Бунин. Жизнеописание

асти в те дни лилось рекой — то под пение с аккомпанементом мандолин и гитары местных любителей, то под изумительную тарантеллу знаменитой на весь мир красавицы Кармеллы, которая особенно талантливо танцевала для Массимо Горки со своим партнером, местным учителем в очках, то под бесконечные беседы, споры…

Алексей Максимович просил Яна почитать стихи. Ян долго отказывался, он не любил читать среди малознакомых людей, но Алексей Максимович настаивал:

— Прочтите „Ту звезду, что качалася в темной воде…“, я так люблю эти стихи.

Ян обычно переставал читать то, что вошло в книгу, он даже мне не позволял перечитывать в его присутствии своих произведений. Но Горький так просил, что Ян прочел это восьмистишие, написанное в 1891 году.

Ту звезду, что качалася в темной воде
Под кривою ракитой в заглохшем саду, —
Огонек, до рассвета мерцавший в пруде,
Я теперь в небесах никогда не найду.

В то селенье, где шли молодые года,
В старый дом, где я первые песни слагал,
Где я счастья и радости в юности ждал,
Я теперь не вернусь никогда, никогда.

Алексей Максимович плакал, а за ним и другие утирали глаза.

Но больше, как ни просили, Ян не стал читать» ^[388] .

Прожив восемь дней на Капри, «почти не разлучаясь с милым домом Горького» (письмо Бунина А. Е. Грузинскому 21 марта (3 апреля) 1909 года ^[389]), Бунин с женой 19-го уехали в Сицилию, где находились с 20 по 28 марта. В указанном выше письме Грузинскому Бунин говорит о своем пребывании в Палермо: «Городом я все-таки доволен вполне. Весь он крыт старой черепицей, капелла Палатина выше похвал, а про горы и море и говорить нечего. Знаменательно, наконец, и то, что прибыл я сюда в тот же день, что и Гете в позапрошлом столетии». 6 апреля н. ст. Бунин послал М. П. Чеховой открытку: «Кланяюсь из Сиракуз, где жил Архимед и где растут папирусы!» ^[390]

Побывав в Мессине, осмотрев развалины, Бунин 15 апреля 1909 года написал стихотворение «После Мессинского землетрясения».

Двадцать шестого марта вернулись на Капри. 27 марта (9 апреля) Бунин писал Телешову, что прибыли сюда «вчера вечером» и надеются здесь «пробыть до конца апреля (думаю, — говорит он, — выехать отсюда 26 апреля или 3-го мая, по новому стилю)» ^[391] .

С Капри Бунины ездили в различные города Италии. В начале апреля поехали в Рим. 5/18 апреля Иван Алексеевич писал Н. А. Пушешникову: «Мы в Риме третий день. Послезавтра поедем в Помпею и опять на Капри. Через неделю выедем на пароходе в Одессу… Рим мне очень нравится. Жара. Весело. Нынче слушали в соборе Петра грандиозное служение. Я был поражен. Сейчас сидим в кафе Греко, где бывали Байрон и Гете» ^[392].

В Помпее «поразили нас, — пишет В. Н. Муромцева-Бунина, — очень глубокие колеи при входе в этот мертвый город. В 1916 году 28 августа Бунин написал сонет „Помпея“:

Я помню только древние следы,
Протертые колесами в воротах.
Туман долин. Везувий и сады.

Была весна. Как мед в незримых сотах,
Я в сердце жадно, радостно копил
Избыток сил — и только жизнь любил.

После беглого осмотра Помпеи мы завтракали в ближайшем ресторане, и Ян стал говорить, что он хотел бы написать рассказ об актере, очень знаменитом, всем пресыщенном, съевшем за жизнь большое количество майонеза и под конец своих дней попавшем в Помпею, и как ему уже все безразлично, надоело. Рассказа он этого не написал, но в тот полдень он передал его мне живо, с тонкими подробностями» ^[393].

Девятого апреля (ст. ст.) Бунины вернулись на Капри, а 10/23 апреля уехали из Италии. В этот день Бунин сообщал Грузинскому: «Через час выходим из Неаполя на итальянском пароходе в Одессу (с заходом в Крит и Грецию). В Одессе будем 25-го (плыть целых полмесяца…)» ^[394].

На пароходе спутником Бунина оказался какой-то лицеист правых взглядов. Завязался спор о социальной несправедливости. Иван Алексеевич говорил:

«— Если разрезать пароход вертикально, то увидим: мы сидим, пьем вино, беседуем на разные темы, а машинисты в пекле, черные от угля, работают и т. д. Справедливо ли это? А главное, сидящие наверху и за людей не считают тех, кто на них работает. Как вы себе в этом не отдаете отчета?

Подружившись с моряками, мы везде побывали, куда обычно пассажиров не пускают.

Я считаю, — пишет Вера Николаевна, — что здесь зародился „Господин из Сан-Франциско“…

…На стоянках, после обеда, моряки приносили свои мандолины, гитару и вполголоса пели неаполитанские песни, а Ян имитировал тарантеллу и так удачно, что приводил всех в восторг» ^[395].

Девятнадцатого апреля (2 мая) «добрались до Сало-ник» ^[396] , — писала В. Н. Муромцева-Бунина А. Е. Грузинскому в этот день. Одновременно Вера Николаевна сообщила брату Всеволоду Николаевичу в Москву: «Мы благополучно стоим в Салониках, где мало-помалу все приходит в норму… В Константинополе будем через два дня. В Одессе надеемся 25 апреля» ^[397]. Прибыли в Одессу, видимо, днем позже.

С отъездом из Одессы Бунин медлил. «То ему хотелось побывать у Буковецкого, то на „четверге“, то нужно было повидаться с редактором газеты, которого в данный момент не было в Одессе. Но, конечно, он отлынивал. Я потом поняла, — пишет В. Н. Муромцева-Бунина, — ему не хотелось быть в эти торжественные дни в Москве (в 100-летний юбилей Н. В. Гоголя. — А. Б.). Могли его попросить выступить где-нибудь, а он терпеть не мог всяких публичных выступлений» ^[398].

По дороге из Одессы в Москву они остановились в Киеве, где были 4 мая. Бунин извещал Горького в этот день: «Только сегодня добрались мы до Киева, в Москве надеемся быть завтра» ^[399].

Из Москвы Бунин должен был вскоре отправиться в деревню, чтобы прожить там лето, но задержался. «…В Москве задержались потому, — писал он Куприну 22 мая 1909 года, — что шли у меня переговоры с одним богатейшим человеком, который втравливает меня в огромнейшее книгоиздание.