И дрогнуло тут женское сердце Серафимы. Но только собралась она пригласить окоченевающего миннезингера наплевать на этого драного ренегата и нырнуть под полог ковра, как солнце утонуло за линией горизонта, и в тот же миг лица застывших в кругу друзей озарились зеленым светом, ударившим из-под земли.
Люди в кругу охнули и непроизвольно отшатнулись, отворачиваясь и защищая глаза.
Сенька невзначай глянула на землю и присвистнула: все плато, насколько хватало глаз, было теперь покрыто не только россыпью камней всевозможных размеров и вычислениями Адалета, но и ярко светящейся золотистой сеткой, в ячейку которой не проскочила бы и мойва.
— Это сеть, про которую говорил Адалет! «Крест-накрест золотом расчерчено — ловить здесь Гаурдаку нечего!» — загорелись глаза у Кириана, а рука самопроизвольно потянулась к арфе — сочинять новую балладу, не иначе.
Не сводя напряженного взгляда с круга Наследников, за спинами которых снежная искристая дорожка теперь не просто текла — мчалась так, что огоньки ее сливались в одну широкую ленту — царевна дотронулась до сияющей сети. Пальцы ее прошли сквозь эфемерно-теплое нечто и утонули в пыли.
— Надеюсь, что
— Смотри, смотри, сейчас будет самое интересное! Я физию Анчара увидеть хочу, когда он поймет! — возбужденно прошептал менестрель.
— А я бы наоборот не хотела… — усмехнулась Серафима, но у творческих людей — свои понятия о границах разумного и достаточного, и бард, кряхтя и растирая затекшие и замерзшие конечности, поднялся и торопливо обогнул живое кольцо, чтобы оказаться лицом к ренегату.
А тем временем сияние, вырывавшееся из-под земли, всё увеличивалось в яркости и интенсивности, и уже не просто слепило — било по глазам, резало, кололо и кромсало, так что и Сенька, и бард вынуждены были прикрыть лица обеими руками, чтобы не ослепнуть. Окрасив шесть застывших в напряжении и зажмурившихся фигур в огуречный цвет, ядовито-зеленое свечение залило всё вокруг, придавая ландшафту пугающий налет нереальности и растворяя золотистые полоски защитной сети. Длинные черные тени раскинулись по сторонам, подобно лепесткам причудливого цветка. Обеспокоенная пропажей сетки, царевна наугад шлепнула ладонью по земле и впервые за минуту перевела дух с некоторым облегчением: ощущение мимолетной теплоты оставалось. Значит, сеть была на месте.
Простая идея пришла ей в голову, и царевна, оставив Масдая и отвернувшись, проворно переползла в ближайшую тень. Убедившись, что широкие плечи Олафа закрывают ее полностью, она обернулась к кругу и попробовала выглянуть из-под неплотно сжатых пальцев, но в то же мгновение всепроникающий свет заставил снова стиснуть веки. И поэтому всё, что ей оставалось, это отчаянно жмуриться, смахивать рукавом выступившие слезы и прислушиваться к происходящему.
Когда зеленый свет вспыхнул, топя окружающий мир в слепящем сиянии, Наследники и маг отшатнулись, руки их невольно дернулись к глазам, но закостеневшие от холода пальцы так просто было не разомкнуть — и живое кольцо удержалось.
—
Эссельте вздрогнула и ахнула: незнакомый теплый баритон оборвал крик мага-хранителя, словно заткнул ему рот.
—
— Кто… вы? — шепнула принцесса.
—
— Гаурдак?! — гвентянка почувствовала, как холодная волна ужаса окатила ее с ног до головы, заставляя дрожать коленки и руки уже не от холода.
—
— Н-нет, не пугают… — растерянно прошептала девушка. — Не везде… Кое-где уже не помнят.
Баритон меланхолично усмехнулся:
—
— Доброе имя! — внезапно выпалила принцесса, и сама испугалась собственной дерзости.
—
— Зачем бы им было врать?! — потихоньку взяла себя в руки гвентянка и перешла в наступление.
—
— Пожиратель душ, — холодно подсказала принцесса.
—
— Зато правда, — высокомерно проговорила Эссельте и вскинула голову, давая понять, что разговор окончен.
—
— И какая же у вас такая персональная правда, что отличается от правды Адалета и всех остальных? — обиженная обобщением за весь людской род, едко полюбопытствовала девушка.
—
— Символическую?! Душу у них высосать — это символическая плата?! — словно уличая завравшегося дурня, фыркнула гвентянка.
Баритон помычал страдальчески, точно от боли, и выдохнул:
—