Византия, и Хазарский каганат с центром в низовьях Волги были одинаково могущественны и опасны для государства русов, но политика балансирования киевских князей, приверженцем которой некоторое время оставался и Игорь, не приносила основательного успеха и не гарантировала безопасности и развития. Известно, что за год до своей нелепой гибели Игорь сделал, по всей видимости, окончательный выбор в пользу союза с Византийской империей. Он успел заключить соответствующий договор о взаимопомощи, и Ольга оказалась впоследствии очень старательной последовательницей политики своего мужа, что в том числе обеспечило ей политическое выживание в самый сложный момент становления в качестве первого лица государства. Княгиня продемонстрировала рвение как раз в завершении государственных начинаний своего мужа, а несколько позже сумела перенести сугубо военные и экономические преимущества дружбы с Константинополем на область культуры.
За этими, на первый взгляд, сухими достижениями лежал сложный путь превращения самой женщины, вынужденно оказавшейся у штурвала власти, во владычицу, сознательно управлявшую крепнувшей державой и заложившую основы создания новой империи. Ольге пришлось за очень короткий промежуток времени преодолеть довольно длинную дистанцию от женщины-подруги до женщины- отступницы, причем осуществить такое превращение не только сознательно, но и с предельной осторожностью. Ставкой была ее жизнь, жизнь ее сына, дело ее мужа и государственность Руси, к истокам которой ее бросил Его Величество Случай. Она, пожалуй, не собиралась взваливать на свои плечи бремя управления государством, но любой другой выбор мог означать не только удаление от дел ее самой, но и низвержение ее сына. Она взялась за эту задачу вынужденно, желая в начале пути лишь выполнить задуманное Игорем и передать власть подрастающему Святославу. Из-за этого женщина решилась отступить от уготованной ей эпохой роли и сыграть сомнительную партию на одном поле с мужчинами. К своей новой роли княгиня шла шаг за шагом.
Впервые отступничество Ольги отчетливо проявилось после гибели ее мужа князя Игоря. И до, и после нее в исключительно патриархальном славянском мире женщины, жены покормись «мужской поведенческой линии», тогда как сама Ольга отважно продемонстрировала способность женщины исполнять мужскую функцию главы государства и военачальника. В сложившейся ситуации ей необходимо было избрать максимально жесткую линию поведения, в противном случае недалеко было бы и до смуты. Согласно летописям древляне, злодейски убившие киевского князя, намеревались завладеть и киевскими землями, для чего их лидер князь Мал вознамерился жениться на теперь вдовствующей Ольге. Однако она сумела хитростью заманить большую группу делегатов князя Мала в ловушку и затем закопать их живьем. Более того, решив завершить дело отмщения, княгиня Ольга пригласила «лучших [чем прежде] мужей» для сватовства. Отправив их для начала в баню, княгиня приказала сжечь знатное посольство заживо. Ольга проявила изощренное коварство, обманув древлян и в третий раз, когда после совместного с древлянами осуществления языческого ритуала над могилой князя Игоря она бесстрастно велела уничтожить несколько тысяч древлян. Естественно, был уничтожен и сватавшийся к ней князь Мал.
Этими действиями был нарушен вековой порядок, устанавливающий и определяющий место женщины в обществе и государстве. Ведь до этого женщина лишь отождествляла собою очаг и землю, и завоевав, низвергнув врага, победитель должен был совершить ритуал низвержения и над женщиной побежденного. К этому и стремился князь Мал, пытаясь через владение Ольгой заполучить Киевскую Русь и утвердить, сделать легитимным свое завоевание. Статус мужчины-победителя, пусть и вероломного, вполне позволял это сделать.
Именно так поступил позже внук Ольги Владимир, когда после завоевания Полоцка силой взял дочь князя Рогволода (осуществив и акт сексуального насилия), а затем убил непокорного противника. Любопытно, что впоследствии Владимир имел от Рогнеды четырех детей (и среди них будущего Ярослава Мудрого) и над отношениями супругов не довлела тень убиенного отца. Фактически Владимир стал его замещением, и женщина, покорявшаяся воле отца, стала с такой же преданностью покоряться воле мужа. Примечательно, что эти действия были спровоцированы дядей Владимира и сыном того самого князя Мала, который после убийства князя Игоря возжелал киевскую вдову. Ему-то, мальчику по имени Добрыня, и девочке Малуше (матери незаконнорожденного крестителя Руси Владимира) благосклонно и сохранила жизнь княгиня Ольга. К слову, продемонстрировав чисто женские милосердие и мягкость, которые порой отчетливо обнажались в разные периоды ее управления Киевской Русью.
Таким образом, Мал действовал абсолютно в рамках традиции, а кажущееся вопиющим желание завладеть вдовой вероломно убитого князя было продиктовано двумя весомыми аргументами. Во-первых, он надеялся на извечную женскую покладистость и готовность подчиниться. А во-вторых, он спешил, ибо осознавал, что промедление может вызвать смену власти в Киеве и, соответственно, поход отмщения на древлян.
Как отмечал русский историк Николай Лисовой, в ритуалах низвержения заключался «отнюдь не эротический, а сакрально-политический характер» действа. А княгиня Ольга силою духа сумела разрушить ритуал приобретения власти и сохранила ее за собой в пользу своего трехлетнего сына. Ее решительные действия подстегивались присутствием в Киеве сильного варяжского окружения, и она вполне осознавала, что любая проволочка, любое сомнение в ее готовности отомстить за Игоря может оказаться той самой искрой, которая способна привести к государственному перевороту.
Несколько позже, уже с подросшим Святославом она совершила не менее жестокий завершающий военный поход на древлян, продемонстрировав во время кампании завидную военную хитрость. Как гласит легенда, договорившись с осажденными в Искоростене древлянами о снятии осады за передачу символической дани – по три голубя и три воробья, – она велела своим воинам привязать к каждой птице серу с трутом и сожгла город. Суровая княгиня Киевская совершила «свой ритуал», закрепив отсутствие прав на нее у древлян, и, наоборот, закрепив силой, «по-мужски» свое собственное право на эту землю. Некоторые более поздние историки, например Вадим Кожинов, настаивают на том, что многоактное и несколько театрализованное представление отмщения за гибель мужа было несвойственно женской природе Ольги, и бесчувственное истребление древлян явилось скорее требованием ее варяжского окружения совершить свойственное скандинавам жесточайшее возмездие. В пользу такого предположения свидетельствует и вся дальнейшая мирная политика великой княгини, а также довольно сложное маневрирование между интересами влиятельных варягов в самом Киеве. Скорее всего, это соответствует действительности, а эпизод отмщения лишь подчеркивает актерский талант молодой вдовы и способность женщины перевоплощаться. Хотя не исключено, что некоторые штрихи к представлению отмщения были дорисованы позже, когда создавалась целостная легенда о святой Ольге. Тем не менее, месть имела место, независимо от того, насколько она соответствовала природе самой княгини. Ведь в данном случае для нее окружавшие Игоря влиятельные варяги Асмуд и Свенельд были не менее опасны, чем восставшие древляне во главе со своим предводителем князем Малом. Поскольку княгиня олицетворяла новую власть, эта власть должна была прежде всего продемонстрировать силу, бескомпромиссность и решимость в борьбе с внешним врагом. Показав же варяжскому окружению Игоря способность с мужской жестокостью распоряжаться человеческими судьбами, она как бы закрепила легитимность власти и приобрела в глазах воевод определенный авторитет. Что касается мудрости и последовательности Ольги в деле влияния на государственное управление, то, забегая вперед, стоит отметить такой важный факт: если ее сына Святослава воспитывали варяги (и воспитали непокорным матери воинственным и непримиримым язычником), то внуков воспитывала она сама, при ней уже были исконно русские воеводы, например упоминающийся летописями Претич.
Формальная правопреемственность Ольги на княжеском троне вовсе не означала реального правления Киевской Русью. Едва ли не всеми реальными и потенциальными игроками наличие вдовствующей княгини у штурвала власти рассматривалось как временное и совершенно неадекватное ситуации явление. Для приобретения реальной власти, что, по всей видимости, являлось ключевой проблемой в новой жизни княгини, Ольга предприняла ряд поистине уникальных и не свойственных женщине шагов.
Во-первых, она достаточно ловко использовала подмену понятий, связанную с трактовкой своих действий. Было объявлено, что Ольга правит «от имени» своего малолетнего сына Святослава, что фактически воспринималось как регентство. Не просто предусмотрительно и верно, но единственно возможно было объявить о начале правления князя Святослава, что отчетливо зафиксировано в «Повести временных лет». «Женщины на троне» как будто бы не было, такого явления нельзя было допустить
