Уильям Пелтон. Из архива ФБР были извлечены пленки с записями телефонных переговоров, и он был идентифицирован как лицо, звонившее в советское посольство 14 и 15 января 1980 года.
В 1980-е годы посольство СССР в Вашингтоне располагалось в доме № 1125 на 16-й улице, всего в трех кварталах от Белого дома. Окна посольского особняка всегда были наглухо задраены, потому что всем служащим было известно, что сотрудники ФБР денно и нощно ведут видеонаблюдение за входом, а уж то, что посольские телефоны «находятся у штатников на прослушке», вообще было аксиомой. Дежурные дипломаты, чтобы охладить пыл шутников или провокаторов из числа звонивших в посольство, употребляли стандартную фразу: «Не лучше ли вам зайти к нам на огонек!»
14 января 1980 года исключением не стало. В 12.32 вашингтонского времени в приемной посольства раздался звонок:
— Я… э-э… из… словом, из федеральный правительство Соединенных Штатов, — по-русски произнес неизвестный.
— Не лучше ли вам, члену федерального правительства, зайти к нам на огонек? — поддержал, как ему казалось, шутку дежурный.
— О’кей, зайду завтра э-э… вечер, когда будет темно…
Но уже в 9.00 следующего дня этот человек позвонил вновь и сказал, что прибудет через минуту. Сомнения в его психическом здоровье отпали, как только он, представившись сотрудником АНБ, потребовал встречи с офицером безопасности посольства.
Тогда установить визитера американским контрразведчикам не удалось. Позже директор ФБР Уильям Г. Уэбстер скажет:
Магнитофонная запись телефонных звонков и рапорты американских контрразведчиков оказались на архивных полках, и дело застопорилось. Продолжение оно получит в августе 1985 года с появлением в США Виталия Юрченко….
Одной из самых секретных разведывательных программ ЦРУ начала 1970-х было использование подводных лодок. Они систематически проникали в наши территориальные воды, едва не вторгаясь в расположение военно-морских баз.
Венцом своих разведывательных изысков ЦРУ считало сверхсекретный проект «Ivy Beils» — съем информации с наших подводных кабельных линий связи. Американцы исходили из того, что мы, уверовав в неуязвимость подводных кабелей, либо будем применять простейшие шифры, либо вести переговоры открытым текстом. Для перехвата переговоров как раз и использовались субмарины. Минусом являлось то, что они были вынуждены длительное время неподвижно стоять над кабелем. Это, конечно, грозило расшифровкой операции. Необходимо было заменить субмарины на стационарный аппарат, способный работать в автономном режиме и «сливать» накопленную информацию приходящей на «явку» подводной лодке. В итоге такой аппарат по заданию ЦРУ был создан специалистами АНБ.
Аппарат, получивший название «КОКОН», воплотил в себе последние достижения радиоэлектронных технологий и был способен «снимать» информацию с кабеля без вскрытия его внешних оболочек. «КОКОН» представлял собой сигарообразный контейнер, в хвостовой части которого располагался миниатюрный атомный реактор, служивший источником питания для бортовой радиоэлектронной системы.
С конца 1960-х ЦРУ проявляло повышенный интерес к сведениям о результатах запусков наших межконтинентальных баллистических ракет, которые поражали цели на камчатском полигоне, а также к базе атомных подводных лодок, расположенной также на Камчатке.
В августе 1972 года, действуя со специально оборудованной подводной лодки, глубоководные водолазы ВМС США установили «КОКОН» на стратегическом кабеле, проложенном по дну Охотского моря от Камчатки до главного штаба Дальневосточного военного. округа (ДВО).
