И когда с этой несчастной страны нельзя будет получить больше ни медяка, ни простой нитки, ни завалящего полудрагоценного камушка, он соберет все пожитки, кликнет верных гвардейцев, и только его и видели. И пусть тогда любезные соплеменники плачутся сколько им влезет — ему некогда. Его ждет волшебная жизнь где-нибудь в замке на берегу теплого моря в окружении идиллических лужаек, услужливых пейзанок, сладкозвучной музыки и старого, кружащего его далеко не старую еще голову, вина…
Перед мысленным взором Вранежа стыдливо, но зазывающее приоткрылись перспективы такой захватывающей дух неги и блаженства, что иначе, как надежно присев в мягкое золоченое полукресло, обтянутое малиновым бархатом, созерцать их не представлялось никакой возможности.
Градоначальник очень не любил, когда его обдуманные, намеченные и взлелеянные, как грядки в огороде, цели оказывались вдруг далекими от него и недостижимыми, как звезды в небе.
Но еще больше не любил он, когда его мирное любование этими целями прерывалось.
Вот, например, как сейчас.
— Здравствуйте…
— Это ты — Вранеж?
— Мы бы хотели с вами поговорить.
Высокие, красного дерева, створки дверей его кабинета распахнулись, впечатав медные ручки в не привыкшую к такому обращению дубовую панель, и на пороге возникли два гневных ангела возмездия[4] в обличии обычного парня и… и, кажется, еще одного парня, помоложе.
Когда на твоем пороге являются два воинственно настроенных незнакомца, лучший путь общения с ними — через прутья решетки.
— СТРАЖА!!! — без объявления войны взревел Вранеж так, что оконные стекла задребезжали, декоративные щиты и мечи на стенах завибрировали, пыль с портьер посыпалась полновесным пылепадом, огонь в камине нервно колыхнулся, а парень постарше вздрогнул и кинулся прочищать уши.
Младший же только неприятно улыбнулся и махнул рукой.
В кабинет вторглись, встали у него по бокам и замерли с мечами наголо двое невозмутимых верзил самой разбойничьей наружности.
— С-с-с… т-т-т… р… — попытался повторить свой призыв Вранеж, но младший парнишка его опередил.
— Вот стража, — с искренне наигранным недоумением повел он рукой, указывая на верзил. — Другой в здании нет. Мы проверили.
— А-а-а… г-г-где… м-м-м…
— Ваша — в надежном месте, — поспешил успокоить его маленький наглец. — В подвале, за решеткой. Правда, чтобы они там все могли с удобством разместиться, пришлось выпустить настоящих преступников — похитителей трех картофелин, сухаря, мешочка крупы и костей, приготовленных на ужин вашим собакам. Но зато им там теперь привольно и уютно — сыро, холодно и темно.
— Д-да как вы смеете!.. — обрел, наконец, дар речи градоначальник. — Да я — любимый слуга его величества царя Костея!..
— А я — его почти вдова, — любезно улыбнулся малолетний нахал, снял малахай и оказался малолетней нахалкой. — Значит, я — главнее. Если мы ведем разговор с этих позиций.
— А вообще-то мы пришли узнать, почему старики, калеки и беспомощные женщины с маленькими детьми не могут получить в Постоле еду, — разобрался со слухом и теперь преисполнился намерений разобраться с вопросами городской экономики второй юноша, суровый и вдумчивый. — И, извините, мы не представились когда вошли. Я — лукоморский царевич Иван, а это — моя супруга Серафима…
— А твой Костей умер, если тебя это волнует, — довершила представление и обзор новостей царевна.
— Умер?!.. Но он же бессмертный!..
— Никто и не говорит, что это было легко, — философски пожала плечами Серафима и медленно наставила на Вранежа палец, словно арбалет, несмотря на то, что на лбу у нее было написано, что ей с детства известно, что тыкать пальцами в градоначальников некультурно.
А, возможно, именно поэтому.
— Прохор, Захар — его градоначалие желает присоединиться к своим подчиненным в казематах.
— Но Серафима… — непонимающе воззрился на супругу Иванушка, и тут же получил простой ответ:
— Власть переменилась. В смысле, совсем. Вань, ты видел этот город, ты видел этих людей, и ты видел этих зажравшихся мордоворотов. И если у тебя есть другие идеи, мы обсудим их за обедом. Или за ужином.
Иванушка подумал над ее словами, согласно кивнул и ухмыльнулся:
— Значит ли это, что поездка домой откладывается?
— Боюсь, Иван Симеонович, что именно это это и значит, — неожиданно серьезно вздохнула царевна.
Быстрый осмотр продовольственных складов[5] показал, что еды в городе осталось крайне немного, и то если не роскошествовать, а потреблять ее в строго умеренных дозах, только чтобы от смерти.
— Что делать будем? — хмуро поджав губы, задала вопрос Серафима на пороге последнего склада, в котором были складированы, в основном, пыль и паутина.
Иванушка угрюмо пожал плечами.
— Можно послать гонцов домой, пусть снарядят обоз с хлебом и крупой. Только это сколько ж времени уйдет…
— Времени уйдет о-го-го, — согласилась царевна и задумчиво помяла подбородок, потом потерла переносицу, потом поскребла в затылке и это, кажется, помогло.
Идея появилась.
— А что, любезный, — обратилась она к сторожу, с подозрительным недоумением взирающему на то, как странные вооруженные незнакомцы только что отобрали у него алебарду, гвоздем открыли замок на воротах охраняемого им объекта, погуляли внутри и ничего не украли. — Сколько в городе сейчас живет людей?
— Да разве это жизнь!.. — отчаянно сплюнул он себе под ноги. — Придут холода — все передохнем, как мухи!
— Хорошо, спросим по-другому, — терпеливо качнула головой царевна. — Когда придут холода, сколько человек передохнут как мухи?
Сторож удивился такой постановке вопроса, открыл и закрыл беззубый рот, сосредоточенно похлопал глазами, выполняя, очевидно, с каждым морганием какое-то арифметическое действие, и, наконец, откашлялся и сообщил:
— Дак раньше было тыщ петьдесят. Не меньше. А сейчас тыщ восемь осталось, поди, и то ладно. Кого в армию загребли, кто с голодухи помер, али надорвался в руднике да в кузнях… А вы-то хто такие будете? Чево выспрашиваете? Какое вам дело? Сами вы не местные, что ли?
— Мы-то? — усмехнулась Серафима. — Мы — ваше временное правительство.
Глаза старика застыли на полумиге и стали медленно расширяться:
— Вы чего такого говорите, глупые!.. Вот стража услышит, али доброхот какой донесет — и костей ваших не найдут!
— Да не бойтесь, дедушка! Ваш Костей… Ваших Костей… нет, всё правильно… Ваш Костей умер. И вы теперь — свободные люди, — поспешил обрадовать сторожа Иван, но тот почему-то отнюдь не обрадовался.
— А хто ж теперь заместо его? — вместо радости испугался он. — Вранеж, не приведи Господь?
— И Вранеж ваш в тюрьме, — твердо решил донести все благие вести сразу до отдельно взятого сторожа Иванушка, но и это ожидаемого эффекта не возымело.
