Музыка и стихи, переплетаясь и дополняя друг друга, полились на головы и в уши внимающих недоверчиво, но жадно, недавних драчунов. И с каждой строфой неверие из глаз их улетучивалось, а рты раскрывались всё шире и чаще — то чтобы охнуть в изумлении, то хохотнуть над особо удачной строкой, то ухнуть, сочувствуя героям…
Кириан, оказавшийся в присутствии таких благодарных слушателей в первый раз за много дней, если не недель, купался во внимании и восторге. Перед протрезвевшим мысленным взором неизбалованной аудитории безвестный верзила в волчьей безрукавке медленно превращался в исполина, былинного героя, полубога, сошедшего со своего персонального облака исключительно с целью облагодетельствовать забубенные шахтерские головушки, благословляющей дланью своротив пару челюстей.
— А й…а… говорю… ш-што лютня… м-могучее…. м-могутнее… м-могучнее… м-меча…
— А й…а… говорю… пей…
— А й…а… говорю… й…а говорю…
Главный королевский лекарь звучно икнул, с грохотом опустил пустую кружку на стол и тупо уставился на нее.
Он только что что-то хотел сказать?..
Или нет?..
Или не он?..
Или не сказать?..
Нет, им же надо было куда-то идти… вроде…
Кого-то искать…
Зачем-то…
Фикус снова икнул, выдыхая сивушное облако, поморщился, и медленно поворачивая голову — глаза отчего-то в ней глядели теперь только вперед, будто приклеенные — обвел неподвижным взглядом сотоварищей.
Или собутыльников?
Или лучших друзей?..
Или… где-то я уже их до этого видел?..
— Крокус… Фокус… Покус… как там тебя… — бережно, но твердо легла на плечо медика немытая мозолистая лапа. — Ты эта… и в-вправду там… был?..
Вопроса знахарь не понял, но интуитивно почувствовал правильный ответ, и кивнул.
— И так всё и эта… б-было? Там? — не унимался интервьюер. — К-как мужики… г-говорят?..
Фикус не знал, как говорят мужики, и кто эти мужики были, и кому и что они сумели наговорить, когда и думать тут получается не лучше, чем танцевать на ушах, но снова, точно выписывая подбородком замысловатую фигуру, мотнул головой.
Мозги в ней как-то странно закачались и куда-то поплыли.
— Ну, ты эта!.. Г-герой!!!.. — восхитился голос за спиной, и к одной ручище с въевшейся под кожу грязью присоединилась вторая: — За это надо… в-выпить!
Доктор, понявший бесплодность сопротивления еще несколько часов назад, ухватился за ручку кружки, попытки с пятой — чисто случайно — умудрился попасть ей не в нового поклонника, а в его кружку, и рывком поднес свою тару к губам.
— В-выпить… — промычал он, засосал воздух, причмокнув, снова грохнул кружку на стол и заговорил, привычно и сбивчиво.
Они все хотели услышать это.
Так пусть слушают.
Так им и надо.
— Ты с-слышишь, ч-человек… Это… было уж-жасно… Они… здоровые… как… как… не знаю что… и тут я… с одним топором… и стетоскопом… наголо…
Вслед за выступлением Кириана компания их была вытащена из облюбованного ими тихого дальнего угла и пересажена с почетом за стол у окна, расчищенный отрягом с такой эффектностью. Виновник торжества, понуждаемый собственным конфузом и пинками товарищей, ретировался… А после этого каждый из воинственных еще десять минут назад шахтеров посчитал своим долгом если не посидеть рядом, то хотя бы выпить с кем-нибудь из них, похлопать восхищенно по плечу и задать какой-нибудь вопрос про битву в Арене, стремительно приобретающую окраску былинной эпичности даже в окосевших глазах королевского знахаря.
А поскольку артель на Седьмой Красногорской состояла из полутора сотен человек, половина из которых облюбовала в этот вечер «Скелет в шкафу», то мастер Фикус, пьяный, как первокурсник, с отбитым плечом и ретроградной алкоиндуцированной амнезией, моргал в неярком свете масляных светильников, точно впервые видел всё его окружающее, и непослушным заплетающимся языком рассказывал то, во что начинал уже верить сам.
Товарищи его вряд ли находились в лучшем состоянии: мировая с половиной артели атланских рудокопов — дело серьезное. А когда трактирщик, обрадованный бескровным исходом ссоры, спасением
