быть моей спутницей до гроба, совершал я свое первое дальнее странствие, брачное путешествие, бывшее вместе с тем и паломничеством во святую землю…»[323] .
Среди одесских друзей два дня прошли незаметно. Взаимные расспросы, обильные обеды из любимых Буниным восточных блюд, «оживление, веселость, дружеские споры, подшучивание друг над другом» — все это сразу перенесло в иной мир и сделало конец путешествия особенно приятным и радостным.
Бунин и Вера Николаевна возвратились через Киев — где осматривали Владимирский собор [324] — 26 мая в Москву. В этот же день Бунин уехал в Грязи, чтобы повидаться с больной матерью, жившей у Ласкаржевских.
Проведав мать, он отправился в Васильевское, где они с Верой Николаевной собирались провести лето, ведь после смерти отца Огневка была продана.
Тридцать первого мая Вера Николаевна сообщила Бунину, что в Васильевском будет 6 июня. 6-го Бунин извещал Телешова: «Я уже давно в деревне — выехал сюда тотчас же по приезде в Москву, а Вера Николаевна приезжает ко мне только сегодня»[325].
Это было первое ее знакомство с Васильевским и с родными Бунина. Встречать жену на станцию Измалково Бунин приехал на тройке вместе со своим племянником Н. А. Пушешниковым.
В своих воспоминаниях «Первые впечатления от Васильевского», «Будни в Васильевском» и «Глотово»[326] Вера Николаевна рассказывает о Глотове и о жизни Бунина у Пушешниковых.
«Глотово, — пишет Вера Николаевна, — деревня довольно зажиточная, с кирпичными избами под железными крышами»[327]. В селе были три помещичьи усадьбы, «две лавки, церковь, школа, винокуренный завод»[328] . Ежегодно происходили ярмарки.
«…Дом Глотовых, потонувший в густом старом саду за каменной оградой. Спускаемся к узкой речонке, Семеньку; налево за мостом богатая усадьба Бахтеяровых с безвкусным домом в саду, спускающимся по горе, и с безобразным зданием винокуренного завода у реки, а направо, на пригорке, за темными елями, серый одноэтажный дом, смотрящий восьмью окнами»[329], — Пушешниковых.
«…Фруктовый сад, находившийся в двух шагах от дома, прорезывался липовой аллеей, которая вела в поле, к заброшенному погосту с каменными плитами, на которых уже почти все буквы стерлись. Кроме того, были в саду запущенные дорожки с прогнившими скамейками, окруженные кустами акации и шиповника, была заброшенная аллея, ведущая к клену, видневшемуся из комнаты Яна»[330].
Комната Бунина — «угловая, с огромными старинными темными образами в серебряных ризах, очень светлая и от белых обоев, и от того, что третье окно выходит на юг, на фруктовый сад, над которым вдали возвышается раскидистый клен. Мебель простая, но удобная: очень широкая деревянная кровать, большой письменный стол, покрытый толстыми белыми листами промокательной бумаги, на котором, кроме пузатой лампы с белым колпаком, большого пузыря с чернилами, нескольких ручек с перьями и карандашей разной толщины, ничего не было; над столом полка с книгами, в простенке между окнами шифоньерка красного дерева, набитая книгами, у южного окна удобный диван, обитый репсом, цвет бордо.
Другая одностворчатая дверь вела в полутемную комнату, в которой стоял кованый сундук Яна, тоже с книгами, и умывальник»[331].
«Одной из наших частых прогулок, — вспоминает Вера Николаевна, — была прогулка к так называемым Крестам, то есть к перекрестку дорог по направлению к синеющему вдали лесу, мимо ветряной мельницы, где жил очень странный лохматый мельник со своей любовницей, некогда богатый, а теперь все бедневший и бедневший, все ниже и ниже падавший человек, отчасти послуживший прототипом к Шаше („Я все молчу“). Но, пожалуй, самой любимой прогулкой была прогулка в Колонтаевку, в очень запущенное имение Бахтеяровых, некогда принадлежавшее Буниным, с чудесными березовыми и еловыми аллеями, с заросшими дорожками, с усеянными желтыми иголочками скатами („Желтыми иголками устлан косогор“… — Есть стихи Ивана Алексеевича, так начинающиеся…)»[332] .
Церковь «стояла в двух шагах от нашего дома, рядом с нашим фруктовым садом. Перед ней был большой выгон, а вокруг нее шла каменная ограда. В ограде находились могилы помещиков, сзади церкви — часовня, где образа писались с покойных Глотовых»[333] .
«В церковной ограде стояли два ряда нищих, кончалась обедня, и они все приняли надлежащие позы в ожидании подаяний. Такого количества уродов, калек мы не видели и на Востоке! Описывать их я не стану. Они даны в рассказе у Ивана Алексеевича „Я все молчу“… Ян, пока слепые пели, внимательно всматривался в каждого…» Одного из калек Бунин заставил «рассказывать свою биографию, иногда шутил с бабами, девками, давал пятаки мальчишкам, чтобы они погарцевали на деревянных конях»[334].
На ярмарке «уже много пьяных, мне показывают высокого солдата в щегольских блестящих сапогах, ежегодно в этот день бьющего смертным боем лохматого мельника, который отбил у него жену. Солдат уже выпивши, хорохорится, готовясь к драке»[335].
Вера Николаевна познакомилась в этот свой приезд в Васильевское с семьей Буниных, бывшей, по случаю праздника, в сборе. «Ян не бросал писать, несмотря ни на что»[336], — писала она. Ездили они и в Ефремов — к матери Ивана Алексеевича. «Семья Буниных, — пишет она, — очень ярка, самодовлеюща, с резко выраженными чертами характеров, страстей и дарований»; хотя они иногда и ссорились, но «были сильно привязаны друг к другу, легко прощая недостатки каждого»[337].
В Глотове Бунин упорно работал. В это время он писал рассказ «Белая лошадь» (первоначально напечатанный под названием «Астма») и стихи. Он сообщал Телешову 18 июня 1907 года:
«Что до меня, то я провожу дни с утра до ночи за письменным столом, несмотря на гнетущую тоску и тревогу за мать, которая все слаба. Вера тоже все время за работой: готовится к государственному экзамену в сентябре.
Погода ужасная, — залили дожди, — газеты еще хуже дождей» [338].
В июне в журнале «Золотое руно» появилась рецензия А. А. Блока на недавно вышедший том «Стихотворений 1903–1906 годов» И. А. Бунина. Блок писал:
«…Поэзия Бунина возмужала и окрепла… Цельность и простота стихов и мировоззрения Бунина настолько ценны и единственны в своем роде, что мы должны с его первой книги и первого стихотворения „Листопад“ признать его право на одно из главных мест среди современной русской поэзии»[339].
В июле и в августе он так же много работал. В письме Белоусову от 25 июля 1907 года Бунин говорит: «Вера готовится к выпускным экзаменам, я строчу стихи и прозу. Да погода мешает — ужасное лето, холод собачий, дожди чуть не каждый день. — Когда ты в Москву? Я буду в конце августа, в начале сентября»[340].
Вера Николаевна пишет, что Иван Алексеевич после ее прибытия «все только читал (он всегда перед писанием много читал). Я внутренно очень волновалась: будет ли он писать? Особенно стихи? Его сомнения и опасения не на шутку тревожили меня»[341] .
Он написал — и читал Вере Николаевне — стихотворение «Роза», переименованное позднее в «Воскресение». «После этого, — пишет она, — он довольно долго писал стихи. А затем на прогулках читал их, иногда вызывая длинные разговоры, иногда споры»[342] . По ее словам, «Ян был весел, много и споро работал» [343].
Часто говорили о Толстом и Флобере, «Ян указывал на уменье Льва Николаевича даже о переписи писать интересно и самую мелкую черту превращать в незабываемый образ»
