несомненно, следили за изменением политической ситуации в Европе, осознавая, что брак их дочери может рассматриваться прусской властью как достижение определенных политических преимуществ. Это стимулировало родителей принцессы к реализации таких шагов, которые в более поздний исторический период получили бы название успешного маркетинга и агрессивной рекламы. Действительно, родители принцессы настолько старались в продвижении интересов своей дочери, что уже к четырнадцати годам ее портрет странным образом, причем в глубокой тайне, попал в руки российской императрице Елизавете. Впрочем, в этих действиях не было ничего предосудительного, особенно если принять во внимание переплетение их личных, и в том числе родственных, интересов с интересами прусского двора. В конце концов, сам король Фридрих озаботился судьбой Софии, что можно считать, с одной стороны, результатом успешной деятельности ее родителей, а с другой – тщательностью и продуманностью работы двора прусского короля. Выдавая замуж принцессу, там рассчитывали на ее будущую лояльность в случае успеха предприятия. Таким образом, мимо внимания самой Софии не могла пройти необычная активность ее родителей и, тем более, внимание к ее судьбе со стороны высоких сановников, близких к королю. Так же, как и напоминания о ее возможной будущей роли не могли не возбудить волнения в девичьей душе. Они заметно усилили ее раннюю мотивацию к достижению такой, казалось бы, странной цели. Хотя это была традиционная женская роль, отводимая родовитым принцессам, ее выполнение означало для Софии не только оправдание надежд родителей, но и признание окружающим миром ее собственного успеха. Другое дело, осознанно оценить свои собственные перспективы девушка смогла уже в России, когда увидела неограниченные возможности этого полудикого и, несмотря на это, могущественного государства, оценила степень влияния императрицы Елизаветы и была ослеплена безукоризненным блеском роскоши российского высшего света. В ее душе проснулась ясная мотивация: она вполне осознала, ЗАЧЕМ ей нужно зацепиться за неполноценного наследника Петра и, вытерпев все унижения со стороны бездарного мужа, пережив злые интриги двора, уцелеть в высоком статусе великой княгини. Иными словами, любой ценой сберечь себя для более важной миссии, которая, может быть, откроет путь к непознанной душевной свободе. Пожалуй, уже в то время в глубинах души этой послушной девочки начали зарождаться противоречивые мысли и вопросы о том, на какое количество жертв должна пойти девушка, чтобы считаться в обществе благополучной.
Были еще дополнительные стимулы, толкавшие Софию в объятия черствого и инфантильного наследника российской короны. Заметно пошатнувшееся финансовое положение семьи неминуемо отразилось бы на благополучии принцессы в случае провала российского проекта, и она прекрасно знала об этом. Ее отец был к тому времени «битой картой» в политике и государственной жизни. Его неудачные попытки стать курляндским герцогом и возведение в прусские фельдмаршалы лишь благодаря родственному влиянию со стороны российской императрицы Елизаветы не могло не наложить отпечатка неопределенности и на будущее принцессы, которую тем более почти не замечали среди придворной камарильи в тех редких случаях, когда ей в юности выпадала честь посетить королевский двор. Юная особа, которой судьба вручила в руки козырный туз в виде шанса выйти замуж за великого князя империи, фактически оказалась меж двух огней: с одной стороны, сияла ослепительная звезда роскошного российского двора и внушительные перспективы колоссальной власти в богатейшей и могущественной державе; с другой – возвращение в неизвестность с очень туманными перспективами будущего и, не исключено, забвение среди обнищавших родственников в муках одиночества. София была живой, общительной и весьма честолюбивой – родители сумели внушить ей уважительное, но без самомнения, отношение к себе. Ее тонкая душа в один момент оказалась на грани между пропастью и множеством препятствий на пути к ложу Петра Федоровича. Лихорадка фрустрации и глубокие переживания происходящего в очень короткий промежуток времени сделали ее взрослой; ее зрение и слух обострились, ее актерский талант прорвался наружу в отточенных движениях масок, а ее воля – основной и наиболее важный элемент сплава этой юной души – породила стойкое желание победы над обстоятельствами. Именно вследствие этих причин один из поздних исследователей биографии Софии очень удачно назвал ее «принцессой-золушкой», что является точным отражением ситуации и положения Софии на момент отъезда в Россию. К этому удачному определению стоит добавить тонкое замечание историка Ключевского о том, что ей с детства толковали, что она некрасива, и это рано заставило ее учиться искусству нравиться, искать в душе того, чего недоставало наружности. Возможно, принцесса действительно испытала слишком мало родительской любви, что усилило в ней эгоцентричное тщеславное начало; осознав необходимость полагаться во всем лишь на себя саму, она не только стала самостоятельной с очень раннего возраста, но и отказалась от мысли дарить собственные искренние чувства кому бы то ни было. Забегая вперед, отметим, что ни собственные дети, ни многочисленные фавориты не вызывали у нее чувства любви. Она долго плакала, узнав о смерти отца, огорчилась из-за кончины матери (которую она почти открыто не уважала за склочность и откровенную бездарность), падала в обморок от вестей об уходе в мир иной того или иного фаворита, но глубинная мотивация этой скорби касалась жалости и любви к себе самой. Истинная любовь была чужда этой девочке, чьи мысли с детских лет занимал лишь голый расчет на собственное возвышение, которое станет преградой для ущемления самолюбия и так часто сдерживаемой в годы детства и юности свободы действий.
София начинала не с нуля – ее воспитательная база могла какое-то непродолжительное время удерживать ее на плаву. Хотя объективный экскурс в историю ее воспитания неумолимо свидетельствует о том, что родители дали девушке слишком мало для борьбы за выживание. Сама она проявляла мало интереса к учению и была скорее обыкновенной, не слишком избалованной девочкой, в меру впечатлительной, застенчивой и ориентированной на подчиненное положение в обществе. Более того, воспитание в крепости при одном из военных гарнизонов оставило в ней отпечаток строгой дисциплины и обязательности, что с годами трансформировалось в качество характера. А необходимость целовать край одежды высокопоставленных посетителей или посетительниц родительского дома не вызывала внутреннего сопротивления, укрепляя готовность исполнить традиционную женскую функцию. В своих «Записках» много лет спустя она откровенничала по поводу отсутствия мотивации к учению в детские годы – черта, свидетельствующая о некой «нормальности», поскольку свойственна подавляющему большинству детей. Впрочем, некоторые из ее учителей старательно пытались восполнить брешь: к моменту отъезда в Россию София сносно владела письмом и не особо путалась в дебрях литературы, проштудировав все популярные для того времени комедии и трагедии. Она с детства воспитывалась на жестких пуританских правилах, что было совершенно необходимо для положения принцессы, а позже, по достижении высшей власти, тайком от всех окружающих всячески изгонялось из закостенелой души. В моменты же высшего напряжения нервов пуританские каноны сослужили Софии добрую службу, предопределив ее необыкновенное терпение, выносливость в неблагоприятных обстоятельствах и доброжелательный настрой по отношению к людям.
Все же главные качества ее души проявились в период гнетущей неопределенности. Время работало на нее, и она воспользовалась им сполна, не потеряв ни единой минуты. На ту работу, которую София проделала за первые полтора года в России до официального бракосочетания с Петром, у человека со средними способностями уходит от десяти до пятнадцати лет. При этом она вдруг обнаружила, что в каждый момент своей реальной жизни находится на сцене, на которую с интересом и любопытством взирает великое множество глаз: пытливых, хитрых, злых, понимающих, осуждающих и боготворящих. С поистине странной для пятнадцатилетней девушки сосредоточенностью София начала гигантскими темпами осваивать русский язык. Еще более тщательно, с какой-то остервенелой яростью девушка впилась в изучение канонов православной религии, и особенно различий между православием и лютеранством. В отличие от своей матери она смекнула: без принятия православия победа недостижима; а раз так, надо лучше узнать то, с чем придется жить всю жизнь. Зная его ближе, его можно понять и принять, а затем, может быть, проникнуться и полюбить. Через некоторое время София заявила, что видит слишком мало различий между религиозными правилами для того, чтобы это могло препятствовать принятию ею православия: шаг, который сразу расположил к молодой принцессе императрицу. Более того, когда девушка неожиданно серьезно заболела, то сама попросила прислать к ней православного священника вместо лютеранского пастора – даже находясь в нескольких шагах от бездны, София сумела использовать ситуацию, позаботившись, чтобы о ее неординарном поступке узнало как можно больше людей из окружения Елизаветы.
Чем больше немецкая принцесса занималась своим вынужденным самообразованием, чем сильнее
